litnet.com/ru/book/kodeks-xranitelya-b198819
fulllib.com/book/2453
ficbook.net/readfic/7295115\
Название: Кодекс Хранителя
Автор : Я личной персоной, Екатерина Лылык
Жанр: Фэнтези. Магическая академия, становление героев, смерть персонажей, интриги, борьба с врагом
Аннотация:
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.
Глава 44
Глава 44
Матрас застыл буквально в полуметре от земли, провалившись сквозь заклинание левитации, словно через дыру. Вцепившиеся в него мертвой хваткой феи же застряли в заклинании и теперь шумно хватали ртами воздух, явно от испуга и адреналина.
Хадиса медленно опускала ладонь, а вместе с этим нехитрым действием крылатая парочка оказалась на земле без особого вреда своему здоровью.
Свет в их комнате вспыхнул, и феи тут же нервно затрепетали крылышками.
Похоже, времени на размышления не было. Подхватив матрас с четырех сторон, девчонки двинулись вдоль стены, а после и вовсе направились в сторону «парка». Их никто не останавливал, хотя некоторые и косились: мало ли, для чего им нужен матрас, не труп же...
* * *
Дверь открыл староста факультета хранителей семейного очага. Включив свет и пропустив коллег внутрь, он в задумчивости осмотрел помещение. Сканирующее заклинание Хранителя показывало равномерность энергетических потоков. По крайней мере, оно показывало крепость их структур везде, кроме крыши корпуса, принадлежащего инженерному факультету. Именно там и обнаружилась странная находка. Встретить схожие нарушения энергетических структур в комнате новеньких послушниц стало слегка неожиданным моментом проверки. Староста словно взглянул со стороны на кротовую нору, прорвавшую энергетические пласты вдоль комнаты, и от этого становилось слегка не по себе.
— Ничего, — выдала староста медицинского.
— Амагических структур не обнаружено, — тоже покачала головой представительница артефакторского. Парень с инженерного что-то подкрутил на своем шлеме, и бинокуляры, звонко вжихнув, удлинились:
— Остаточные тепловые следы, не более, — глухо раздался его голос из-под шлема. Антенны на голове зашевелились, и парень недовольно фыркнул. — Пять источников тепла. Похоже, кто-то долго прятался под кроватью. Вуайерист хренов. У вас за такое разве не исключают?
Вопрос остался без ответа. Представитель Хранителей даже не думал отвечать на него, все его внимание сосредоточилось на адепте, явно увидевшем что-то.
А Рубин тем временем, наложив поверх глаз мерцающую иллюзию, дабы вопросов по поводу его предвзятости не возникало, задумчиво вытащил из кармана горсть орешков и начал поочередно забрасывать их в рот, методично жуя. Взгляд его глаз, светящихся красным, лениво полз по комнате, выхватывая детали. А ведь было на что смотреть и без заклинаний: учебники лежали на полу, возле кровати, словно кто-то сдвинул целую стопку ногой; плохо застланная кровать, из-под одеяла которой виднелся голый матрас без простыни; слегка сбитый в сторону коврик, заломленный у ножек стола, будто что-то волокли по нему к распахнутому окну. Торчащий из трещины на подоконнике длинный волос был красноречивее всего остального. Однозначно девичий. И явно принадлежащий фее. Не крыло, конечно, но сойдёт.
Забросив в рот последний орешек, Рубин бесцеремонно выглянул в распахнутое окно и заметил четверку, убегающую в сторону лаборатории Ананьева, хотя вряд ли их натужное сопение над огромным свертком можно было назвать быстрым. Выглядело забавно. Мысленно послав им вдогонку следилку, Рубин незаметно снял с подоконника волос и обернулся.
— Я, конечно, знал, что Хранители — те ещё задницы, но то, что они ещё и неряшливы... — выдохнул он, демонстративно надув пухлые щеки. — Сквозь такой бардак не то чтобы энерго-структуры — следов преступления не заметишь.
Раздорец стрельнул глазами в будущего Хранителя и криво усмехнулся: хмурое лицо послушника вытянулось от удивления. Посыл послушник понял правильно: ему только что предложили соврать. Совладав с собственным выражением лица, парень хмыкнул и жестом указал на дверь, приглашая всех на выход. Обескураживающий вопрос раздорца остался без ответа и спокойно ждал до момента отчёта.
Трахтенберг мог хоть до посинения сверлить его взглядом, но говорить, а тем более подавать какие-либо знаки, староста хранителей не был намерен. Так они и вышли из комнаты, молча прикрыв за собой дверь.
* * *
Пробраться в лабораторию Ананьева оказалось не так уж сложно. Сначала вниз спрыгнула Хадиса, после феи опустили туда Ррухи, и только тогда пришел черед их ноши. Помня о странных свойствах предмета, Хадиса пыталась удержать своей магией именно тела фей, и даже при таком раскладе она чувствовала, насколько тяжело дается это нехитрое действие.
Вопросов насчёт странного свёртка с каждым мигом ставилось все больше. Он не отталкивал магию, он проходил сквозь нее, словно брошенный в воду камень, рассекая ее плотность на раз.
В лаборатории было темно. Вода хлюпала под ногами, неприятно обволакивая щиколотки, проникая в обувь и делая ее тяжелой и неудобной. Света, льющегося с поверхности, было недостаточно. Однако Хадису это не сильно волновало. Она прошептала заклинание и повела ладонью. В одночасье все поверхности помещения стали ярче, давая возможность спокойно ориентироваться в пространстве. Один лишь свёрток черным пятном лежал на операционном столе, мозоля глаз.
Сестры тяжело дышали, внимательно следя за неожиданными помощницами. Это немного обескураживало: ведь не первый год были вместе.
— О, каталка, — обрадовалась Ррухи, нарушая их общее молчание, словно ничего не случилось. Дернув Хадису за руку, она ткнула пальцем в сторону стола на колесиках. — Я слышала, здесь трупов немерено, значит, морозилка есть. Давай туда эту плюшевую дурынду...
— Нельзя в морозилку, — тихо вздохнули близняшки, и их крылья синхронно поникли. — Живая она...
— Что-то мне резко поплохело, — нахмурилась Ррухи, смотря на заботливо окутанный простыней обьект. — И чем эта "она" является?
— Куколка это, — ещё тише выдохнули близняшки, нервно переглядываясь друг с другом.
— Позже объясните, — наконец вынесла свой вердикт Хадиса и молча подкатила к столу каталку. — Спрячем куколку, ну а после поговорим...
За их спинами неожиданно раздался лязг. Словно кто-то со всей силы ударил по металлической поверхности.
Напряжённо собравшись в кучку, девушки привычно спрятались за Хадисой, всей гурьбой вглядываясь в черный дверной проем, откуда донёсся звук. Тишина обволакивала их еще пару мгновений, покуда звук не стал ритмичным и напористым.
— А мне вовсе не страшно, — выдохнули близняшки.
— И потому вы за спиной подружки спрятались, — фыркнула волчица.
— А сама что? — Феи вновь скатились в синхронность. — Смотри, хвост с испугу потеряешь!
Хадиса закатила глаза, призывая себя к спокойствию. Звук повторился, теперь в удивительном, нарочито медленном ритмичном темпе. Увы, отравленный ее собственной силой мозг диктовал странную картину, ставшую причиной звука...
Удары не прекращались, Кирин, тихо хихикнув, прикрыла рот ладошкой, пытаясь взять себя в руки.
— Ты что, смеёшься? — удивились сестры.
— Да так, представила кое-что несуразное... — прошептала она, а после обернулась и ухватилась за простынь, которой была обмотана так называемая «куколка». Ей живо представилась внутри ещё одна фея, иной причины столь скрытного поведения подруг она не видела. Да и, откровенно говоря, не хотела видеть.
— Давайте на каталку ее, что ли… Заодно глянем, кто там ломится...
* * *
Дно бреши непривычно пружинило под ногами, дрожа и слегка прогибаясь. Наросты пульсировали, полупрозрачные стенки слегка изгибались, и казалось, что ты пробираешься не по энергетической структуре, а по живой ткани. Вот только не понятно, в качестве кого они по ней продвигались: в качестве белых телец или же вирусных организмов.
Дыра действительно расширялась, и чем ближе двое мужчин подходили к выходу, тем больше было наростов. И когда они лопнут, все порожденные создания бросятся туда, где больше пространства. Глаз встретил их на полпути. Лёжа на боку, если так можно высказаться о парящем объекте, он медленно вращался, осыпая белоснежными лучами все вокруг.
Прислонив рюкзак к вибрирующей стенке, Звездунов в который раз осмотрелся. Дождавшись, когда Ананьев зайдет ему за спину, он выбросил правую ногу вперёд, левой упираясь в упругий настил. Его позиция была устойчивой, и Ананьев даже немного подивился тому, с какой педантичностью Звезда готовился к своей очередной «песне». Вытянув руки перед собой, Октопус сложил вместе большие и указательные пальцы. Его гортанное пение снова ударило по ушам. Энергия колыхнулась, обдав колючим ветром. Тело под давлением начало сдавать назад, несмотря на предпринятую стойку. Ананьев, прикрывшись лёгким энергетическим щитом, смотрел на происходящее с лёгкой ленцой, ни капли не удивляясь. А тем временем ладони Хранителя слегка засветились, а после вокруг них заклубилось очередное Нечто, взирая вокруг десятками фасеточных глаз и выбрасывая свои щупальца к стенкам бреши. Закрепившись, живой энергетический щит начал наращивать массу, медленно поглощая свободное пространство. Вскоре ход назад был полностью закрыт, отрезая обоих мужчин от Академии и транспорта.
Ананьев наблюдал за действиями коллеги молча, а когда пришел его черед действовать, ударил по живой сущности проклятием. Темная сила послушно впиталась в существо и подчинила его изнутри, заставив замереть. Пространство вокруг них завибрировало сильней. Полупрозрачные стенки медленно поплыли по созданному щиту, поглощая его и не давая сдвинуться с места. Через четверть часа брешь можно было считать заделанной. Все, что проклюнется изнутри аномалии, вскоре сгинет... А вот то, что осталось здесь... Ананьев невольно обвел глазами объем работы. Пока наросты не лопнули, стоило основательно подготовиться.
Пока Анонис был занят, Октопус успел нарисовать на нескольких наростах магические печати усиления. Теперь эти яркие магические закорючки красовались круглыми узорчатыми боками. Наверное, не зря их все же печатями начали называть. Это должно было в итоге не дать наростам лопнуть. Хорошая тактика... Но Раздорец привык действовать иначе. Его вымораживающее проклятие тонкими черными строчками ложилось на белесую поверхность исполинских гнойников. Что бы ни вылезло отсюда, оно издохнет за считанные минуты. Октопус в его работу не совался, продолжая заниматься своим милосердным делом...
* * *
Ящик был узким и высоким. И если бы не пыльная тряпка, уткнувшаяся в нос, можно было бы с уверенностью сказать, что это гроб. Честно говоря, в первый миг Горр так и подумал. Однако, привыкнув к темноте, он быстро нащупал босыми стопами как перекладину, так и вешалки, которые спустя пару неаккуратных взмахов ногами упали ему на лицо... Шкаф был узким и не располагающим к маневрам: Горру только и оставалось, что стоять на собственных плечах, более-менее приемлемо повернув голову в сторону, да лупить кулаком в запертую дверь.
На тот момент, когда дверь отворилась, он успел помянуть поименно все злые и все добрые лица Многоликого, и даже безликих Хранителей вообразил в лицо...
Хадиса, смело открывшая дверь, икнула, выпучила глаза и вновь ее захлопнула... Следующими дверь открыли близняшки, заржали, попросили потерпеть и снова дверь закрыли, угорая и вспоминая дубинку тролля.
Горру тоже хотелось посмеяться и похлопать дверью с другой стороны. Но тело затекло, и сам он выбраться, увы, не мог. Наконец дверь открыла Ррухи, оценила вид Горра по достоинству, закатила глаза к потолку и назвала всех дурами и ненормальными. В итоге девчонки вытаскивали его затекшее тело всей гурьбой и даже заботливо выдали простынку.
Глава 45
Глава 45
Часы показывали полдвенадцатого ночи, когда в дверь личных апартаментов Эвересты Борин постучали. Стучали долго и со смаком, поэтому успевшая заснуть женщина несчастную дверь все же отворила. За дверью стоял мужик в форменной одежде боевого мага из свиты принца. Одет он был, правда, слегка неряшливо. Сорочка расстегнута у ворота, пятно на штанах, к тому же явные признаки стояка.
— Чего надо? — наконец выдала Борин, кутаясь в махровый халат и сверля огромного мужика сквозь полуопущенные веки.
— Нам бы настойку от проверки... — замялся мужик.
Подвиснув от такой формулировки, Эвереста поняла, что остатки долгожданного сна начинают с нее слетать.
— Четко, понятно, по уставу! — басовито гаркнула она, щуря сонные глаза.
Мужик от неожиданности резко выпрямился, отсалютовал и сразу начал чеканить понятными формулировками:
— В связи с текущей проверкой учащихся на устойчивость перед ментальными атаками эротического характера прошу выделить личной охране его высочества Максимилиана Дрейка средства для противостояния ментальному воздействию в количестве шести порций! — выпалил мужик и чуть тише добавил. — Пожалуйста...
Бабу им бы, по-хорошему. Вот только где здесь шесть сговорчивых баб найдешь?
— Могу одну овцу выделить, — без зазрений совести предложила Борин, наслаждаясь произведенным эффектом. — Хорошая овца, молодая, нерезаная... В стазисе второй год лежит, повара обслуживает. Хочешь?
Мага перекосило, а женщина с удовольствием захлопнула перед его носом дверь, в последний момент выхватив из сужающейся щели клочок ночного неба. Пробежавшуюся по нему рябь она узнала бы из тысячи. Прорыв начался. Бросив ещё раз взгляд на часы, стрелки которых неумолимо ползли к полуночи, Эвереста быстро переоделась в удобный костюм, сунула ноги в высокие каучуковые сапоги и вышла на улицу. Маг стоял там, где его оставили — на пороге, и явно был занят мыслительным процессом.
— Чего грустный? Овца на шесть не делится? — широко улыбнулась она, запахивая жилетку. Объёмная грудь прятаться под тканью не желала, протискиваясь наверх, словно два переспелых фрукта. Впрочем, Борин никогда не обращала на такие мелочи внимания. Мужчина тем временем скрипнул зубами, а Эвереста лишь посмеялась над его попыткой не ляпнуть лишнего.
— Иди за мной, будет вам... настойка.
Мужик покорно двинулся следом, не выпуская из виду ее покачивающиеся при ходьбе бедра. Эвереста кожей чувствовала его липкий взгляд и шумное дыхание наряду с наполнившим ночной воздух звенящим напряжением. Чёрный зев небосвода продолжал исходить рябью. Убывающая луна колыхалась, словно отражение в воде. Студентов не наблюдалось. Судя по времени, проверка, организованная старостами, должна была завершиться.
Дойдя до центра бывшей площади, Эвереста встала в одной ей известной точке, ничем не выделяющейся из общей картины, и внимательно взглянула вверх.
— Отойди, парень, и не дыши в затылок, — беззлобно обратилась она к неожиданному провожатому, взгляд ее при этом все так же выхватывал детали из черного, слишком низкого неба. — И постарайся не дёргаться. Я буду работать ровно пятнадцать минут.
А после привычно вскинула руку над головой и зашептала. Голос ее скатывался в протяжные ноты, низкое гудение вперемешку с исключительно тонким и тихим фальцетом. Это заклинание не было лёгким: полу-речитатив, полу-песнь, оно объединяло в себе как проклятия Раздорцев, так и песни Хранителей. По ее телу, расходясь из центра солнечного сплетения упругим вьюнком, хлынула сила. Белые и черные энергетические ветви переплетались, расцветали немыслимыми цветами, вяли, плодоносили и все больше тянулись вверх, пронзая небо, словно диковинное дерево. Достигнув наивысшей возможной точки, стебли потянулись в разные стороны, накрывая плотным куполом академический комплекс. Чёрно-белая энергетическая ткань побледнела, вздыбилась и исчезла. Вместе с ней исчезла и рябь. Луна застыла, стала чуть более тусклой, но все же ничто больше не говорило о подмене и мастерски исполненной иллюзии. Студентам незачем видеть прорыв. Не их ума дело.
Смахнув с лица непослушную прядь волос, Эвереста опустила руку и задумчиво взглянула на молчаливого наблюдателя. Поманив его жестом, двинулась в административный корпус. Теперь мужчина шел не позади, а рядом, старательно раз за разом задевая ее плечо своей рукой. Его наглая притирка раздражала. Однако заклинание забрало игривое настроение, рассеяв его где-то там, под звездным ночным полотном.
В дверях административного корпуса маг совсем «случайно» задел рукой ее бедро... А Эвереста в ответ ощутимо ткнула его пальцем под бок и, дождавшись, когда мага согнет вдвое, ощутимо шлепнула его по крепкой заднице.
— Ещё одна выходка, — устало начала она, смотря на мужика сверху вниз, — и будешь сам вместо овцы. Поверь, скучно не будет.
Это уже потом, закрывшись в своем кабинете на ключ и упав на кожаный диван, она честно призналась себе, что «ментальная проверка» в исполнении Кирин действует на нее очень извращённым образом...
Настойку боец так и не получил — сбежал. Наверное, прочувствовал вес вовсе не детской угрозы. И все же, может, зря Борин так резко мужика отшила — порезвились бы, расслабились, сбросили царящее внутри напряжение. Наверное, Дич была права: ей самой стоило успокоиться... Открыв шкаф, она очертила взглядом десятилитровый бутыль настойки и уже было потянулась к нему, как вдруг на столе красным вспыхнула сигналка:
— Угроза. Код один сто двадцать три три семь... Угроза. Код один сто двадцать три три семь... — холодно отчеканил механический голос.
Поджав губы, ректор хлопнула дверью шкафа и резко переместилась к столу, поспешно включая коммутатор.
— Внимание! Факультет семейного раздора, код первый, тип сто двадцать три, локация три-семь.. Действуете согласно уставу. — Ее голос был холоден и бесцветен. Губы сжались в тонкую линию, выдавая крайнюю степень сосредоточенности.
Схватив с ящика стола пару вяжущих артефактов, она направилась туда, куда указывал код. Цифра один означала смертельную опасность, следующая — тип угрозы, остальные — локализацию.
* * *
Лаборатория Ананьева однозначно не была местом для слабонервных и особо впечатлительных. Взять хотя бы тот же морозильник, где трупы всевозможных уродливых существ лежали штабелями, словно брикеты в кладовке столовой. Развешанные на стенах инструменты, обрушенный потолок и залитые водой помещения лишь добавляли остроты ощущениям.
Горру и раньше доводилось здесь быть. Не раз у них с Раздорцами были спаренные занятия, особенно когда после очередной вылазки в лабораторию попадали живые образцы. И если адептов учили использовать нахлынувшее живое богатство в своих черных делах, то студенты медицинского учились быстро оценивать степень биологической опасности и способы противодействия.
Это на самом деле была захватывающая работа. Порой, да и вовсе изредка, когда попадалась особо активная форма жизни, Хранители пытались пробиться к интеллекту с помощью своих песен. Но на памяти Горра такого ни разу не удавалось, потому методичное изучение полудохлых порождений иной реальности казались обычной забавой, существующей исключительно для оттачивания навыков.
Облачившись в чей-то халат и обмотав ноги простыней на манер шаровар, парень послушно терпел то, как неумело Ррухи разминала на его шее затекшие воспаленные мышцы. Хадиса тем временем задумчиво разглядывала его татуировку, вспоминая утреннюю лекцию Звездунова. Ее цвет явно стал бледнее, что не могло не озадачивать, но вот только ничего важного, кроме насмешки Октопуса, на ум не приходило. А ведь он много говорил.
— Как ты оказался в шкафу? — между делом поинтересовались феи. Выглядели они уставшими. Хадиса подозревала, что вымотала их та самая куколка. Но спешить делиться соображениями не желала.
— Не помню. — Горр отвечал нехотя, хмурился и пытался расставить в уме последовательность событий. Последнее разумное воспоминание твердило, что он бросился к прорванной трубе, а вокруг ползали перевоплощенные в деревья послушники. Взгляд демоницы лениво перекочевал на ритмично двигающиеся запястья Ррухи: ее татуировка не только стала бледнее, но и, похоже, сменила форму завитков. Удивительнее всего было то, что ничего пошлого в ее голову не приходило. Она видела парня в халате и простыне, надетыми на голое тело, видела сосредоточенную подругу, разглядывала их татуировки и все. Черная похотливая змея не щекотала ей внутренности и не вызывала похабные мысли, словно нынче перед ней было табу.
Разве сила суккуба имеет границы и запреты? Хорошо, если так... С этим определенно стоило разобраться.
Куколка шевельнулась, странным образом изогнувшись. Феи встревоженно вспорхнули вверх. Горр удивлённо вскинул брови, явно оценивая наблюдаемый объект с истинно медицинской точки зрения. Ррухи замерла, боязливо вцепившись когтистыми пальцами Горру в плечи... И когда только видоизменить успела? И ведь смогла, даже не задумавшись.
Вопрос продолжал биться набатом в голове Кирин, а глаза неотрывно следили за куколкой.
— Ещё одна ваша сестра? — наконец поинтересовалась она, не отрывая взгляда от кокона.
Феи в который раз за вечер переглянулись. Их сковывала неуверенность, и это ощущалось все сильней с каждой минутой. Ещё никогда Хадиса не видела подруг столь подавленными и не могла понять, в чем же сейчас была их проблема?
Близняшки коснулись ладонями друг друга всего на миг. Одна из девушек подозвала Горра и склонилась над выгибающимся коконом. Вторая девушка подлетела к подругам и протянула к ним руки, касаясь их плеч одновременно. Отчего-то Хадисе подумалось, что улыбка у нее непривычно фальшива. Губы дергаются, словно она сейчас их скривит и расплачется. Ее объятия стали крепче, и Хадиса с Ррухи как-то одновременно поддались этому порыву нежности.
Позвоночник прострелил знакомым разрядом. Ррухи тихо повалилась на пол, Хадиса осела следом. Мир вокруг нее смазался, превратившись в колыхающееся нечто. Оно набухало, словно гнойный нарыв, и опутывало разум морозными тисками. Горр слышал, как за спиной глухо упали два тела, но перед ним был весомый аргумент не оборачиваться. Один извивался и начал болезненно стонать, второй сверлил его огромными расширившимися зрачками, за которыми не было видно ни радужки, ни белков. Глаза феи были влажными.
— Вскрой. Быстрее, иначе задохнется, — прошептала девушка. Под ее пухлыми губами мелькнули непривычно острые видоизмененные зубы.
«Боевая трансформация, первый уровень», — понял Горр, припоминая биологию второго курса. Фей они проходили. И из пяти уровней упоминалось только два не воспрещенных.
Но даже так, противостоять фее в этой форме почти невозможно. Она запросто всосет любую магию или проклятие, впитав как свою собственную.
Кокон же перед ним был амагический, и вскрыть его чем либо, кроме старого доброго скальпеля, попросту не получится.
Скальпелей в лаборатории било предостаточно, и, благо, Горр знал где их искать... Внутри кокона неожиданно оказался знакомый адепт с говорящим прозвищем «Лысый». Вот только от лысины не осталось и следа. Она покрылась мелким детским пушком веселого розового цвета. Парень стонал, но прийти в себя не мог. Глаза его бегали под веками, давление зашкаливало, а лихорадочное состояние только усугубляло дело.
Но что бы Горр ни делал, разбудить или привести его функции в норму он не мог. Сил не хватало. Он был попросту истощен. Однозначно стоило переместиться в медблок. И чем быстрее, тем лучше. Вот только возникали сомнения насчёт реальности этого дела. Феи явно рассчитывали на что-то другое.
— Жаль, — вздохнула вторая девушка, приближаясь к столу. — Посев вряд ли выживет. Если б дней пять не ворошили, было б дело. Ее сестра лишь молча кивнула. В их общем сознании негодовал Улей, напрягая нейронные связи. Многоголосое общество бушевало, требуя разобраться с проблемой прямо сейчас. Матери не нужны были свидетели, и ей было все равно, кто и чем помогал ее глупым дочерям. Она попросту вынесла приговор и взяла под полный контроль два непослушных девичьих тела.
Почти синхронно вытерев увлажнившиеся глаза, девушки встали рядом и взялись за руки, послушно следуя контролю Великой Матери. Их трансформация продолжалась, перепрыгнув сразу к третьему уровню. Горр сглотнул, видя, как под потолком красным замигала сигналка. А тем временем глаза сестер увеличились, а лица надтреснули вдоль линии челюсти, обнажая острые нечеловеческие зубы.
Горр пятился, хотя понимал, что оказать сопротивление двум боевым био-машинам ему попросту не по силам. Он не мог назвать иначе то, во что превращались две девчонки. Сигналка мозолила глаз, Лысый продолжал стонать… Феи подняли свои трансформированные ладони одновременно. Внутри их псевдочелюстей защелкали жвалы, а из-под волос вынырнули карикатурные хитиновые усики.
В следующий миг оборотня опрокинуло мощным ударом со спины, полностью парализовав. Краем глаза он видел, как полностью трансформировались лица фей, утратив всю былую человечность. Это были насекомые, не люди… О таком ни один учебник не говорил.
— Жги, — выдохнул до ужаса знакомый голос Виртуозова и, словно в насмешку, над головой Горра пронеслось несколько пылающих шаров. Следом за ними чёрный морок плотной сетью упал на них, а ветряная плеть ударила по ногам тварей.
Рубин изымал каждый свой заряд из воздуха, играючи наматывая на палец витающую вокруг энергию. Ему не нужны были словесные формулы, он сам был как та формула, действуя неустанно и методично. Словно и не огненные шары швырял, а перекусывал любимыми орешками.
Феи метались парой вместе с окутавшей их сетью, плеть Самсона каждый раз сбивала их, припечатывая к полу. Обожжённые, визжащие и скрежещущие, две изувеченные псевдо-девушки в конце концов упали наземь.
Не раздумывая, Трахтенберг стащил со стены висящий там мелкий топорик, который Ананьев одаривал особой любовью, и размозжил одной из фей голову. Второй голыми руками вырвал усики и одним резким движением сломал тонкие бархатные крылья...
Сгребя мертвое тело в мешок, Виртуозов скрупулёзно подписал его, а после оттащил в морозилку.
— Похоже, Влад зря из-за крыла настрадался, — констатировал кто-то из адептов, подхватывая Горра под руки.
Только теперь к будущему врачу пришло осознание, что вокруг целая толпа зрителей. Была даже ректор, которая передала Трахтенбергу связку особых вяжущих артефактов. Не было только Хранителей… Эти займутся промывкой мозгов позже, а может, и не только ей... Хадису и Ррухи грузили на носилки, живое нечто, оставшееся от феи, обвешали заклинаниями и унесли прочь.
Словно издеваясь, взгляд оборотня выхватил на темной стене часы с едва светящимися стрелками. Пять минут после полуночи... Пятница закончилась, уступив место законным выходным. Вот только почему-то от этого не было легче.
Глава 46
Глава 46
Барьер дрогнул весь разом, в тот момент, когда меньше всего ожидали… Стенки бреши в одночасье колыхнулись и пошли рябью. Наросты, словно молочные капли, устремились вниз, быстро набухая и раздуваясь. Опечатанные Октопусом, они ворочались и извивались, не в силах прорвать стенки. Проклятые Анонисом, наоборот, растрескивались, словно иссушенные кожистые мешки, обнажая склизкие от молочно-белой субстанции тела пришельцев с разинутыми пастями, мышцами, охваченными спазмами, и дико вращающимися глазами. Черные строчки проклятий тугими кольцами обхватывали их тела, превращая в ледяные глыбы до последней живой клетки.
Увы, когда начался прорыв, они успели обработать хорошо если половину гнойников. Одна черная тварь упала на Октопуса, вдавив его в землю всей массой. Хранитель визгнул, и тут же тварь отбросило ажурным белоснежным щитом, сорвавшимся с ладони Хранителя исполинской снежинкой.
Последующие пять тварей были отброшены не менее колоритными «звёздочками», «цветочками» и прочими морозными узорчиками. Как взвизгнул — так и получилось. Каждую из тварей щиты припечатывали к стенкам бреши, не давая шевельнуться.
— Эй, Звезда, ты хоть визжи как-то пониже, у меня уши закладывает! — предложил Кнут, демонстративно прочищая ухо мизинцем. Октопус как раз припечатал очередную тварь. Возмущённо вытянув рожу, он лаконичным жестом послал Раздорца нахрен.
— В голос, судя по всему, постеснялся. — Хихикнув, Ананьев нарочито расслабленно наблюдал за тем, как Звездунов тратит силы, и параллельно изучал плененных тварей. Как и ожидалось, ни одна из них прежде в его лабораторию не попадала. Из года в год одно и то же: новые формы, новые варианты жизнеспособных биологических конструкций. Барьер позволяет их убить. Кто слишком силен — прорывается и гниет под солнцем. Вот только сейчас ночь, а в барьере брешь… Эти твари не будут дохнуть, как обычно.
Прямо перед лицом Ананьева с потолка свисла капля, готовая треснуть. Кнут возник в пальцах Раздорца моментально. Шириной в два пальца в основе и тонкий, словно волос, на самом конце. Кожаная поверхность плети искрилась черными всполохами. Это была не просто пугалка для скота.
Из мешка вывалилось нечто прозрачное на двух зыбких лапах, будучи энергетически структурированным. Оно моментально утратило нематериальность и раздалось в размерах, возвышаясь над Раздорцем на добрых две головы. Существо обладало удвоенной парой передних конечностей и неким подобием шерсти. Некоторое мгновение оно не двигалось, а после выбросило вперёд голову и попыталось клацнуть зубастыми челюстями.
Хлесткий удар пришелся на измазанную белой субстанцией шею. Голова съехала в сторону и бухнулась на упругое дно, а после осело все тело, на поверку оказавшееся покрытым вовсе не шерстью, а пухом.
Теперь отдыхал Октопус, усевшись на один из трупов. Пытаясь отдышаться, он напряжённо следил за действиями Кнута. Техники пения были не самым хорошим инструментом для ведения ближнего боя. Они сбивали дыхание. А нехватка кислорода приводила к утрате координации. Утрата координации ослабляла заклинания. Хранители — не бойцы, хотя да, порой могут и побиться. Другое дело — захватывающий танец Раздорца Кнута и его одноименного оружия.
Ананьев частично трансформировался. Лысую голову покрыла чешуя, а на скулах пробились костяные наросты. Его странное, на первый взгляд, оружие было не более метра в длину. Магический заряд, срываемый с его кончика, шел по невообразимым эллиптическим траекториям, превращая вылупившихся гадов в смердящее месиво. Правда, кое-кому доставалось и пяткой, и коленом, а иногда и пальцем в глаз… Некоторые особо интересные экземпляры оплетали черные строчки проклятий, которые Кнут запросто лепил левой рукой. Звездунов подозревал, что его коллега трижды пожалел, что не взял с собой адептов: хорошая практика пропадает. С другой стороны, никогда не знаешь, чем прорвет. Бывало, по пустыне такие чудовища ползли, что встретиться с ними без подкашивающих свойств барьера становилось крайне опасным делом.
Просвет был близко, магический глаз медленно кружился, ведя запись боя. Казалось, сегодняшний день все же закончится без особых происшествий. Только мелкий червячок внутри неустанно терзал мысли о том, что проблема шире и глубже, чем кажется на первый взгляд.
* * *
Несмотря на разгорающуюся ночь, медицинский блок гудел, словно улей.
— Что у вас? — голос Эвересты звенел, выдавая крайнюю степень усталости.
Дич, только что оставившая адепта на попечение своих студентов, хмуро взглянула на ректоршу и молча кивнула в сторону сестринской. Разговор посторонних ушей не терпел.
— Плохо, — прошептала она, стоило Борин закрыть дверь и поставить магическую глушилку во избежание подслушивания. Кое-что она предпочитала знать быстрее остальных. А в некоторое можно было посвящать адептов исключительно через Ананьева. Раздорцы мстили всегда с размахом и без исключений. А сегодня даже особо веская причина была.
— Я отправила ребят готовить ритуальный зал, — продолжила Гемарта и, нырнув в карман халата, вытащила потёртый портсигар. Повертев его в дрожащих пальцах, откинула на подоконник и задумчиво уставилась в окно: если бы не знала, что небо прикрывает иллюзия, — не догадалась бы.
— Мне нужна твоя помощь как жреца. Ещё с десяток адептов и послушников в качестве батареек. Связку стабилизирующих артефактов, желательно новую.
Привалившись спиной к двери, Эвереста прикрыла глаза и попыталась прочувствовать каждый сантиметр своего уставшего тела. Просьбы врача проходили мимо ушей и быстро терялись в памяти. Ей надо поспать. Хотя бы немного, иначе сама сляжет.
— Мне нужен отдых, пара часов обычного сна. Без влияния суккубов, нервотрепок, крови и выходок.
Дич хмыкнула и, открыв окно, вытащила из портсигара предпоследнюю сигарету и подожгла ее пальцем.
Ей и самой хотелось отдохнуть. Она чувствовала свой предел, и энергетики вряд ли здесь помогут.
— Нет, — она покачала головой и указала пальцем в небо. — После творения такой мощной иллюзии тебе нужно проспать не пару, а все восемь часов. И это минимум, — ее голос дрогнул. — Мы можем устроить отдых и тебе, и мне… Но тогда половина медицинского сляжет с истощением. Этого адепта крайне сложно держать в норме. Сказываются амагические зерна.
— А у первого? — Эвереста наконец открыла глаза. — У Мухотряскина они есть?
— Даже если есть, мы их пока не видим, — скривилась Гемарта, курить расхотелось. Потушив недокуренную сигарету и спрятав ее назад в портсигар, она обернулась к Эвересте. — Ну так что выбираешь? Свое истощение или истощение половины моих студентов?
— Вопрос с подвохом? — Эвереста слабо усмехнулась. — Мне нужен сон. И я не спрашиваю, а просто ставлю тебя перед фактом. Я не хочу ошибиться и получить вместо перспективного адепта ходячий труп. — И, чуть помедлив, прошептала: — Тебе тоже стоит отоспаться. Сонный врач — равно врачебной ошибке, тебе ли не знать.
Гемарта кивнула. Признаться, что она попросту боится уложить половину потока с истощением, — побоялась.
Где-то далеко наверху, под прикрытием иллюзии, по дрожащим стенкам изувеченного барьера стекали исполинские молочно-белые капли. Словно магнитом, их тянула брешь, где существа других плоскостей просачивались в этот мир и вздыхали полной грудью. Гемарта надеялась, что Ананьеву и Звездунову эта ночь не покажется слишком уж тяжёлой. На них у нее тоже были планы, они нужны были ей вдвоем: черный Раздорец и белый Хранитель, в равной степени, впрочем, как и единственный в Академии жрец…
* * *
Двое старост враждующих факультетов встретились аккурат в дверях палаты, где положили пострадавших послушниц. Официальный диагноз: глубокий обморок. То, что обеих в это состояние отправила фея, никто не знал, да и некому было рассказать. Горр спиной не видел, да и если бы умел это делать — то не понял бы. А выжившая по доброй воле Трахтенберга представительница Улья все ещё пребывала на пятом уровне телесной трансформации и продемонстрировать проблески адекватного сознания не могла, как и рассказать о случившемся.
— Про предложение можешь забыть, скрывать виновных больше незачем, — ухмыльнулся Рубин, смотря парню в глаза. Имени его он не знал, хотя да, иногда спрашивал, но как всегда оставался проигнорирован.
Вот и сей раз был не исключением. Хранитель пропустил фразу мимо ушей. Что творилось сейчас в его голове — одному Многоликому было известно.
Доведение до белого каления этого непрошибаемого индюка становилось довольно-таки забавным развлечением, чем Трахтенберг, собственно, и занялся.
— Тебе чернявая ведь нравится, я прав? Хороша, фигуриста… и, уверен, хорошо разбирается в белье, — начал он. Дверь за их спинами отворилась, и в палату вплыла Велена с узким столиком на колесиках. На столике красовались шприцы и ампулы. — Могу рассказать про нее парочку интересных фактов… К примеру, каких цветов у нее трусики... Или какой у нее тип демонической силы…
Липка фыркнула, не сумев пропустить фразу мимо ушей, а будущий Хранитель лишь недовольно поджал губы. Отсутствие блокнота резко ограничивало его возможность к коммуникации. А послать хотелось.
— Да ты пальцами, — усмехнулся Рубин. — Думаешь, не пойму?
«Иди в степь, жрать кактус, — жестами предложил послушник и вопросительно вскинул брови. — Все понял?»
«Только то, что запихнуть этот кактус в жопу ты все равно стесняешься», — гаденько усмехнулся Рубин, демонстрируя оппоненту ответ. Уши хранителя вспыхнули, и он поспешил убраться из палаты. Рубин же продолжил наблюдать за действиями Велены. Она как раз искала вену на руке Ррухи, чтобы ввести укол.
Проклятие беззвучно сорвалось с губ адепта.
Вернувшись к столику, ничего не заметившая девушка взяла из банки со стерилизованными шприцами свежий и начала выбирать из ампул нужную.
Раздорец молча вытащил из кармана ампулу без обозначений и протянул его наяде.
— Вот эта, — уверенно сказал он, и девушка, молча кивнув, уверенно взяла ее и сломала стеклянный кончик. Прозрачная жидкость быстро перетекла в шприц, а после и в вену Хадисы Кирин.
Рубин щёлкнул пальцем, и Велена застыла, словно кукла. Подойдя к кровати, он внимательно всмотрелся в лицо Хадисы Кирин, и проклятия медленно проявились под его взглядом. Их стало намного меньше. Некоторые начали растворяться сами. Сказывался рост демонической сущности внутри нее. Удовлетворённо улыбнувшись, Рубин коснулся левого виска, где, как и прежде, мерцала маленькая звёздочка, и провел пальцем по опоясавшему ее алым завитком проклятия. «Спокойствие», как и прежде, сидело крепко, несмотря на то, что Самсон пытался его отодрать. Впрочем, пытался — мягко сказано. Скорее — не решился. Рубин такой проблемой не страдал, по части проклятий он всегда был сильнее, по части безжалостности — тоже. Уверенно подцепив алый завиток пальцем, Рубин с силой дернул его и с удовольствием отметил, как сильнее загорелась маленькая звездочка. Теперь силу Кирин ничто не сдерживало, кроме ее собственных глупых мыслей...
Когда Велена Липка очнулась, она снова стояла у столика. Растерянно захлопав ресницами, она подсчитала количество ампул. Поняв, что не ввела Кирин ее лекарство, поспешила сделать укол и пошла в следующую палату.
* * *
Команда «спать» была категоричной как для адептов, так и для Хранителей. Усталые студенты с медицинского отправляли в лечебный сон абсолютно каждого, некоторых даже по принуждению. Исключением стал разве что староста Раздорцев, который выполнял ещё некоторые одному ему известные поручения, но и его настигла участь быть временно усыпленным. Оттащив парня на его кровать, ребята с медицинского с недоумением рассматривали выпавшую из кармана адепта разбитую ампулу. Удивляла не столько ампула, сколько отсутствие на ней надписи. Внутри все еще оставалась влага, проверить которую обычным сканирующим заклинанием не удалось. На такой случай была своя инструкция, которую ребята поспешили исполнить. Слизав особым заклинанием остатки вещества, студенты спрятали выпавшую вещь назад в карман. Образец сразу передали декану Дич.
Хранителей укладывали спать без приключений.
Впервые за две недели были организованы патрули из артефакторов и инженеров, так что темные закутки Академии наполнились причудливыми механическими творениями и артефакторскими разработками, обычно пребывающими взаперти академического склада.
Половину ребят с медицинского тоже отправили в сон, остальная часть ребят была поделена на команды и дремала в ожидании своей очереди.
В палате Лысого по полной разгоралась своя баталия, граничащая с нервным срывом и заканчивающаяся исключительно истощением очередной медкоманды.
Задача была многоуровневая и по сути своей проста: окутать барьером амагическую формацию, растущую в теле адепта, удерживать в целостности энергетические каналы и ткани, держать температуру и давление в норме. Если сил не хватает — звать замену. До начала операции в Общем зале ритуалов адепт должен был оставаться в живом и перспективном для выживания состоянии.
И вроде нет задачи проще для сорока человек, но кто-то был слабее, кто-то тоже хотел спать, чья-то энергия не подходила по типу именно этому адепту… А ведь была ещё амагическая формация в виде мелких зёрен, гроздью разместившаяся в самом центре солнечного сплетения, словно скопление нематод, у самого источника энергетических каналов. Она расщепляла энергию, рвала структуру и в принципе уничтожала выставленные студентами щиты раз за разом, словно клубок личинок, или крайне агрессивный паразит…
Казалось, хуже быть не может, но и здесь было где усугублять ситуацию: свою лепту вносила вновь начавшая набирать обороты ментальная проверка на стойкость полового характера, порождая в уставших умах студентов странные картины с не менее дивным подтекстом.
Наверное, сказывалась неопытность и усталось. Что часом ранее, что часом позднее некому было сделать обход и проверить состояние коматозной девчонки, лежащей в самой дальней палате. А Линн ждала, словно рептилия, застыв на кровати. Звуки рано или поздно стихнут, страсти улягутся, и тогда настанет ее черед действовать.
Глава 47
Глава 47
Этот сон был странным: гудящим и пепельным. Посреди колыхающейся плотной субстанции сидело существо, и близко не напоминающее человека. Лилово-серое, тонкое, с покатыми плечами и обнаженными суставами, в которых вращались хитиновые конечности. Одетое в форму послушника, оно жало к себе искалеченное мертвое тело. Усики его шевелились, а жвалы непривычно щелкали. Фасеточные глаза сухо блестели, без толики эмоции. Прозрачные газовые крылья подделись черными подпалинами, а крючковатые многосуставные пальцы — багровыми пятнами. Они бережно скользили по окровавленным волосам убитой, заботливо укрывая глубокую и страшную рану.
Хадиса молчала, а существо продолжало свое нехитрое дело. Обоюдная тишина была крепче и понятнее слов. Горечь пепла стала общей. Отсутствие чужого дыхания разделилось ровно на три и теперь неумолимо жгло легкие. Слез не было, только понимание того, что постигшая подругу участь в равной степени висит перед каждым из них.
Несмотря на показушную безалаберность, Академия держала жестокие правила и неустанно следила принятым в Дайкирии законам... Пятый уровень трансформации равен смерти для любого, обладающего этой самой трансформацией, вне зависимости от исхода. Даже если бы они остались в институте, результат — не изменить...
Странный сон и отчетливые мысли. Увы, существо не могло говорить. Оно не видело Хадису, оно отсутствовало разумом, плененное болью, проклятиями и заклинаниями. Порождению Улья были невдомек время, друзья и обязанности. Пятый уровень стёр личность на корню, оставив за собой серый пепел воспоминаний и непонимание глубокой сжимающей тисками утраты...
Фасеточные глаза наконец сфокусировались на пылающей алым фигуре Хадисы Кирин. Серое нечто исчезло, превратилось в темную комнату, обвешанную артефактами и скрупулёзно опечатанную Хранителями.
Пропало тело феи, бережно лежавшее в хитиновых лапах. Опали крылья огромного насекомого, гибкими пластинами скользнув наземь. Остались рваные пеньки суставчатых усов. Жвалы зашевелились, и по ним медленно скатилась вязкая капля слюны.
— Ты такая же, — прошуршало насекомое, смотря на нее немигающим взглядом. — Со своим кодом, со своим уровнем трансформации.
— Они будут кусать тебя, как одичавшие собаки, — дрожали стены вокруг, — покуда ты не войдешь в пик… А после препарируют, как лягушку, из чисто научного интереса…
Лицо твари поплыло, улыбнулось знакомой улыбкой брата. Теперь он, а не тварь, сидел перед ней, вальяжно раскинувшись в мягком бархатном кресле.
Обычно расчетливый, он был хмур и сосредоточен.
— Продержись до понедельника, — напомнил он. — Всего двое суток.
— Два дня — это немного, — теперь уже шептал на ухо Самсон. — Две ночи — вот что страшно…
Его тяжелые ладони легли на ее едва прикрытые плечи, теплое тело коснулось обнаженной кожи на спине, виднеющейся из-за щели больничной сорочки. Пальцы скользнули к ключице, ощутимо сжимая шею и заставляя откинуть голову, разомкнуть губы в немом вздохе.
— Хадиса, ты выдержишь со мной эти две ночи? — вкрадчиво шептал он.
И она понимала, что не выдержит: с кем либо другим — пожалуйста. Только не с ним. Брат продолжал сидеть в своем кресле, наблюдая за происходящим со странным извращенным интересом. Пространство колыхалось красным. В нем желтыми пятнами вспыхивали чужие стоны и ласки. Они складывались в структуру, вытягиваясь в ячейки. И в каждой из них, словно в фасеточном глазе трансформированной феи, отражалось чье-то измученное призрачными ласками тело.
— Выдержу, — упрямо ответила Хадиса и прикрыла глаза.
* * *
Чем ближе был выход из бреши, тем непригляднее становилась картина. Лопнувших наростов становилось все больше, а атакующих тварей — все меньше. Хуже было то, что многие из них просто двинулись вон из зоны аномалии. А там, в реальном мире, есть где переждать и день, и зной. Тварей стоило выследить и уничтожить, пока есть возможность. Вот только пространство все ещё расширялось. Зона препятствий в направлении от центра аномалий и так занимала с добрые двадцать минут на пересечение, а если учесть расширение, да ещё и в неположенном месте пересечения, то четверть часа уверенно увеличивалась в несколько раз. Становилось ясно: мысль о кровавом поте вполне реальна в нынешней ситуации. Впрочем, там, где Кнут начинал злобно хмуриться, Звезда не унывал. Выдав очередную пародию на оперетту, он разослал в разные стороны очередные «глазки». Анонис обозвал его показушником и пустил вдогонку жирные объемные тени, которые ползучим гадством уползли в поисках вполне определенной цели.
Луна плыла вдоль небосвода, а ветер метал песок, скользя вдоль дрожащей поверхности аномалии. Каменное плато жило своей жизнью. Это вокруг Академии живности не было. За барьером всего было вдоволь, и даже река не пыталась вскипятить неосторожно окунувшихся в нее путников. Сам же барьер, словно исполинский студень, зиял дрожащим изломленным боком.
В этой его части не было ни дорог, ни проблесков цивилизации. Два маяка оказались сломлены и обесточены, обнажая под амагическим энергетическим щитом нежную плоть пространственной аномалии. Разбухшая от бушующего внутри прорыва, она трепетала порванными краями в дивной пульсации и, казалось, вообще забыла, как срастаться назад. Это было плохо. Барьер должен затягивать себя сам, но не делал этого, ожидая непонятно чего.
— Стоило сразу гнать машину сюда, — посетовал Ананьев после того, как они сделали привал. Его уставший мозг требовал общения, которого напарник дать не мог. Хотя да, слушал он отменно. Октопус как раз вытаскивал из вещмешка консервы, предоставленные предусмотрительной Маритой. — Ты понимаешь, что назад пойдешь пешком?
Звездунов молча протянул ему металлическую банку с тушенкой. Хмыкнув, Анонис взял ее и принялся открывать ножом.
— Неужели связки сорвал? — продолжил он, принюхиваясь к содержимому банки. — Похоже, есть можно. На худой конец прожарим на огне.
Октопус в ответ лишь пожал плечами, открывая другую банку.
— Подъехали бы. Заблокировали брешь отсюда и не парились бы…
Звездунов хмуро глянул на него. Разведённый костер плясал в его глазах странными бликами. Недолеченный Гемартой синяк коричневым пятном расползся аж до уха, делая из треклятого Хранителя подобие хомяка.
— На все есть своя инструкция, — сипло протянул он, ворочая вилкой в тушенке. — Логичней извне, по инструкции — изнутри…
Подавившись водой, Ананьев расхохотался. Звездунов недоуменно на него глянул, молча ожидая пояснений.
— Трахаешь тоже по инструкции, или кодексом не положено?
Звездунов промолчал, продолжая методично ковыряться в тушенке. Все же Ананьев был прав, выглядела она не вполне съедобно.
«Глаза» возвратились через полтора часа. Раздавшиеся в объемах, они переваривали своих жертв, превращая их из материальных объектов назад в нематериальные сущности. У Хранителей даже на это была своя инструкция. Вот только вряд ли он отпускал эти «спасенные души» и, конечно, не коллекционировал их.
Ананьев отчетливо знал, что где-то внутри проеденной «добрым человеком» дырки под щитами-звездами все так же перевариваются другие твари. И, как ни странно, ему вовсе не хотелось такой участи для себя. Хотя, с точки зрения обывателя, это было довольно милосердно. Предыдущий Хранитель даже на вылазки не ходил, считая их оскорблением своего достоинства, хотя он много чего не делал… Вот даже позапрошлый первый курс в ноль уложил. А Звезда над своими трясется и клеит им странные привычки, взять, к примеру, то же молчание…
Черные тени Кнута не возвратились. В них не было заложено такой функции. Когда они поглощали очередного иномирного выродка — взрывались вместе с ним. Тогда в сознании Ананьева звякал очередной колокольчик о самоуничтожении проклятия, и он довольно щурил глаза от очередной миниатюрной победы. Все работало как часы, все было по инструкциям и по плану: прорыв, зачистка, штопка барьера… отдых. Последняя черная тень металась без цели, а значит, неучтенных тварей вокруг аномалии больше не было. Можно было заняться остальным, а после и отдохнуть.
Штопали барьер молча. Все тем же дивным призывом Хранителя. С той лишь разницей, что разбухшие от поглощенных сущностей «глаза» теперь запросто выступали стройматериалом. Какое-то безжалостное у Звезды выходило милосердие…
Звездунов на мигах показал, что дежурит первым, и Ананьев, не возражая, завалился спать.
Вот только отдохнуть все равно не получилось. Ему снились беспокойные сны. Словно все существующие в мире кошмары решили в один час заполнить его и так намаявшееся за день сознание. Снилась плутовка Кирин в странном невесомом наряде. Снились шрамы на ее полной груди. Ртутно-серые глаза и призывная улыбка. Он помнил ее ломаные движения, уродующие буквально каждый шаг. Помнил особо болезненные позы, которые она терпела с необъяснимым удовольствием. Помнил трепет и удивительную покорность.
Теперь же Кирин хотелось беречь. И эта проклятая мысль, словно изощренное издевательство, пробралась в его воспаленный мозг. Легла туда утвердившейся аксиомой, хлестким корнем сто восемнадцатой песни.
Октопус разбудил его через несколько часов. Была уже глубокая ночь, и Кнуту следовало сменить своего напарника и дать ему наконец отдохнуть.
Появилось время подумать над всем: о подставе с новыми ученицами, о подставе с летучей наркотой, которую он добровольно сам распространил. Может, сам был под каким-то очередным управляющим проклятием? Или просто чувство меры утратило границы? Странное чувство неправильности, даже некого стыда, а может, и вины, разъедало изнутри.
Разъедало уже тогда, когда он вдумчиво убивал монстров скупыми хлесткими ударами, впервые не оставляя себе ничего на «разрезать» и на «посмотреть». Сейчас все произошедшее за эту неделю наложилось титрами на только что увиденный сон, приобрело совсем иной смысл. Прикрыв глаза, Кнут неосознанно мотнул головой, отгораживаясь от непривычных чувств. Чертовка Кирин не отпускала, слишком крепко окутав его своим дивным смирением.
Проклятая сто восемнадцатая песнь в исполнении не менее проклятого суккуба — пугала. Умение, с которым его просчитали, страшило еще больше. Октопус хорошо учил. Взгляд Раздорца скользнул по мерно вздымающейся спине хранителя, остановившись на неприкрытом затылке.
Надо было что-то делать. Определенно…
* * *
В коридоре медицинского блока горел приглушённый сине-фиолетовый свет. Освещение было непривычно темным. Говорило это лишь об одном: здесь полно истощенных. Они то и тянули энергию из магических светильников, исключительно бессознательно и отнюдь не специально.
Несмотря на предрассветное время, страсти в медицинском крыле не утихали. Где-то за поворотом слышался шепот, скрипели кресла и проскальзывала ругань. Кто-то командовал, кого-то отчитывали. Легкий флер возбуждения витал над всем происходящим, как некое издевательство. Для Линн это означало только одно: суккуб тоже здесь и вновь накачан.
Идти и проверять не было настроения: голод терзал намного сильней любопытства.
Бесшумно отворив дверь, Линн скользнула в соседнюю палату и осмотрелась. В лунном свете, падающем сквозь два широких квадратных окна, отчётливо виднелись плотно задвинутые ширмы. Дверь подсобки оказалась закрыта, под ней у самого пола светилась неяркая желтоватая полоска света от газовой лампы.
Не сбавляя скорости, Линн подошла к ближайшей ширме и нырнула внутрь, за ее створки. Больной спал, зарывшись в одеяло. Падавшая от ширмы тень скрывала его лицо окончательно. Впрочем, для Линн не было разницы, кто именно перед ней: парень или девушка, студент или послушник, да хоть сам ректор... Ей много не надо, никто и не заметит. Она прошептала самое простенькое заклинание, которое далось ей с неимоверным трудом. Колени начали дрожать, и девушка почувствовала, как падает, теряя концентрацию. В последний миг она ухватилась за выскальзывающую из-под контроля энергетическую структуру, с ужасом понимая, что на еще одно заклинание ее не хватит. А когда получится произнести следующее — неизвестно.
Пространство вокруг нее послушно наполнилось разноцветными бликами. Сработало… Пятна: красные, розовые, жёлтые, — они все были остаточными процессами после произнесенных медицинских заклинаний. И каждое из них в своем медленном падении устремилось в свою цель... Проведя рукой, девушка подцепила ближайший светящийся сгусток пальцами и с удовольствием почувствовала, как он впитался в ее кожу. Первая порция силы оказалась пьянящей. Сердце ускорилось в неровном ритме, а адреналин удалил в голову. Упав на кровать поверх своей спящей жертвы, Линн еще долго пыталась прийти в себя, то плавая на поверхности сознания, то проваливаясь в глубь собственных темных страхов и снов, в которых сдержанная послушница Кирин извращалась над телом спящего Самсона. Ее улыбка была нежной, а прикосновения — степенными. Самсон смотрел на нее невидящим взглядом и, словно завороженный, твердил одно и тоже: «Линн».
Небо за окном медленно серело, а украденная магия наконец прижилась и неуверенно потекла по жилам. Первая порция всегда сложная. Так говорил Кнут, и девушка ему беспрекословно верила. А еще она знала, что таких порций у нее будет впереди еще несметное количество, и что каждая адской болью вольется в ее жилы прежде, чем организм вспомнит, как эта энергия делается. Потом стало немного легче.
Втянув в себя все блики, Линн повела рукой над спящим, подцепляя его энергию, снимая ее пласт за пластом, словно то были лепестки плотного бутона. Девушка пила чужую силу с удовольствием и без доли сомнений. Аура человека дрожала, обнажаясь, верхняя оболочка рыхлела и исходила червоточинами, вещая о вмешательстве. С сожалением оторвавшись, адептка уже более уверено сдернула с лица своей жертвы одеяло и с удивлением узнала в спящей наяде студентку медицинского. Красть у врача силу — чревато. За такое по голове не гладили. Но Линн было все равно. Она была пьяна и не чувствовала перенапряжения. Обожженные чужой энергией каналы не сигнализировали об опасности. Повторив процедуру со всеми, кто лежал в палате, она вышла в коридор, полностью озадаченная. За все время, проведенное ею в палате, никто из подсобки не вышел. Скорее всего, дежурный по палате просто спал. Или его не было? Но озадачивало не это. Все три ее жертвы уже были истощены — вот что странно. Что-то происходило в Академии, и это что-то дышало буквально из-под каждой двери медицинского крыла.
fulllib.com/book/2453
ficbook.net/readfic/7295115\
Название: Кодекс Хранителя
Автор : Я личной персоной, Екатерина Лылык
Жанр: Фэнтези. Магическая академия, становление героев, смерть персонажей, интриги, борьба с врагом
Аннотация:
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.
Глава 44
Глава 44
Матрас застыл буквально в полуметре от земли, провалившись сквозь заклинание левитации, словно через дыру. Вцепившиеся в него мертвой хваткой феи же застряли в заклинании и теперь шумно хватали ртами воздух, явно от испуга и адреналина.
Хадиса медленно опускала ладонь, а вместе с этим нехитрым действием крылатая парочка оказалась на земле без особого вреда своему здоровью.
Свет в их комнате вспыхнул, и феи тут же нервно затрепетали крылышками.
Похоже, времени на размышления не было. Подхватив матрас с четырех сторон, девчонки двинулись вдоль стены, а после и вовсе направились в сторону «парка». Их никто не останавливал, хотя некоторые и косились: мало ли, для чего им нужен матрас, не труп же...
* * *
Дверь открыл староста факультета хранителей семейного очага. Включив свет и пропустив коллег внутрь, он в задумчивости осмотрел помещение. Сканирующее заклинание Хранителя показывало равномерность энергетических потоков. По крайней мере, оно показывало крепость их структур везде, кроме крыши корпуса, принадлежащего инженерному факультету. Именно там и обнаружилась странная находка. Встретить схожие нарушения энергетических структур в комнате новеньких послушниц стало слегка неожиданным моментом проверки. Староста словно взглянул со стороны на кротовую нору, прорвавшую энергетические пласты вдоль комнаты, и от этого становилось слегка не по себе.
— Ничего, — выдала староста медицинского.
— Амагических структур не обнаружено, — тоже покачала головой представительница артефакторского. Парень с инженерного что-то подкрутил на своем шлеме, и бинокуляры, звонко вжихнув, удлинились:
— Остаточные тепловые следы, не более, — глухо раздался его голос из-под шлема. Антенны на голове зашевелились, и парень недовольно фыркнул. — Пять источников тепла. Похоже, кто-то долго прятался под кроватью. Вуайерист хренов. У вас за такое разве не исключают?
Вопрос остался без ответа. Представитель Хранителей даже не думал отвечать на него, все его внимание сосредоточилось на адепте, явно увидевшем что-то.
А Рубин тем временем, наложив поверх глаз мерцающую иллюзию, дабы вопросов по поводу его предвзятости не возникало, задумчиво вытащил из кармана горсть орешков и начал поочередно забрасывать их в рот, методично жуя. Взгляд его глаз, светящихся красным, лениво полз по комнате, выхватывая детали. А ведь было на что смотреть и без заклинаний: учебники лежали на полу, возле кровати, словно кто-то сдвинул целую стопку ногой; плохо застланная кровать, из-под одеяла которой виднелся голый матрас без простыни; слегка сбитый в сторону коврик, заломленный у ножек стола, будто что-то волокли по нему к распахнутому окну. Торчащий из трещины на подоконнике длинный волос был красноречивее всего остального. Однозначно девичий. И явно принадлежащий фее. Не крыло, конечно, но сойдёт.
Забросив в рот последний орешек, Рубин бесцеремонно выглянул в распахнутое окно и заметил четверку, убегающую в сторону лаборатории Ананьева, хотя вряд ли их натужное сопение над огромным свертком можно было назвать быстрым. Выглядело забавно. Мысленно послав им вдогонку следилку, Рубин незаметно снял с подоконника волос и обернулся.
— Я, конечно, знал, что Хранители — те ещё задницы, но то, что они ещё и неряшливы... — выдохнул он, демонстративно надув пухлые щеки. — Сквозь такой бардак не то чтобы энерго-структуры — следов преступления не заметишь.
Раздорец стрельнул глазами в будущего Хранителя и криво усмехнулся: хмурое лицо послушника вытянулось от удивления. Посыл послушник понял правильно: ему только что предложили соврать. Совладав с собственным выражением лица, парень хмыкнул и жестом указал на дверь, приглашая всех на выход. Обескураживающий вопрос раздорца остался без ответа и спокойно ждал до момента отчёта.
Трахтенберг мог хоть до посинения сверлить его взглядом, но говорить, а тем более подавать какие-либо знаки, староста хранителей не был намерен. Так они и вышли из комнаты, молча прикрыв за собой дверь.
* * *
Пробраться в лабораторию Ананьева оказалось не так уж сложно. Сначала вниз спрыгнула Хадиса, после феи опустили туда Ррухи, и только тогда пришел черед их ноши. Помня о странных свойствах предмета, Хадиса пыталась удержать своей магией именно тела фей, и даже при таком раскладе она чувствовала, насколько тяжело дается это нехитрое действие.
Вопросов насчёт странного свёртка с каждым мигом ставилось все больше. Он не отталкивал магию, он проходил сквозь нее, словно брошенный в воду камень, рассекая ее плотность на раз.
В лаборатории было темно. Вода хлюпала под ногами, неприятно обволакивая щиколотки, проникая в обувь и делая ее тяжелой и неудобной. Света, льющегося с поверхности, было недостаточно. Однако Хадису это не сильно волновало. Она прошептала заклинание и повела ладонью. В одночасье все поверхности помещения стали ярче, давая возможность спокойно ориентироваться в пространстве. Один лишь свёрток черным пятном лежал на операционном столе, мозоля глаз.
Сестры тяжело дышали, внимательно следя за неожиданными помощницами. Это немного обескураживало: ведь не первый год были вместе.
— О, каталка, — обрадовалась Ррухи, нарушая их общее молчание, словно ничего не случилось. Дернув Хадису за руку, она ткнула пальцем в сторону стола на колесиках. — Я слышала, здесь трупов немерено, значит, морозилка есть. Давай туда эту плюшевую дурынду...
— Нельзя в морозилку, — тихо вздохнули близняшки, и их крылья синхронно поникли. — Живая она...
— Что-то мне резко поплохело, — нахмурилась Ррухи, смотря на заботливо окутанный простыней обьект. — И чем эта "она" является?
— Куколка это, — ещё тише выдохнули близняшки, нервно переглядываясь друг с другом.
— Позже объясните, — наконец вынесла свой вердикт Хадиса и молча подкатила к столу каталку. — Спрячем куколку, ну а после поговорим...
За их спинами неожиданно раздался лязг. Словно кто-то со всей силы ударил по металлической поверхности.
Напряжённо собравшись в кучку, девушки привычно спрятались за Хадисой, всей гурьбой вглядываясь в черный дверной проем, откуда донёсся звук. Тишина обволакивала их еще пару мгновений, покуда звук не стал ритмичным и напористым.
— А мне вовсе не страшно, — выдохнули близняшки.
— И потому вы за спиной подружки спрятались, — фыркнула волчица.
— А сама что? — Феи вновь скатились в синхронность. — Смотри, хвост с испугу потеряешь!
Хадиса закатила глаза, призывая себя к спокойствию. Звук повторился, теперь в удивительном, нарочито медленном ритмичном темпе. Увы, отравленный ее собственной силой мозг диктовал странную картину, ставшую причиной звука...
Удары не прекращались, Кирин, тихо хихикнув, прикрыла рот ладошкой, пытаясь взять себя в руки.
— Ты что, смеёшься? — удивились сестры.
— Да так, представила кое-что несуразное... — прошептала она, а после обернулась и ухватилась за простынь, которой была обмотана так называемая «куколка». Ей живо представилась внутри ещё одна фея, иной причины столь скрытного поведения подруг она не видела. Да и, откровенно говоря, не хотела видеть.
— Давайте на каталку ее, что ли… Заодно глянем, кто там ломится...
* * *
Дно бреши непривычно пружинило под ногами, дрожа и слегка прогибаясь. Наросты пульсировали, полупрозрачные стенки слегка изгибались, и казалось, что ты пробираешься не по энергетической структуре, а по живой ткани. Вот только не понятно, в качестве кого они по ней продвигались: в качестве белых телец или же вирусных организмов.
Дыра действительно расширялась, и чем ближе двое мужчин подходили к выходу, тем больше было наростов. И когда они лопнут, все порожденные создания бросятся туда, где больше пространства. Глаз встретил их на полпути. Лёжа на боку, если так можно высказаться о парящем объекте, он медленно вращался, осыпая белоснежными лучами все вокруг.
Прислонив рюкзак к вибрирующей стенке, Звездунов в который раз осмотрелся. Дождавшись, когда Ананьев зайдет ему за спину, он выбросил правую ногу вперёд, левой упираясь в упругий настил. Его позиция была устойчивой, и Ананьев даже немного подивился тому, с какой педантичностью Звезда готовился к своей очередной «песне». Вытянув руки перед собой, Октопус сложил вместе большие и указательные пальцы. Его гортанное пение снова ударило по ушам. Энергия колыхнулась, обдав колючим ветром. Тело под давлением начало сдавать назад, несмотря на предпринятую стойку. Ананьев, прикрывшись лёгким энергетическим щитом, смотрел на происходящее с лёгкой ленцой, ни капли не удивляясь. А тем временем ладони Хранителя слегка засветились, а после вокруг них заклубилось очередное Нечто, взирая вокруг десятками фасеточных глаз и выбрасывая свои щупальца к стенкам бреши. Закрепившись, живой энергетический щит начал наращивать массу, медленно поглощая свободное пространство. Вскоре ход назад был полностью закрыт, отрезая обоих мужчин от Академии и транспорта.
Ананьев наблюдал за действиями коллеги молча, а когда пришел его черед действовать, ударил по живой сущности проклятием. Темная сила послушно впиталась в существо и подчинила его изнутри, заставив замереть. Пространство вокруг них завибрировало сильней. Полупрозрачные стенки медленно поплыли по созданному щиту, поглощая его и не давая сдвинуться с места. Через четверть часа брешь можно было считать заделанной. Все, что проклюнется изнутри аномалии, вскоре сгинет... А вот то, что осталось здесь... Ананьев невольно обвел глазами объем работы. Пока наросты не лопнули, стоило основательно подготовиться.
Пока Анонис был занят, Октопус успел нарисовать на нескольких наростах магические печати усиления. Теперь эти яркие магические закорючки красовались круглыми узорчатыми боками. Наверное, не зря их все же печатями начали называть. Это должно было в итоге не дать наростам лопнуть. Хорошая тактика... Но Раздорец привык действовать иначе. Его вымораживающее проклятие тонкими черными строчками ложилось на белесую поверхность исполинских гнойников. Что бы ни вылезло отсюда, оно издохнет за считанные минуты. Октопус в его работу не совался, продолжая заниматься своим милосердным делом...
* * *
Ящик был узким и высоким. И если бы не пыльная тряпка, уткнувшаяся в нос, можно было бы с уверенностью сказать, что это гроб. Честно говоря, в первый миг Горр так и подумал. Однако, привыкнув к темноте, он быстро нащупал босыми стопами как перекладину, так и вешалки, которые спустя пару неаккуратных взмахов ногами упали ему на лицо... Шкаф был узким и не располагающим к маневрам: Горру только и оставалось, что стоять на собственных плечах, более-менее приемлемо повернув голову в сторону, да лупить кулаком в запертую дверь.
На тот момент, когда дверь отворилась, он успел помянуть поименно все злые и все добрые лица Многоликого, и даже безликих Хранителей вообразил в лицо...
Хадиса, смело открывшая дверь, икнула, выпучила глаза и вновь ее захлопнула... Следующими дверь открыли близняшки, заржали, попросили потерпеть и снова дверь закрыли, угорая и вспоминая дубинку тролля.
Горру тоже хотелось посмеяться и похлопать дверью с другой стороны. Но тело затекло, и сам он выбраться, увы, не мог. Наконец дверь открыла Ррухи, оценила вид Горра по достоинству, закатила глаза к потолку и назвала всех дурами и ненормальными. В итоге девчонки вытаскивали его затекшее тело всей гурьбой и даже заботливо выдали простынку.
Глава 45
Глава 45
Часы показывали полдвенадцатого ночи, когда в дверь личных апартаментов Эвересты Борин постучали. Стучали долго и со смаком, поэтому успевшая заснуть женщина несчастную дверь все же отворила. За дверью стоял мужик в форменной одежде боевого мага из свиты принца. Одет он был, правда, слегка неряшливо. Сорочка расстегнута у ворота, пятно на штанах, к тому же явные признаки стояка.
— Чего надо? — наконец выдала Борин, кутаясь в махровый халат и сверля огромного мужика сквозь полуопущенные веки.
— Нам бы настойку от проверки... — замялся мужик.
Подвиснув от такой формулировки, Эвереста поняла, что остатки долгожданного сна начинают с нее слетать.
— Четко, понятно, по уставу! — басовито гаркнула она, щуря сонные глаза.
Мужик от неожиданности резко выпрямился, отсалютовал и сразу начал чеканить понятными формулировками:
— В связи с текущей проверкой учащихся на устойчивость перед ментальными атаками эротического характера прошу выделить личной охране его высочества Максимилиана Дрейка средства для противостояния ментальному воздействию в количестве шести порций! — выпалил мужик и чуть тише добавил. — Пожалуйста...
Бабу им бы, по-хорошему. Вот только где здесь шесть сговорчивых баб найдешь?
— Могу одну овцу выделить, — без зазрений совести предложила Борин, наслаждаясь произведенным эффектом. — Хорошая овца, молодая, нерезаная... В стазисе второй год лежит, повара обслуживает. Хочешь?
Мага перекосило, а женщина с удовольствием захлопнула перед его носом дверь, в последний момент выхватив из сужающейся щели клочок ночного неба. Пробежавшуюся по нему рябь она узнала бы из тысячи. Прорыв начался. Бросив ещё раз взгляд на часы, стрелки которых неумолимо ползли к полуночи, Эвереста быстро переоделась в удобный костюм, сунула ноги в высокие каучуковые сапоги и вышла на улицу. Маг стоял там, где его оставили — на пороге, и явно был занят мыслительным процессом.
— Чего грустный? Овца на шесть не делится? — широко улыбнулась она, запахивая жилетку. Объёмная грудь прятаться под тканью не желала, протискиваясь наверх, словно два переспелых фрукта. Впрочем, Борин никогда не обращала на такие мелочи внимания. Мужчина тем временем скрипнул зубами, а Эвереста лишь посмеялась над его попыткой не ляпнуть лишнего.
— Иди за мной, будет вам... настойка.
Мужик покорно двинулся следом, не выпуская из виду ее покачивающиеся при ходьбе бедра. Эвереста кожей чувствовала его липкий взгляд и шумное дыхание наряду с наполнившим ночной воздух звенящим напряжением. Чёрный зев небосвода продолжал исходить рябью. Убывающая луна колыхалась, словно отражение в воде. Студентов не наблюдалось. Судя по времени, проверка, организованная старостами, должна была завершиться.
Дойдя до центра бывшей площади, Эвереста встала в одной ей известной точке, ничем не выделяющейся из общей картины, и внимательно взглянула вверх.
— Отойди, парень, и не дыши в затылок, — беззлобно обратилась она к неожиданному провожатому, взгляд ее при этом все так же выхватывал детали из черного, слишком низкого неба. — И постарайся не дёргаться. Я буду работать ровно пятнадцать минут.
А после привычно вскинула руку над головой и зашептала. Голос ее скатывался в протяжные ноты, низкое гудение вперемешку с исключительно тонким и тихим фальцетом. Это заклинание не было лёгким: полу-речитатив, полу-песнь, оно объединяло в себе как проклятия Раздорцев, так и песни Хранителей. По ее телу, расходясь из центра солнечного сплетения упругим вьюнком, хлынула сила. Белые и черные энергетические ветви переплетались, расцветали немыслимыми цветами, вяли, плодоносили и все больше тянулись вверх, пронзая небо, словно диковинное дерево. Достигнув наивысшей возможной точки, стебли потянулись в разные стороны, накрывая плотным куполом академический комплекс. Чёрно-белая энергетическая ткань побледнела, вздыбилась и исчезла. Вместе с ней исчезла и рябь. Луна застыла, стала чуть более тусклой, но все же ничто больше не говорило о подмене и мастерски исполненной иллюзии. Студентам незачем видеть прорыв. Не их ума дело.
Смахнув с лица непослушную прядь волос, Эвереста опустила руку и задумчиво взглянула на молчаливого наблюдателя. Поманив его жестом, двинулась в административный корпус. Теперь мужчина шел не позади, а рядом, старательно раз за разом задевая ее плечо своей рукой. Его наглая притирка раздражала. Однако заклинание забрало игривое настроение, рассеяв его где-то там, под звездным ночным полотном.
В дверях административного корпуса маг совсем «случайно» задел рукой ее бедро... А Эвереста в ответ ощутимо ткнула его пальцем под бок и, дождавшись, когда мага согнет вдвое, ощутимо шлепнула его по крепкой заднице.
— Ещё одна выходка, — устало начала она, смотря на мужика сверху вниз, — и будешь сам вместо овцы. Поверь, скучно не будет.
Это уже потом, закрывшись в своем кабинете на ключ и упав на кожаный диван, она честно призналась себе, что «ментальная проверка» в исполнении Кирин действует на нее очень извращённым образом...
Настойку боец так и не получил — сбежал. Наверное, прочувствовал вес вовсе не детской угрозы. И все же, может, зря Борин так резко мужика отшила — порезвились бы, расслабились, сбросили царящее внутри напряжение. Наверное, Дич была права: ей самой стоило успокоиться... Открыв шкаф, она очертила взглядом десятилитровый бутыль настойки и уже было потянулась к нему, как вдруг на столе красным вспыхнула сигналка:
— Угроза. Код один сто двадцать три три семь... Угроза. Код один сто двадцать три три семь... — холодно отчеканил механический голос.
Поджав губы, ректор хлопнула дверью шкафа и резко переместилась к столу, поспешно включая коммутатор.
— Внимание! Факультет семейного раздора, код первый, тип сто двадцать три, локация три-семь.. Действуете согласно уставу. — Ее голос был холоден и бесцветен. Губы сжались в тонкую линию, выдавая крайнюю степень сосредоточенности.
Схватив с ящика стола пару вяжущих артефактов, она направилась туда, куда указывал код. Цифра один означала смертельную опасность, следующая — тип угрозы, остальные — локализацию.
* * *
Лаборатория Ананьева однозначно не была местом для слабонервных и особо впечатлительных. Взять хотя бы тот же морозильник, где трупы всевозможных уродливых существ лежали штабелями, словно брикеты в кладовке столовой. Развешанные на стенах инструменты, обрушенный потолок и залитые водой помещения лишь добавляли остроты ощущениям.
Горру и раньше доводилось здесь быть. Не раз у них с Раздорцами были спаренные занятия, особенно когда после очередной вылазки в лабораторию попадали живые образцы. И если адептов учили использовать нахлынувшее живое богатство в своих черных делах, то студенты медицинского учились быстро оценивать степень биологической опасности и способы противодействия.
Это на самом деле была захватывающая работа. Порой, да и вовсе изредка, когда попадалась особо активная форма жизни, Хранители пытались пробиться к интеллекту с помощью своих песен. Но на памяти Горра такого ни разу не удавалось, потому методичное изучение полудохлых порождений иной реальности казались обычной забавой, существующей исключительно для оттачивания навыков.
Облачившись в чей-то халат и обмотав ноги простыней на манер шаровар, парень послушно терпел то, как неумело Ррухи разминала на его шее затекшие воспаленные мышцы. Хадиса тем временем задумчиво разглядывала его татуировку, вспоминая утреннюю лекцию Звездунова. Ее цвет явно стал бледнее, что не могло не озадачивать, но вот только ничего важного, кроме насмешки Октопуса, на ум не приходило. А ведь он много говорил.
— Как ты оказался в шкафу? — между делом поинтересовались феи. Выглядели они уставшими. Хадиса подозревала, что вымотала их та самая куколка. Но спешить делиться соображениями не желала.
— Не помню. — Горр отвечал нехотя, хмурился и пытался расставить в уме последовательность событий. Последнее разумное воспоминание твердило, что он бросился к прорванной трубе, а вокруг ползали перевоплощенные в деревья послушники. Взгляд демоницы лениво перекочевал на ритмично двигающиеся запястья Ррухи: ее татуировка не только стала бледнее, но и, похоже, сменила форму завитков. Удивительнее всего было то, что ничего пошлого в ее голову не приходило. Она видела парня в халате и простыне, надетыми на голое тело, видела сосредоточенную подругу, разглядывала их татуировки и все. Черная похотливая змея не щекотала ей внутренности и не вызывала похабные мысли, словно нынче перед ней было табу.
Разве сила суккуба имеет границы и запреты? Хорошо, если так... С этим определенно стоило разобраться.
Куколка шевельнулась, странным образом изогнувшись. Феи встревоженно вспорхнули вверх. Горр удивлённо вскинул брови, явно оценивая наблюдаемый объект с истинно медицинской точки зрения. Ррухи замерла, боязливо вцепившись когтистыми пальцами Горру в плечи... И когда только видоизменить успела? И ведь смогла, даже не задумавшись.
Вопрос продолжал биться набатом в голове Кирин, а глаза неотрывно следили за куколкой.
— Ещё одна ваша сестра? — наконец поинтересовалась она, не отрывая взгляда от кокона.
Феи в который раз за вечер переглянулись. Их сковывала неуверенность, и это ощущалось все сильней с каждой минутой. Ещё никогда Хадиса не видела подруг столь подавленными и не могла понять, в чем же сейчас была их проблема?
Близняшки коснулись ладонями друг друга всего на миг. Одна из девушек подозвала Горра и склонилась над выгибающимся коконом. Вторая девушка подлетела к подругам и протянула к ним руки, касаясь их плеч одновременно. Отчего-то Хадисе подумалось, что улыбка у нее непривычно фальшива. Губы дергаются, словно она сейчас их скривит и расплачется. Ее объятия стали крепче, и Хадиса с Ррухи как-то одновременно поддались этому порыву нежности.
Позвоночник прострелил знакомым разрядом. Ррухи тихо повалилась на пол, Хадиса осела следом. Мир вокруг нее смазался, превратившись в колыхающееся нечто. Оно набухало, словно гнойный нарыв, и опутывало разум морозными тисками. Горр слышал, как за спиной глухо упали два тела, но перед ним был весомый аргумент не оборачиваться. Один извивался и начал болезненно стонать, второй сверлил его огромными расширившимися зрачками, за которыми не было видно ни радужки, ни белков. Глаза феи были влажными.
— Вскрой. Быстрее, иначе задохнется, — прошептала девушка. Под ее пухлыми губами мелькнули непривычно острые видоизмененные зубы.
«Боевая трансформация, первый уровень», — понял Горр, припоминая биологию второго курса. Фей они проходили. И из пяти уровней упоминалось только два не воспрещенных.
Но даже так, противостоять фее в этой форме почти невозможно. Она запросто всосет любую магию или проклятие, впитав как свою собственную.
Кокон же перед ним был амагический, и вскрыть его чем либо, кроме старого доброго скальпеля, попросту не получится.
Скальпелей в лаборатории било предостаточно, и, благо, Горр знал где их искать... Внутри кокона неожиданно оказался знакомый адепт с говорящим прозвищем «Лысый». Вот только от лысины не осталось и следа. Она покрылась мелким детским пушком веселого розового цвета. Парень стонал, но прийти в себя не мог. Глаза его бегали под веками, давление зашкаливало, а лихорадочное состояние только усугубляло дело.
Но что бы Горр ни делал, разбудить или привести его функции в норму он не мог. Сил не хватало. Он был попросту истощен. Однозначно стоило переместиться в медблок. И чем быстрее, тем лучше. Вот только возникали сомнения насчёт реальности этого дела. Феи явно рассчитывали на что-то другое.
— Жаль, — вздохнула вторая девушка, приближаясь к столу. — Посев вряд ли выживет. Если б дней пять не ворошили, было б дело. Ее сестра лишь молча кивнула. В их общем сознании негодовал Улей, напрягая нейронные связи. Многоголосое общество бушевало, требуя разобраться с проблемой прямо сейчас. Матери не нужны были свидетели, и ей было все равно, кто и чем помогал ее глупым дочерям. Она попросту вынесла приговор и взяла под полный контроль два непослушных девичьих тела.
Почти синхронно вытерев увлажнившиеся глаза, девушки встали рядом и взялись за руки, послушно следуя контролю Великой Матери. Их трансформация продолжалась, перепрыгнув сразу к третьему уровню. Горр сглотнул, видя, как под потолком красным замигала сигналка. А тем временем глаза сестер увеличились, а лица надтреснули вдоль линии челюсти, обнажая острые нечеловеческие зубы.
Горр пятился, хотя понимал, что оказать сопротивление двум боевым био-машинам ему попросту не по силам. Он не мог назвать иначе то, во что превращались две девчонки. Сигналка мозолила глаз, Лысый продолжал стонать… Феи подняли свои трансформированные ладони одновременно. Внутри их псевдочелюстей защелкали жвалы, а из-под волос вынырнули карикатурные хитиновые усики.
В следующий миг оборотня опрокинуло мощным ударом со спины, полностью парализовав. Краем глаза он видел, как полностью трансформировались лица фей, утратив всю былую человечность. Это были насекомые, не люди… О таком ни один учебник не говорил.
— Жги, — выдохнул до ужаса знакомый голос Виртуозова и, словно в насмешку, над головой Горра пронеслось несколько пылающих шаров. Следом за ними чёрный морок плотной сетью упал на них, а ветряная плеть ударила по ногам тварей.
Рубин изымал каждый свой заряд из воздуха, играючи наматывая на палец витающую вокруг энергию. Ему не нужны были словесные формулы, он сам был как та формула, действуя неустанно и методично. Словно и не огненные шары швырял, а перекусывал любимыми орешками.
Феи метались парой вместе с окутавшей их сетью, плеть Самсона каждый раз сбивала их, припечатывая к полу. Обожжённые, визжащие и скрежещущие, две изувеченные псевдо-девушки в конце концов упали наземь.
Не раздумывая, Трахтенберг стащил со стены висящий там мелкий топорик, который Ананьев одаривал особой любовью, и размозжил одной из фей голову. Второй голыми руками вырвал усики и одним резким движением сломал тонкие бархатные крылья...
Сгребя мертвое тело в мешок, Виртуозов скрупулёзно подписал его, а после оттащил в морозилку.
— Похоже, Влад зря из-за крыла настрадался, — констатировал кто-то из адептов, подхватывая Горра под руки.
Только теперь к будущему врачу пришло осознание, что вокруг целая толпа зрителей. Была даже ректор, которая передала Трахтенбергу связку особых вяжущих артефактов. Не было только Хранителей… Эти займутся промывкой мозгов позже, а может, и не только ей... Хадису и Ррухи грузили на носилки, живое нечто, оставшееся от феи, обвешали заклинаниями и унесли прочь.
Словно издеваясь, взгляд оборотня выхватил на темной стене часы с едва светящимися стрелками. Пять минут после полуночи... Пятница закончилась, уступив место законным выходным. Вот только почему-то от этого не было легче.
Глава 46
Глава 46
Барьер дрогнул весь разом, в тот момент, когда меньше всего ожидали… Стенки бреши в одночасье колыхнулись и пошли рябью. Наросты, словно молочные капли, устремились вниз, быстро набухая и раздуваясь. Опечатанные Октопусом, они ворочались и извивались, не в силах прорвать стенки. Проклятые Анонисом, наоборот, растрескивались, словно иссушенные кожистые мешки, обнажая склизкие от молочно-белой субстанции тела пришельцев с разинутыми пастями, мышцами, охваченными спазмами, и дико вращающимися глазами. Черные строчки проклятий тугими кольцами обхватывали их тела, превращая в ледяные глыбы до последней живой клетки.
Увы, когда начался прорыв, они успели обработать хорошо если половину гнойников. Одна черная тварь упала на Октопуса, вдавив его в землю всей массой. Хранитель визгнул, и тут же тварь отбросило ажурным белоснежным щитом, сорвавшимся с ладони Хранителя исполинской снежинкой.
Последующие пять тварей были отброшены не менее колоритными «звёздочками», «цветочками» и прочими морозными узорчиками. Как взвизгнул — так и получилось. Каждую из тварей щиты припечатывали к стенкам бреши, не давая шевельнуться.
— Эй, Звезда, ты хоть визжи как-то пониже, у меня уши закладывает! — предложил Кнут, демонстративно прочищая ухо мизинцем. Октопус как раз припечатал очередную тварь. Возмущённо вытянув рожу, он лаконичным жестом послал Раздорца нахрен.
— В голос, судя по всему, постеснялся. — Хихикнув, Ананьев нарочито расслабленно наблюдал за тем, как Звездунов тратит силы, и параллельно изучал плененных тварей. Как и ожидалось, ни одна из них прежде в его лабораторию не попадала. Из года в год одно и то же: новые формы, новые варианты жизнеспособных биологических конструкций. Барьер позволяет их убить. Кто слишком силен — прорывается и гниет под солнцем. Вот только сейчас ночь, а в барьере брешь… Эти твари не будут дохнуть, как обычно.
Прямо перед лицом Ананьева с потолка свисла капля, готовая треснуть. Кнут возник в пальцах Раздорца моментально. Шириной в два пальца в основе и тонкий, словно волос, на самом конце. Кожаная поверхность плети искрилась черными всполохами. Это была не просто пугалка для скота.
Из мешка вывалилось нечто прозрачное на двух зыбких лапах, будучи энергетически структурированным. Оно моментально утратило нематериальность и раздалось в размерах, возвышаясь над Раздорцем на добрых две головы. Существо обладало удвоенной парой передних конечностей и неким подобием шерсти. Некоторое мгновение оно не двигалось, а после выбросило вперёд голову и попыталось клацнуть зубастыми челюстями.
Хлесткий удар пришелся на измазанную белой субстанцией шею. Голова съехала в сторону и бухнулась на упругое дно, а после осело все тело, на поверку оказавшееся покрытым вовсе не шерстью, а пухом.
Теперь отдыхал Октопус, усевшись на один из трупов. Пытаясь отдышаться, он напряжённо следил за действиями Кнута. Техники пения были не самым хорошим инструментом для ведения ближнего боя. Они сбивали дыхание. А нехватка кислорода приводила к утрате координации. Утрата координации ослабляла заклинания. Хранители — не бойцы, хотя да, порой могут и побиться. Другое дело — захватывающий танец Раздорца Кнута и его одноименного оружия.
Ананьев частично трансформировался. Лысую голову покрыла чешуя, а на скулах пробились костяные наросты. Его странное, на первый взгляд, оружие было не более метра в длину. Магический заряд, срываемый с его кончика, шел по невообразимым эллиптическим траекториям, превращая вылупившихся гадов в смердящее месиво. Правда, кое-кому доставалось и пяткой, и коленом, а иногда и пальцем в глаз… Некоторые особо интересные экземпляры оплетали черные строчки проклятий, которые Кнут запросто лепил левой рукой. Звездунов подозревал, что его коллега трижды пожалел, что не взял с собой адептов: хорошая практика пропадает. С другой стороны, никогда не знаешь, чем прорвет. Бывало, по пустыне такие чудовища ползли, что встретиться с ними без подкашивающих свойств барьера становилось крайне опасным делом.
Просвет был близко, магический глаз медленно кружился, ведя запись боя. Казалось, сегодняшний день все же закончится без особых происшествий. Только мелкий червячок внутри неустанно терзал мысли о том, что проблема шире и глубже, чем кажется на первый взгляд.
* * *
Несмотря на разгорающуюся ночь, медицинский блок гудел, словно улей.
— Что у вас? — голос Эвересты звенел, выдавая крайнюю степень усталости.
Дич, только что оставившая адепта на попечение своих студентов, хмуро взглянула на ректоршу и молча кивнула в сторону сестринской. Разговор посторонних ушей не терпел.
— Плохо, — прошептала она, стоило Борин закрыть дверь и поставить магическую глушилку во избежание подслушивания. Кое-что она предпочитала знать быстрее остальных. А в некоторое можно было посвящать адептов исключительно через Ананьева. Раздорцы мстили всегда с размахом и без исключений. А сегодня даже особо веская причина была.
— Я отправила ребят готовить ритуальный зал, — продолжила Гемарта и, нырнув в карман халата, вытащила потёртый портсигар. Повертев его в дрожащих пальцах, откинула на подоконник и задумчиво уставилась в окно: если бы не знала, что небо прикрывает иллюзия, — не догадалась бы.
— Мне нужна твоя помощь как жреца. Ещё с десяток адептов и послушников в качестве батареек. Связку стабилизирующих артефактов, желательно новую.
Привалившись спиной к двери, Эвереста прикрыла глаза и попыталась прочувствовать каждый сантиметр своего уставшего тела. Просьбы врача проходили мимо ушей и быстро терялись в памяти. Ей надо поспать. Хотя бы немного, иначе сама сляжет.
— Мне нужен отдых, пара часов обычного сна. Без влияния суккубов, нервотрепок, крови и выходок.
Дич хмыкнула и, открыв окно, вытащила из портсигара предпоследнюю сигарету и подожгла ее пальцем.
Ей и самой хотелось отдохнуть. Она чувствовала свой предел, и энергетики вряд ли здесь помогут.
— Нет, — она покачала головой и указала пальцем в небо. — После творения такой мощной иллюзии тебе нужно проспать не пару, а все восемь часов. И это минимум, — ее голос дрогнул. — Мы можем устроить отдых и тебе, и мне… Но тогда половина медицинского сляжет с истощением. Этого адепта крайне сложно держать в норме. Сказываются амагические зерна.
— А у первого? — Эвереста наконец открыла глаза. — У Мухотряскина они есть?
— Даже если есть, мы их пока не видим, — скривилась Гемарта, курить расхотелось. Потушив недокуренную сигарету и спрятав ее назад в портсигар, она обернулась к Эвересте. — Ну так что выбираешь? Свое истощение или истощение половины моих студентов?
— Вопрос с подвохом? — Эвереста слабо усмехнулась. — Мне нужен сон. И я не спрашиваю, а просто ставлю тебя перед фактом. Я не хочу ошибиться и получить вместо перспективного адепта ходячий труп. — И, чуть помедлив, прошептала: — Тебе тоже стоит отоспаться. Сонный врач — равно врачебной ошибке, тебе ли не знать.
Гемарта кивнула. Признаться, что она попросту боится уложить половину потока с истощением, — побоялась.
Где-то далеко наверху, под прикрытием иллюзии, по дрожащим стенкам изувеченного барьера стекали исполинские молочно-белые капли. Словно магнитом, их тянула брешь, где существа других плоскостей просачивались в этот мир и вздыхали полной грудью. Гемарта надеялась, что Ананьеву и Звездунову эта ночь не покажется слишком уж тяжёлой. На них у нее тоже были планы, они нужны были ей вдвоем: черный Раздорец и белый Хранитель, в равной степени, впрочем, как и единственный в Академии жрец…
* * *
Двое старост враждующих факультетов встретились аккурат в дверях палаты, где положили пострадавших послушниц. Официальный диагноз: глубокий обморок. То, что обеих в это состояние отправила фея, никто не знал, да и некому было рассказать. Горр спиной не видел, да и если бы умел это делать — то не понял бы. А выжившая по доброй воле Трахтенберга представительница Улья все ещё пребывала на пятом уровне телесной трансформации и продемонстрировать проблески адекватного сознания не могла, как и рассказать о случившемся.
— Про предложение можешь забыть, скрывать виновных больше незачем, — ухмыльнулся Рубин, смотря парню в глаза. Имени его он не знал, хотя да, иногда спрашивал, но как всегда оставался проигнорирован.
Вот и сей раз был не исключением. Хранитель пропустил фразу мимо ушей. Что творилось сейчас в его голове — одному Многоликому было известно.
Доведение до белого каления этого непрошибаемого индюка становилось довольно-таки забавным развлечением, чем Трахтенберг, собственно, и занялся.
— Тебе чернявая ведь нравится, я прав? Хороша, фигуриста… и, уверен, хорошо разбирается в белье, — начал он. Дверь за их спинами отворилась, и в палату вплыла Велена с узким столиком на колесиках. На столике красовались шприцы и ампулы. — Могу рассказать про нее парочку интересных фактов… К примеру, каких цветов у нее трусики... Или какой у нее тип демонической силы…
Липка фыркнула, не сумев пропустить фразу мимо ушей, а будущий Хранитель лишь недовольно поджал губы. Отсутствие блокнота резко ограничивало его возможность к коммуникации. А послать хотелось.
— Да ты пальцами, — усмехнулся Рубин. — Думаешь, не пойму?
«Иди в степь, жрать кактус, — жестами предложил послушник и вопросительно вскинул брови. — Все понял?»
«Только то, что запихнуть этот кактус в жопу ты все равно стесняешься», — гаденько усмехнулся Рубин, демонстрируя оппоненту ответ. Уши хранителя вспыхнули, и он поспешил убраться из палаты. Рубин же продолжил наблюдать за действиями Велены. Она как раз искала вену на руке Ррухи, чтобы ввести укол.
Проклятие беззвучно сорвалось с губ адепта.
Вернувшись к столику, ничего не заметившая девушка взяла из банки со стерилизованными шприцами свежий и начала выбирать из ампул нужную.
Раздорец молча вытащил из кармана ампулу без обозначений и протянул его наяде.
— Вот эта, — уверенно сказал он, и девушка, молча кивнув, уверенно взяла ее и сломала стеклянный кончик. Прозрачная жидкость быстро перетекла в шприц, а после и в вену Хадисы Кирин.
Рубин щёлкнул пальцем, и Велена застыла, словно кукла. Подойдя к кровати, он внимательно всмотрелся в лицо Хадисы Кирин, и проклятия медленно проявились под его взглядом. Их стало намного меньше. Некоторые начали растворяться сами. Сказывался рост демонической сущности внутри нее. Удовлетворённо улыбнувшись, Рубин коснулся левого виска, где, как и прежде, мерцала маленькая звёздочка, и провел пальцем по опоясавшему ее алым завитком проклятия. «Спокойствие», как и прежде, сидело крепко, несмотря на то, что Самсон пытался его отодрать. Впрочем, пытался — мягко сказано. Скорее — не решился. Рубин такой проблемой не страдал, по части проклятий он всегда был сильнее, по части безжалостности — тоже. Уверенно подцепив алый завиток пальцем, Рубин с силой дернул его и с удовольствием отметил, как сильнее загорелась маленькая звездочка. Теперь силу Кирин ничто не сдерживало, кроме ее собственных глупых мыслей...
Когда Велена Липка очнулась, она снова стояла у столика. Растерянно захлопав ресницами, она подсчитала количество ампул. Поняв, что не ввела Кирин ее лекарство, поспешила сделать укол и пошла в следующую палату.
* * *
Команда «спать» была категоричной как для адептов, так и для Хранителей. Усталые студенты с медицинского отправляли в лечебный сон абсолютно каждого, некоторых даже по принуждению. Исключением стал разве что староста Раздорцев, который выполнял ещё некоторые одному ему известные поручения, но и его настигла участь быть временно усыпленным. Оттащив парня на его кровать, ребята с медицинского с недоумением рассматривали выпавшую из кармана адепта разбитую ампулу. Удивляла не столько ампула, сколько отсутствие на ней надписи. Внутри все еще оставалась влага, проверить которую обычным сканирующим заклинанием не удалось. На такой случай была своя инструкция, которую ребята поспешили исполнить. Слизав особым заклинанием остатки вещества, студенты спрятали выпавшую вещь назад в карман. Образец сразу передали декану Дич.
Хранителей укладывали спать без приключений.
Впервые за две недели были организованы патрули из артефакторов и инженеров, так что темные закутки Академии наполнились причудливыми механическими творениями и артефакторскими разработками, обычно пребывающими взаперти академического склада.
Половину ребят с медицинского тоже отправили в сон, остальная часть ребят была поделена на команды и дремала в ожидании своей очереди.
В палате Лысого по полной разгоралась своя баталия, граничащая с нервным срывом и заканчивающаяся исключительно истощением очередной медкоманды.
Задача была многоуровневая и по сути своей проста: окутать барьером амагическую формацию, растущую в теле адепта, удерживать в целостности энергетические каналы и ткани, держать температуру и давление в норме. Если сил не хватает — звать замену. До начала операции в Общем зале ритуалов адепт должен был оставаться в живом и перспективном для выживания состоянии.
И вроде нет задачи проще для сорока человек, но кто-то был слабее, кто-то тоже хотел спать, чья-то энергия не подходила по типу именно этому адепту… А ведь была ещё амагическая формация в виде мелких зёрен, гроздью разместившаяся в самом центре солнечного сплетения, словно скопление нематод, у самого источника энергетических каналов. Она расщепляла энергию, рвала структуру и в принципе уничтожала выставленные студентами щиты раз за разом, словно клубок личинок, или крайне агрессивный паразит…
Казалось, хуже быть не может, но и здесь было где усугублять ситуацию: свою лепту вносила вновь начавшая набирать обороты ментальная проверка на стойкость полового характера, порождая в уставших умах студентов странные картины с не менее дивным подтекстом.
Наверное, сказывалась неопытность и усталось. Что часом ранее, что часом позднее некому было сделать обход и проверить состояние коматозной девчонки, лежащей в самой дальней палате. А Линн ждала, словно рептилия, застыв на кровати. Звуки рано или поздно стихнут, страсти улягутся, и тогда настанет ее черед действовать.
Глава 47
Глава 47
Этот сон был странным: гудящим и пепельным. Посреди колыхающейся плотной субстанции сидело существо, и близко не напоминающее человека. Лилово-серое, тонкое, с покатыми плечами и обнаженными суставами, в которых вращались хитиновые конечности. Одетое в форму послушника, оно жало к себе искалеченное мертвое тело. Усики его шевелились, а жвалы непривычно щелкали. Фасеточные глаза сухо блестели, без толики эмоции. Прозрачные газовые крылья подделись черными подпалинами, а крючковатые многосуставные пальцы — багровыми пятнами. Они бережно скользили по окровавленным волосам убитой, заботливо укрывая глубокую и страшную рану.
Хадиса молчала, а существо продолжало свое нехитрое дело. Обоюдная тишина была крепче и понятнее слов. Горечь пепла стала общей. Отсутствие чужого дыхания разделилось ровно на три и теперь неумолимо жгло легкие. Слез не было, только понимание того, что постигшая подругу участь в равной степени висит перед каждым из них.
Несмотря на показушную безалаберность, Академия держала жестокие правила и неустанно следила принятым в Дайкирии законам... Пятый уровень трансформации равен смерти для любого, обладающего этой самой трансформацией, вне зависимости от исхода. Даже если бы они остались в институте, результат — не изменить...
Странный сон и отчетливые мысли. Увы, существо не могло говорить. Оно не видело Хадису, оно отсутствовало разумом, плененное болью, проклятиями и заклинаниями. Порождению Улья были невдомек время, друзья и обязанности. Пятый уровень стёр личность на корню, оставив за собой серый пепел воспоминаний и непонимание глубокой сжимающей тисками утраты...
Фасеточные глаза наконец сфокусировались на пылающей алым фигуре Хадисы Кирин. Серое нечто исчезло, превратилось в темную комнату, обвешанную артефактами и скрупулёзно опечатанную Хранителями.
Пропало тело феи, бережно лежавшее в хитиновых лапах. Опали крылья огромного насекомого, гибкими пластинами скользнув наземь. Остались рваные пеньки суставчатых усов. Жвалы зашевелились, и по ним медленно скатилась вязкая капля слюны.
— Ты такая же, — прошуршало насекомое, смотря на нее немигающим взглядом. — Со своим кодом, со своим уровнем трансформации.
— Они будут кусать тебя, как одичавшие собаки, — дрожали стены вокруг, — покуда ты не войдешь в пик… А после препарируют, как лягушку, из чисто научного интереса…
Лицо твари поплыло, улыбнулось знакомой улыбкой брата. Теперь он, а не тварь, сидел перед ней, вальяжно раскинувшись в мягком бархатном кресле.
Обычно расчетливый, он был хмур и сосредоточен.
— Продержись до понедельника, — напомнил он. — Всего двое суток.
— Два дня — это немного, — теперь уже шептал на ухо Самсон. — Две ночи — вот что страшно…
Его тяжелые ладони легли на ее едва прикрытые плечи, теплое тело коснулось обнаженной кожи на спине, виднеющейся из-за щели больничной сорочки. Пальцы скользнули к ключице, ощутимо сжимая шею и заставляя откинуть голову, разомкнуть губы в немом вздохе.
— Хадиса, ты выдержишь со мной эти две ночи? — вкрадчиво шептал он.
И она понимала, что не выдержит: с кем либо другим — пожалуйста. Только не с ним. Брат продолжал сидеть в своем кресле, наблюдая за происходящим со странным извращенным интересом. Пространство колыхалось красным. В нем желтыми пятнами вспыхивали чужие стоны и ласки. Они складывались в структуру, вытягиваясь в ячейки. И в каждой из них, словно в фасеточном глазе трансформированной феи, отражалось чье-то измученное призрачными ласками тело.
— Выдержу, — упрямо ответила Хадиса и прикрыла глаза.
* * *
Чем ближе был выход из бреши, тем непригляднее становилась картина. Лопнувших наростов становилось все больше, а атакующих тварей — все меньше. Хуже было то, что многие из них просто двинулись вон из зоны аномалии. А там, в реальном мире, есть где переждать и день, и зной. Тварей стоило выследить и уничтожить, пока есть возможность. Вот только пространство все ещё расширялось. Зона препятствий в направлении от центра аномалий и так занимала с добрые двадцать минут на пересечение, а если учесть расширение, да ещё и в неположенном месте пересечения, то четверть часа уверенно увеличивалась в несколько раз. Становилось ясно: мысль о кровавом поте вполне реальна в нынешней ситуации. Впрочем, там, где Кнут начинал злобно хмуриться, Звезда не унывал. Выдав очередную пародию на оперетту, он разослал в разные стороны очередные «глазки». Анонис обозвал его показушником и пустил вдогонку жирные объемные тени, которые ползучим гадством уползли в поисках вполне определенной цели.
Луна плыла вдоль небосвода, а ветер метал песок, скользя вдоль дрожащей поверхности аномалии. Каменное плато жило своей жизнью. Это вокруг Академии живности не было. За барьером всего было вдоволь, и даже река не пыталась вскипятить неосторожно окунувшихся в нее путников. Сам же барьер, словно исполинский студень, зиял дрожащим изломленным боком.
В этой его части не было ни дорог, ни проблесков цивилизации. Два маяка оказались сломлены и обесточены, обнажая под амагическим энергетическим щитом нежную плоть пространственной аномалии. Разбухшая от бушующего внутри прорыва, она трепетала порванными краями в дивной пульсации и, казалось, вообще забыла, как срастаться назад. Это было плохо. Барьер должен затягивать себя сам, но не делал этого, ожидая непонятно чего.
— Стоило сразу гнать машину сюда, — посетовал Ананьев после того, как они сделали привал. Его уставший мозг требовал общения, которого напарник дать не мог. Хотя да, слушал он отменно. Октопус как раз вытаскивал из вещмешка консервы, предоставленные предусмотрительной Маритой. — Ты понимаешь, что назад пойдешь пешком?
Звездунов молча протянул ему металлическую банку с тушенкой. Хмыкнув, Анонис взял ее и принялся открывать ножом.
— Неужели связки сорвал? — продолжил он, принюхиваясь к содержимому банки. — Похоже, есть можно. На худой конец прожарим на огне.
Октопус в ответ лишь пожал плечами, открывая другую банку.
— Подъехали бы. Заблокировали брешь отсюда и не парились бы…
Звездунов хмуро глянул на него. Разведённый костер плясал в его глазах странными бликами. Недолеченный Гемартой синяк коричневым пятном расползся аж до уха, делая из треклятого Хранителя подобие хомяка.
— На все есть своя инструкция, — сипло протянул он, ворочая вилкой в тушенке. — Логичней извне, по инструкции — изнутри…
Подавившись водой, Ананьев расхохотался. Звездунов недоуменно на него глянул, молча ожидая пояснений.
— Трахаешь тоже по инструкции, или кодексом не положено?
Звездунов промолчал, продолжая методично ковыряться в тушенке. Все же Ананьев был прав, выглядела она не вполне съедобно.
«Глаза» возвратились через полтора часа. Раздавшиеся в объемах, они переваривали своих жертв, превращая их из материальных объектов назад в нематериальные сущности. У Хранителей даже на это была своя инструкция. Вот только вряд ли он отпускал эти «спасенные души» и, конечно, не коллекционировал их.
Ананьев отчетливо знал, что где-то внутри проеденной «добрым человеком» дырки под щитами-звездами все так же перевариваются другие твари. И, как ни странно, ему вовсе не хотелось такой участи для себя. Хотя, с точки зрения обывателя, это было довольно милосердно. Предыдущий Хранитель даже на вылазки не ходил, считая их оскорблением своего достоинства, хотя он много чего не делал… Вот даже позапрошлый первый курс в ноль уложил. А Звезда над своими трясется и клеит им странные привычки, взять, к примеру, то же молчание…
Черные тени Кнута не возвратились. В них не было заложено такой функции. Когда они поглощали очередного иномирного выродка — взрывались вместе с ним. Тогда в сознании Ананьева звякал очередной колокольчик о самоуничтожении проклятия, и он довольно щурил глаза от очередной миниатюрной победы. Все работало как часы, все было по инструкциям и по плану: прорыв, зачистка, штопка барьера… отдых. Последняя черная тень металась без цели, а значит, неучтенных тварей вокруг аномалии больше не было. Можно было заняться остальным, а после и отдохнуть.
Штопали барьер молча. Все тем же дивным призывом Хранителя. С той лишь разницей, что разбухшие от поглощенных сущностей «глаза» теперь запросто выступали стройматериалом. Какое-то безжалостное у Звезды выходило милосердие…
Звездунов на мигах показал, что дежурит первым, и Ананьев, не возражая, завалился спать.
Вот только отдохнуть все равно не получилось. Ему снились беспокойные сны. Словно все существующие в мире кошмары решили в один час заполнить его и так намаявшееся за день сознание. Снилась плутовка Кирин в странном невесомом наряде. Снились шрамы на ее полной груди. Ртутно-серые глаза и призывная улыбка. Он помнил ее ломаные движения, уродующие буквально каждый шаг. Помнил особо болезненные позы, которые она терпела с необъяснимым удовольствием. Помнил трепет и удивительную покорность.
Теперь же Кирин хотелось беречь. И эта проклятая мысль, словно изощренное издевательство, пробралась в его воспаленный мозг. Легла туда утвердившейся аксиомой, хлестким корнем сто восемнадцатой песни.
Октопус разбудил его через несколько часов. Была уже глубокая ночь, и Кнуту следовало сменить своего напарника и дать ему наконец отдохнуть.
Появилось время подумать над всем: о подставе с новыми ученицами, о подставе с летучей наркотой, которую он добровольно сам распространил. Может, сам был под каким-то очередным управляющим проклятием? Или просто чувство меры утратило границы? Странное чувство неправильности, даже некого стыда, а может, и вины, разъедало изнутри.
Разъедало уже тогда, когда он вдумчиво убивал монстров скупыми хлесткими ударами, впервые не оставляя себе ничего на «разрезать» и на «посмотреть». Сейчас все произошедшее за эту неделю наложилось титрами на только что увиденный сон, приобрело совсем иной смысл. Прикрыв глаза, Кнут неосознанно мотнул головой, отгораживаясь от непривычных чувств. Чертовка Кирин не отпускала, слишком крепко окутав его своим дивным смирением.
Проклятая сто восемнадцатая песнь в исполнении не менее проклятого суккуба — пугала. Умение, с которым его просчитали, страшило еще больше. Октопус хорошо учил. Взгляд Раздорца скользнул по мерно вздымающейся спине хранителя, остановившись на неприкрытом затылке.
Надо было что-то делать. Определенно…
* * *
В коридоре медицинского блока горел приглушённый сине-фиолетовый свет. Освещение было непривычно темным. Говорило это лишь об одном: здесь полно истощенных. Они то и тянули энергию из магических светильников, исключительно бессознательно и отнюдь не специально.
Несмотря на предрассветное время, страсти в медицинском крыле не утихали. Где-то за поворотом слышался шепот, скрипели кресла и проскальзывала ругань. Кто-то командовал, кого-то отчитывали. Легкий флер возбуждения витал над всем происходящим, как некое издевательство. Для Линн это означало только одно: суккуб тоже здесь и вновь накачан.
Идти и проверять не было настроения: голод терзал намного сильней любопытства.
Бесшумно отворив дверь, Линн скользнула в соседнюю палату и осмотрелась. В лунном свете, падающем сквозь два широких квадратных окна, отчётливо виднелись плотно задвинутые ширмы. Дверь подсобки оказалась закрыта, под ней у самого пола светилась неяркая желтоватая полоска света от газовой лампы.
Не сбавляя скорости, Линн подошла к ближайшей ширме и нырнула внутрь, за ее створки. Больной спал, зарывшись в одеяло. Падавшая от ширмы тень скрывала его лицо окончательно. Впрочем, для Линн не было разницы, кто именно перед ней: парень или девушка, студент или послушник, да хоть сам ректор... Ей много не надо, никто и не заметит. Она прошептала самое простенькое заклинание, которое далось ей с неимоверным трудом. Колени начали дрожать, и девушка почувствовала, как падает, теряя концентрацию. В последний миг она ухватилась за выскальзывающую из-под контроля энергетическую структуру, с ужасом понимая, что на еще одно заклинание ее не хватит. А когда получится произнести следующее — неизвестно.
Пространство вокруг нее послушно наполнилось разноцветными бликами. Сработало… Пятна: красные, розовые, жёлтые, — они все были остаточными процессами после произнесенных медицинских заклинаний. И каждое из них в своем медленном падении устремилось в свою цель... Проведя рукой, девушка подцепила ближайший светящийся сгусток пальцами и с удовольствием почувствовала, как он впитался в ее кожу. Первая порция силы оказалась пьянящей. Сердце ускорилось в неровном ритме, а адреналин удалил в голову. Упав на кровать поверх своей спящей жертвы, Линн еще долго пыталась прийти в себя, то плавая на поверхности сознания, то проваливаясь в глубь собственных темных страхов и снов, в которых сдержанная послушница Кирин извращалась над телом спящего Самсона. Ее улыбка была нежной, а прикосновения — степенными. Самсон смотрел на нее невидящим взглядом и, словно завороженный, твердил одно и тоже: «Линн».
Небо за окном медленно серело, а украденная магия наконец прижилась и неуверенно потекла по жилам. Первая порция всегда сложная. Так говорил Кнут, и девушка ему беспрекословно верила. А еще она знала, что таких порций у нее будет впереди еще несметное количество, и что каждая адской болью вольется в ее жилы прежде, чем организм вспомнит, как эта энергия делается. Потом стало немного легче.
Втянув в себя все блики, Линн повела рукой над спящим, подцепляя его энергию, снимая ее пласт за пластом, словно то были лепестки плотного бутона. Девушка пила чужую силу с удовольствием и без доли сомнений. Аура человека дрожала, обнажаясь, верхняя оболочка рыхлела и исходила червоточинами, вещая о вмешательстве. С сожалением оторвавшись, адептка уже более уверено сдернула с лица своей жертвы одеяло и с удивлением узнала в спящей наяде студентку медицинского. Красть у врача силу — чревато. За такое по голове не гладили. Но Линн было все равно. Она была пьяна и не чувствовала перенапряжения. Обожженные чужой энергией каналы не сигнализировали об опасности. Повторив процедуру со всеми, кто лежал в палате, она вышла в коридор, полностью озадаченная. За все время, проведенное ею в палате, никто из подсобки не вышел. Скорее всего, дежурный по палате просто спал. Или его не было? Но озадачивало не это. Все три ее жертвы уже были истощены — вот что странно. Что-то происходило в Академии, и это что-то дышало буквально из-под каждой двери медицинского крыла.
@темы: Кодекс Хранителя