Морис 4

[Key Lo]

Фраза дня: 
"Голова Кортеза не кроссовок, между ног ее не зажмешь. "
Я прочитала ответный пост соигрока  четыре раза подряд. Утром повторила... И поняла что не знаю как ответить. Мне дали направление действий. И приблизительно,о чем говорить.. Но я поняла, что просто отвечать на фразы, это видоизменение моего предыдущего поста. Я мозг сломала, пока думала как это продолжить, но я сделала..
Главное, соигрок нашел, вычленил и отреагировал как надо на ту самую фразу дня

—Кофе. И покрепче. Мне сейчас не помешает.— Эмиль изволит шутить и насмешливо вскидывает руки. —Не двигаюсь. Я неподвижен как изваяние на фронтире собора Святого Петра.

 

—Сомневаюсь, что хоть одно изваяние на том соборе вскидывает свои конечности,— бурчит Морис, абсолютно не думая над тем, как к этому отнесется его гость.

 

Ему, как всегда не оставляют выбора, ставят перед фактом... Тоном, с которым и не поспоришь. Конечно, Морис Маккензи рад поплыть по течению. Но не настолько упорот, чтобы делать это слепо.

 

Зашить его затылок самому, да ладно? Этот Эмиль Кортез шутит слишком нехорошо...

 

Весело ему, видите ли... Виделись раньше такие весельчаки. Башкой приложились, потом неделю из больницы убегали, а итог печален... Воспаление, сепсис... Гроб. Поплакали и разошлись. Начерта на такое самому напрашиваться? Еще и его, Мориса на такое действие подбивает. Это ж что, потом ходить с мыслью умрет, не умрет? Хоть бери и действительно штопай и атибиотиками сходу запаивай, чтобы не маятся, что не помог.

 

Н-да... А на антибиотики нужны рецепты.

 

А Морис ведь даже не врач... Только сын, и не хирурга, а педиатра.

 

Открыв шкафчик, не глядя потянул банку с кофе, густую не совсем утонченную робусту. Привычно засыпал в турку молотые зерна. Поверх выложил мед и пряности. Перец, гвоздику, корицу и кардамон, кориандр... Будет очень крепкий и бодрящий кофе... Тонкой струйкой влил кипяток, методично вытапливая мед, превращая его из густого куска в тягучую золотистую патоку.

 

— Хочешь заказать еды, так заказывай. Я не против. Да и отказыватся от дармового перекуса точно не буду,— пожимает плечами Морис, помешивая смесь ложкой и ставя турку на медленний огонь. Пусть настаивается, мелко побулькивает. Минут пятнадцать. Успеется этого мексиканского шутника залатать...

 

Мысль будоражит и раздражает до такой степени, что даже считать не хочется. Морис пытается найти в этом нечто хорошее. В конце-концов собранное раздражение лучше словоохотливого страха и растерянности, смущения.

 

—Насчет мяса с кровью для пса, я не уверен. Ты сам сказал, парень уже успел налакаться. Как бы, по итогу, мы вместо поговорить не маялись собачьим желудком.

 

Он знает о чем говорит. Мелкая псина разборчивостью в жратве не страдала. Тянула в пасть все. И от того потом можно было по долгу оттирать полы и мебель от собачей рвоты и поноса. Благо, в двадцать первом веке есть выездные химчистки. Но даже так, настроения на такой променад нет. Абсолютно.

 

Накрыв турку крышкой, повернулся в сторону послушно замершего Эмиля и тяжело посмотрел на его рассеченный затылок.

 

Придурок из прошлого припомнился крайне живо. Прикольный был малый, однокласник, правда, глупый. Дурной сосед... Отец потом долго впаривал Морису на чужом примере как поступать не стоит. Речь ложилась в хорошую почву... Поверх свежих воспоминаний, траурной кутерьмы и чужих похорон.

 

А у Эмиля снова набухала кровь... Вроде и свертывалась, вроде и намного медленнее, но, после кофе будет течь сильней. Это уж точно. Легкой обработки перекисью недостаточно. Черт.. Надо было хлоргексидином... Знал бы Морис что придется штопать гостя самолично, обеззаразил бы им...

 

Телефон зазвонил. Эмиль повернул голову в сторону телефона, а Маккензи лишь закатил глаза.. Ну да... Что и следовало доказать, течет.

 

Потянул со стола телефон и, збив звонок, пояснил:

 

— С работы, отвечу и сейчас приду, а ты не двигайся… Руками тоже не двигай. И собаку на колени не пускай... Пальцами в рану не лезь.. Ты пса гладил... Или хотя бы сначала спиртом оботри...

 

С этими словами выудил баночку спирта из холодильника и поставил на стол.

 

Если ему что-то и сказали в ответ — Морис не услышал.

 

Отзвонился на сброшенный звонок лишь выйдя в коридор.

 

— Да, — выплюнул, почти не вслушиваясь в речь коллеги. Ноги несли в гостиную. Там в одном из шкафчиков спрятаны иглы. Еще один трофей, оставленный бывшей пассией. Коробка тяжелая, металическая, разрисованная купидонами. Морис в нее даже не посмотрел, и так знал что там, до мельчайших деталей. В мозг тем временем врезается чужая речь. Отпрашиваются, опять, когда надо подгонять все квартальные отчеты к итогам. Это сейчас ноябрь, дальше декабрь и новый год. Скоро браться за годовой, и куча лицензий с истекающими строками, надо обновлять... Издевательство. Так словно уикенда ни на что людям не хватает.

 

—Слушай… Это даже не серьезно, ты брал отгулы на прошлой неделе и позапрошлой и, все еще не отработал. Ты стал слишком хитроумным , человек. Стоматология вещь круглосуточная и прием не занимает двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Рассказывай эту чепуху кому угодно, но не мне. Отчет по обновленным лицензиям — не сдашь, значит не едешь. Я надеюсь ты услышал.

 

Сам не замечает, как говорит это стоя уже в кухне. Мелкий шкодник попробывал запрыгнуть на ногу, а Морис уворнулся и не глядя ткнул коробку на стол. Лязгнул ей.

 

— Не сейчас, блохастый, жди…

 

Телефон осторожно поставил на подоконник. На беззвучный режим. Звонков на сегодня уже хватит. Решаемые проблемы, которые почему-то у всех стоят колом — надоели. Впервые за четыреста семнадцать дней.

 

Вдохнул-выдохнул.

 

Эмиль Кортез... Штопка...

 

Гость сидит почти в той же позе, в которой его оставили. Чуть сдвинулся, чуть повернулся, наверное опять трепал по загривку пса. Или вслушивался в Морисов разговор. Или просто осматривался. Сидеть на чужой кухне и пялится в стену тоже занятие из малоприятных. Маккензи точно бы встал и все осмотрел... Посчитал, примерился, оценил.

 

Брить Эмиля, не брить? Лучше бы слегка сбрить... Но елозить одноразовой бритвой по открытой ране... Морис нахмурился. Где-то у него лежала опасная бритва. Кажется, во втором ряду нижнего ящика... В ванной. Наверно она будет удобнее одноразовой.

 

— Придется тебе слегка затылок сбрить. Сейчас, принесу бритву, что-то сразу не подумал, — бегло поясняет он, ловя на себя взгляд Кортеза и быстро удаляясь.

 

Морису кажется он не идет, а мечется. И старается не думать. Бритва находится быстро. Обычная, самая распространенная, с острым лезвием в восемь сантиметров длиной. Маккензи держит ее привычно и легко, пока моет и обеззараживает.

 

А вот стоять с ней не напротив зеркала, а чужого затылка — абсолютно ново. Он перехватывает ее легко, крутит, примеряясь.

 

Эмиль косится на бритву, словно увидивший чужака дворовой дичалый кот. Словно прикидывает, вероятность что его прирежут. Хотя нет, это Морис бы об этом подумал бы... Но, Морис не Кортез, он бы к врачу поехал, однозначно, а не говорил штопать первому попавшемуся проходимцу. Это не нормально.  Мысль прокрадывается по плечам ненужной дрожью. Но дрожать нельзя. Не сейчас.

 

— Отвернись же, я не лицо буду брить... — Возмущается и тут же тихо признется: —  Ты мне просто не оставляешь выбора, Эмиль. Я бы рад тебя свозить к врачу, —  осторожно прикасаясь пальцами к затылку мужчины и вынуждая его чуть склонить голову. — Но реальность в том, что я не смогу затащить тебя туда насильно, не та весовая категория. Так что тешься, я внял и содействую неосторожной просьбе.

 

Тихо, невпопад болтая, начинает свое не хитрое действие. Левой рукой слегка втирает гель для бритья вокруг рассечения, чтобы кожа не была совсем сухой, а потом начинает вести бритвой, зажатой в пальцах правой. Действие успокаивает. Можно даже шутить. Но шутки все равно выходят нервными.

 

— Надеюсь, я тебя случайно не прирежу. Тебе, главное, лишний раз не вертеться... А то мало ли, ты обернулся, пес сзади прыгнул. А у меня нож в руках... Считай это серьезной угрозой.

 

Лезвие скользит по коже легко, безжалостно срезая чужие волосы под корень, обнажая бледную не загорелую кожу. Морис старается не задевать кончиком распахнутые сочащиеся края кожи. Сжимает губы, чтобы просто молчать и не отвлекать сам себя... Мелкий квадрат кожи получается аккуратным. Разверзнутые края раны, вбирают в себя все внимание.

 

— Твой стилист не будет в обиде, за мои новшества? — Тихо интересуется Морис. — Мне бы такая деталь в прическе не понравилась. Эдакое веселое дополнение к принцессе Каденс, с намеком на трепанацию... Креативненько. Короче, можешь дышать. Брить закончил. Сейчас буду шить.

 

Выставив на стол мелкое блюдце, молча плеснул в него спирт. Извлек из коробки контейнер поменьше с швейными иглами. Растерянно осмотрел нитки, думая над тем брать нейлоновую или хлопчатобумажную, примеряясь к их плотности...

 

—Может... Лучше даже леску, — неуверенно кивает он сам себе. — Я не в курсе что лучше, но она не гигроскопична, а значит не впитает кровь, сукровицу, возможный гной и бактерии...

 

Тонкая длинная игла из набора номер двенадцать не сразу поддается, и все же Морис проталкивает в нее кусок лески...

 

Эмилю Кортезу чертовски повезло, что отец Мориса — врач, и о первой помощи Маккензи что-то да смыслит.

 

— Выпить у меня нет, есть порошок от зубной боли. Так что готовся терпеть, Эмиль. И, если ты считал, что я буду отнекиваться, то зря.

 

Игла утопает в блюдце со спиртом беззвучно. Морис даже не пытается искать встречи с глазами подобранного в подворотне человека. Просто моет руки с мылом в кухонной раковине...

 

Отец говорил, что в таких вещах нужна стерильность. Главное, не наколоть собственные пальцы иглой и не залить нового знакомого собственной кровью.

 

Леска вяжется в узел из вон плохо. Тонкая бисерная игла наоборот втыкается в кожу словно для этого предназначена. Увы, гнется под пальцами, словно проволока . Главное не сломать. Это злит... Морис абстрагируется... Он не знает что делать... И все равно делает, накладывает стежки, переживает не сломать иглу, стягивает края раны. Это наверно болит. Скорее всего. Но Кортез сидит ровно и не дергается, даже не шипит, хотя мог бы...

 

Некстати вспоминается как такими же иглами Лолли штопала свои любимые кроссовки. Ей не нравились толстые иглы. Подавай тонкие, острые и ломкие. Она зажимала кроссовок между своих ног и если игла ломалась, то брала в руки круглогубцы, ухватывала за обломок иглы и тянула. У нее были вечно исколоты пальцы, от чего их подушечки были шершавыми как наждачка.

 

Увы голова Кортеза не кроссовок, между ног ее не зажмешь. Разве попросить его чуть прогнуться в спине.. Выпятить затылок...

 

Но Маккензи не просит, просто надавливает рукой, винуждая его подставлятся под иглу.

 

Пять ровных стежков ложатся быстро. Морис быстро завязывает леску, мысленно матерясь на то, что она не хочет вязаться. Обрезает бритвой лишнее. Опять обрабатывает, теперь уже мазью от воспалений и накладываеет поверх бинтовый тампон. Приклеивает лейкопластырями.

 

Рука подбадривающе хлопает Эмиля Кортеза по плечу.

 

— Молодец. Закончили. Кофе готов, сейчас налью.

 

Кружки наполняются ораматным напитком быстро. Маккензи с опозданием осознает, что его просили обычный кофе, а не то варево, что он обычно ваяет... Увы,  есть то, что есть. Если Эмиль Кортез не захочет — пить не будет.

 

Сев напротив и дует в свою чашку, остужая.

 

—У тебя есть где ночевать? К кому пойти? Отэль, вещи, квартира?— на полном серьезе интересуется он. —Рассечение не глубокое, было бы глубже, вряд ли ты бы сидел. Но... Мой отец сказал бы что за тобой надо понаблюдать. Вдруг температура, головокружение, или еще чего. Боли... Надо проконтролировать.

 

Морис смотрит на мужчину внимательно, пытаясь сообразить, правильно ли его поняли? Верно ли?

 

Собственное, едва оформившееся в слова предложение удивляет самого себя. Но в конце-концов Маккензи не самообманывается. Он бы переживал, выставляя сейчас иностранца за дверь. Он бы не простил себе, если бы после всего произошедшего, этот человек свалился где-то на полпути, или с температурой... Или еще чего.

—Я спрашиваю абсолютно серьезно, Эмиль.