litnet.com/ru/book/kodeks-xranitelya-b198819
fulllib.com/book/2453
ficbook.net/readfic/7295115\
Название: Кодекс Хранителя
Автор : Я личной персоной, Екатерина Лылык
Жанр: Фэнтези. Магическая академия, становление героев, смерть персонажей, интриги, борьба с врагом
Аннотация:
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.
Глава 48
Глава 48
Утро обозначилось как-то резко. Просто пришло — и все. Стрелки часов скользнули к шести, и сытость снова уступила место голоду. Словно играя злую шутку, чувство собственной уязвимости сводило на нет какую-либо жалость. Положение Линн было куда сложнее среднестатистического истощения. Истощение проходит через пару часов, самое позднее — пару дней. А вот опустошенный организм — другое дело. Он не производит энергию на том уровне, который необходим для полноценного восстановления. Он ее вообще не производит. Тело пьет энергию, как губка, да и пропускает оно ее тоже, словно решето. В принципе, исключительно последние два свойства при правильном подходе могли помочь справиться с проблемой. Увы, одним днём и даже неделей процесс не завершится. Оставив за спиной три подъеденных ауры, Линн, как изголодавшийся паразит, пошла дальше.
В этом закоулке медицинского блока было только три палаты, и последняя ничем не отличалась от предыдущей, разве что ширмы были не так плотно задвинуты, а дверь подсобки — открыта. Однако звуков из палаты не доносилось. Тихо подойдя к подсобке, Линн заметила дрыхнущую за столом Рылову с накинутым на плечи измятым форменным халатом да спрятанными под белым платком волосами. То еще уродство. Рядом с ней стоял полный стакан темной жидкости, по цвету напоминающей энергетик. Линн молча зашла внутрь и подхватила стакан, принюхавшись для уверенности, быстро его осушила и поставила на место.
Горькая гадость болезненно стекла в неподготовленный желудок, вызывая рвотный спазм. Глаза заволокло слезами, а тело повело в сторону. Справиться удалось не сразу. Собственная кожа начала мерцать, будто посыпанная карнавальными блестками, пропуская с таким трудом собранную энергию назад в пространство. Голод стал ощутимее.
Неожиданно орчанка показалась ей крайне заманчивым завтраком, а чтобы пропускать его… В какой-то момент Линн пришло на ум, что она не пьет, нет, она откровенно жрет… И зря, что это были только слабые верхние слои, и видит Многоликий: она брала только то, что могла унести…
В палате, где дежурила Рылова, спали лишь двое человек, и оба оказались Мухотряскиным. Безошибочно определив копию, Линн коснулась ее лба ладонью и без особого трепета всосала силу. Черная тень заклубилась на постели и безропотно поддалась натиску. Пить силы Мухотряскина, да еще и оформленные в тень, ранее не доводилось. На первый взгляд удачная идея едва не вывернула мозг наизнанку. Плотный ком концентрированной тьмы оказался непривычно тяжелым и липким. Словно гриб-слизовик, он обжигающей прохладой пробрался в каждую щель тела, распирая изнутри. Пошатываясь, девушка подошла к настоящему Владу и отметила его плачевное состояние. Пить из него было откровенно нечего. Неудивительно, что он не смог сам покинуть тень. Вот только почему тень не развеяли? Ведь это проще простого. Очередной эксперимент? Впрочем, неважно. Ей есть о чем думать: хотя бы о слишком тяжёлом комке Владовой силы.
Начало откровенно морозить. Чужая тьма продолжала ворочаться изнутри и вскоре нашла себе путь. Сквозь болезненную пелену Линн видела, как черное марево поднимается от ее кожи и, завиваясь в плотные ручейки, устремляется назад к Мухотряскину.
Издевательство какое-то. Раздражённо фыркнув, девушка тяжелым шагом двинулась из палаты. Ее потряхивало. Последний тип силы ей явно не подходил: попросту иная плоскость. Сейчас она действительно чувствовала себя решетом. Оставалось надеяться, что некоторые комки силы в ней все же задержатся, не сумев просочиться наружу.
Глухой закоулок, в котором расположилась ее палата, поворачивал на девяносто градусов. Из окон коридора непрерывным рядом, разместившимся вдоль всей левой стены, с легкой пульсацией лился утренний сероватый свет. Этот ритм Линн за пять лет научилась распознавать со скрупулезностью сектанта. Он говорил о многом: опять над головой была иллюзия, а за стенами — снова прорыв. Изощренное воображение сразу подкинуло кровавые картины произошедшего, дав логичное объяснение происходящему в медицинском крыле.
Следующая палата была запечатанной. Магическая пентаграмма въелась в дверь искрящимися боками, поблескивая рыжими всполохами. В ее трехмерном очертании угадывалось многослойность из разных типов силы. Работал не один Хранитель, и работа выполнялась очень тщательно. Не сказать, что адептку терзало любопытство. Просто из-за двери веяло мощной энергией и сочной эманацией ментальной магии. Этого не запечатали, значит, не опасались. Ментал для менталиста: такой коктейль нельзя пропускать...
Наверное, ей отшибло последние мозги. Остановиться бы, подумать, взвесить все «за» и «против». Но девушка этого не сделала. Сосредоточившись, она потянула собранную энергию и мыслью скользнула за дверь. Печать молчаливо пропустила ее ментальный порыв. Первое, что бросилось в глаза, — это отсутствие ширм. Второе — густая тьма, сначала едва ощутимо колыхнувшаяся, а после метнувшаяся к ней, сверкая острыми зубами, словно сторожевая псина. Дверь завибрировала, а Линн от неожиданности отшатнулась. Сдалась ей эта гребаная сила...
Смахнув с лица волосы, она лихорадочно взглянула ещё раз на мерцающий знак, проверяя его целостность. Схема не была нарушена. Значит, что бы внутри ни находилось, оно не выберется. Какого это в медкрыле?
В дальнем конце коридора поднялся шум... Зароптали ступени под множеством тяжелых шагов, разнесся знакомый гул голосов. Как-то разом пространство заполнилось хмурыми и сосредоточенными адептами во главе с Виртуозовым. Линн не поверила собственным глазам: уж кого она точно не ожидала встретить здесь. Вспомнились их последние минуты вместе и ужас, последовавший после. Самсон удивлённо замер на месте, разглядывая растрепанную, окутанную черной дымкой Линн, а потом, словно гора, двинулся к ней и бережно подхватил на руки.
— Линн... — только и выдохнул он, уткнувшись носом ей в шею. Его объятия были привычно крепкими, и это расслабляло. Линн обняла его в ответ, нежно поглаживая волосы парня и успокаивая. Сила, собранная ей, начала испаряться быстрей, окутывая их тела зыбкой пеленой, но было уже все равно. Преданные объятия Самсона давали понять: кое-что в ее жизни останется неизменным. Это действительно радовало и дарило чувство спокойствия и уверенности. Она справится. Даже не так, они справятся с ее проблемой вместе.
Никто из них, отдавшихся крепким объятиям, не видел, как схлопнулась на дверях печать, исчезая. Черные призрачные точки, клубясь, пробились сквозь щели. На миг оформившись в человеческий силуэт, нечто, похожее на тень, смазалось и раскрыло свои челюсти, врезаясь пастью в спину Линн. Огненный шар Рубина настиг существо секундой позже. За последовавшей вспышкой не осталось ничего: ни существа, ни эманаций... ни ошметков. Внутри палаты продолжала находиться окутанная артефактами, проклятиями и заговорами фея. Лицо девушки вновь приобрело человеческие черты. В синих глазах застыла дрожащая обреченность. Обожженное, обезображенное тело слабо трепыхалось под действием лечащей формулы Дич...
Она не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, беспрерывно борясь с накатывающей глухой беспринципной болью. Ее обожженные глаза оставались слепы, и только звенящая пустота внутри говорила, что Улей наконец покинул ее. Мать ушла, разорвав последние связи. Она опять чувствовала, что ее предали, ощущала себя абсолютно обнаженной перед лицом безжалостного мира.
Увы... Адептка пятого курса так и не узнала ответ на свой мысленно заданный вопрос: «Какого... это делало здесь, в медицинском крыле... в обычной палате...» И не чувствовала, как ее вмиг обмякшее тело крепко сжимал Самсон...
Ее бесчувственную опять уложили в самой дальней палате и подключили к всевозможным аппаратам. Оглашать ее новый диагноз студенты медицинского побаивались даже между собой, разумно решив, что такими фразами не разбрасываются и что окончательную точку поставит декан Гемарта Дич.
Адепты тупо сновали по палате скованной феи, и на животрепещущий вопрос «Что произошло и что это было?» тоже не находили ответа. Увиденное выходило за пределы ими выученного и им понятного.
Послушники просто молчали, изучая пространство одними им известными способами. Все ждали своих деканов в надежде, что хоть они прояснят ситуацию. А тем временем выспавшаяся Эвереста Борин готовилась к предстоящей операции, попутно надиктовывая Марите основные моменты для отчета.
— Когда Кирин придет в себя, пусть забьет в мой коммутатор координаты брата, — отдала она последнее распоряжение. Марита молча кивнула, а Дич напряженно подогнала. Общий зал ритуалов ждал, готовый к сложной работе. Высшая академия демонизма и магии функционировала, как и прежде, хоть и сжавшись от объявшего ее напряжения.
* * *
Рассвет занимался быстро, как по инструкции или по предписанию. Безоблачное небо позолотилось у самого горизонта. Солнце поднималось, безжалостно слизывая с камня тени и ночную влагу. Собрав скупые пожитки, двое мужчин двинулись в обход аномалии. Путь был неблизкий. Впереди ждали скалы и ущелье, а еще дальше — железнодорожная станция с единственным доступным входом.
Ананьев молчал, Звездунов — тоже. Ночная болтливость коллеги была вполне приемлемой и равноценной его истощению. Ничего нового. Сейчас же, при свете дня, разговаривать им было не о чем. Тощий змеелюд как обычно будет сводить все к охам-вздохам и экспериментам, а принципиальный Хранитель будет беситься до белого каления, не умея вести изощренные словесные перепалки.
Скалы становились все ближе, вместе с тем жаркий ветер уносил последние отголоски ночной прохлады. Не сговариваясь, оба накинули на головы черные капюшоны, притороченные к плащам. Странная и нелегкая на первый взгляд одежда как всегда защищала, бережно дополняя их уверенные скупые движения приятной прохладой.
Неглубокое ущелье оказалось с сюрпризом. Их ждали... Неприглядная истина подняла свое обезображенное лицо в тот момент, когда вокруг них захлопнулась мастерски поставленная ловушка. Никакой военной романтики, воспетой бродячими менестрелями и старыми, повидавшими жизнь скитальцами. Никакой прославленной десятками песен немой красоты жестокого боя. В пылу сражения было трудно на что-то надеяться. Пыль вздыбилась, скрыв за собой нападающих, забиваясь в ноздри, под зубы... в легкие.
Душный ветер сбивал с ног. Атаки, последовавшие следом, были более чем ощутимыми… В такие моменты казалось, словно в сознании отключается рациональность и человеколюбие, позволяя применять к противникам не самые гуманные схемы действий. Осознание масштабов опасности приходит после, и можно с уверенностью сказать: «Да. Этим утром им повезло вырваться из окружения живыми и устранить угрозу».
Нападавших было трое, а их останков — бесчисленное количество. Кнут был страшен, Звезда — холоден и резок... Только так и можно было охарактеризовать прошедший бой...
Октопус устало сидел на влажном от крови песке и отсутствующим взглядом смотрел на лежащего рядом парализованного Раздорца. Их взгляды пересеклись, и тот лишь губами прошептал: «Уходи»… От осознания того, что именно он велел сделать, бросало в дрожь. Звездунов не был готов так поступать. Но даже так на этот момент никто из них не брался прогнозировать: смогут ли они добраться до Академии живыми. Даже если это всего десяток километров, обычные два часа пути...
Глава 49
Глава 49
—Что есть жизнь? — вопрос застал врасплох. Первый репетитор смотрел в белоснежную дымку изображения и пытался понять эмоции проскользнувшие на лице собеседника. Однако незнакомое лицо, как и десяток других, используемых ранее, хранило мертвую непроницаемость.
Вопрос с подвохом?
— Что есть твоя жизнь? — уточнило изображение, продуцируемое коммутатором. Мужчина сглотнул, чувствуя, как предопределение нависло над ним Дамокловым мечом. — Ты дал ей цену?
Единственное, что объединяло все эти мертвые лица, степенно шевелящие губами, это голос. Механическое шуршание сотен хитиновых пластин, сродни музыкальной шкатулке, только в живой глотке. Можно было с лёгкостью представить, как эти пластины, подобно мясорубке, перемалывают кости.
Он чувствовал, как намокли волосы на затылке. Лёгкий ветерок, ворвавшийся в кабинет через приоткрытое окно, неприятно лизнул холодом.
— Жизнь ценна, пока приносит пользу, — живая глотка с мертвым лицом, продолжала вещать. Можно списать впечатление на фанатизм или наркотическое восприятие. Но мужчина знал, откуда берутся эти лица.
— Чего вы хотите?
Изображение коммутатора подёрнулось и он увидел запись.
Сквозь чужие глаза было видно узкое стрельчатые окно, чуть выпуклое, словно наблюдаемое сквозь линзу. За стеклом говорило двое: мужчина и женщина. Эвересту Борин сложно не узнать, а вот ее престарелый посетитель остался неузнанным.
— Но у вас же принц учится! — возмущался он.
— У меня их даже больше, чем один, — лениво протянула женщина и старик попятился... Изображение смазалось, показывая уголок голубого неба, после в него мельком пробралась нежное девичье лицо в облаке розовых кудрей, взметнулись толстые стрекозьи крылья...
Запись остановилась и картинка преобразилось.
— Найди и назови имя каждого — муторно прощелкало лицо, таращась сквозь расстояние странным немигающим взглядом.
Связь оборвалась.
Судорожно вытерев взмокший затылок, Первый Репетитор ученого совета Дайкирии закрыл крышку коммутатора. Прикрыл глаза, пытаясь унять дрожь начавшую терзать тело.
Нервы стали совсем ни к ч'рту. Имена... Какие же имена они хотят? Принцев?
Всех кто в тайном списке перед Максимилианом? Невозможно. Нонсенс...
Бесценные сведения за бесценную жизнь?
Окно неожиданно захлопнулось, а после из потолка смоляной каплей скатилась чужая тень. Оформившись в знакомого жреца, тень глубоко поклонилась и припала на колено:
— Мы просчитались, — известил он. — Уложили всех троих. Собрать ещё одну группу?
— Подожди, — Репетитор забарабанил пальцами, просчитывая в уме возможные результаты произошедшего. — Их состояние?
— Вопиющая расслабленность... Готовят похороны.
Репетитор нахмурился. Ему не понравилось, как это прозвучало.
— Просто наблюдайте, если не уверены в их истощении, не лезьте.
Тень кивнула и растаяла. Сглотнув, мужчина медленно поднялся из-за стола и нырнул в тайник, спрятанный в полу под столом. Выудив из набора артефактов, нужный, он опять сел в кресло и коснулся рукой коммутатора.
— Добрый день, могу ли я напроситься на встречу? Мне нужен час.
— А не много? — его собеседник хмурил черные брови и явно был недоволен.
— Сложный разговор, — сказал чистую правду Репетитор, надеясь что страх не отобразился на лице, — неотложный, жизненно важный.
По ту сторону связи хмыкнули.
— Ну приезжайте, посмотрим, что у вас за дело.
* * *
— Ты мне объясни, на хрена? — поинтересовался Ананьев, ватной куклой валяясь на булыжниках. Его полусидящее состояние сохранял толстый шнур который, согласно инструкции, всегда находился в походном комплекте.
Звездунов молча продолжал носить булыжники, обкладывая ими заботливо собранные в кучку останки. Солнце уже припекало и вонь требухи все больше нервировала.
— Я понимаю, что у тебя забота о ближнем... Но эти ближние как бы грохнуть нас пытались. Меня уж точно... — Двигать головой Раздорец тоже не мог, так что довелось изрядно косить глазами чтобы уследить за действиями более подвижного коллеги.
Октопус выпрямился, возвел руки к солнцу и прошептал последнее наставление ушедшим душам.
— Да будет так и Многоликий упокоит твою душу,— машинально вздохнул Ананьев в унисон Звездунову. Последние ритуальные слова даже раздорцу не с руки умалчивать...
Наконец вытерев вспотевшей лоб, Октопус упёр руки в бока и внимательно посмотрел на Анониса:
— Надо кровь убрать, после двинемся к пещерам и переждем до вечера. Как только войду в силу, посмотрю что у тебя там.
— Я тебе и без силы скажу, что там звиздец, — фыркнул Ананьев, — хреновец, пиз...
Октопус молча развернулся к нему спиной и, насвистывая любимую песенку, пошел уничтожать бурые пятна.
Материться расхотелось. Тяжело вздохнув, Анонис задумчиво уставился в голубой небосвод, на жёлтое слепящее пятно солнца, покуда в глазах не заплясали сине-зеленые круги обожжённой сетчатки.
— Слушай Звезда, — позвал он, не сомневаясь что если Октопус не подойдёт то все равно услышит, — знаю я одно хорошее заклинание. Перемещает быстро по меткам, ближайшая в Академии...
— Я истощен, — напомнил Звездунов, собирая в пригоршню чистую пыль и посыпая, успевшие подсохнуть бурые лужи.
— Не страшно... надо энергию из пространства тянуть... — Ананьев сглотнул, — делается червоточина к метке, перемещение в мгновение ока. Только минус один...
Звездунов склонился над ним слишком неожиданно, от чего Раздорец буквально ослеп. Сине-зеленые пятна яркими бликами окрасили чужое лицо.
— Какой?
— Без капли света... — тихо выдохнул Анонис. Наверное, не стоило так долго смотреть на солнце. Пятна гасли медленно, уступая место непривычно хмурому лицу хранителя.
— Нужна тень или просто чёрное дело? — наконец спросил он.
— Не то и не другое — вкрадчиво ответил Раздорец и облизнул пересохшие губы. — Нужна мерзость. Ты должен знать, что это именно она, и при этом получать истинное удовольствие от нее. Ты не должен думать о мерзости как о пути к всеобщему благу.
Их лица сейчас были непозволительно близко, от чего на коже плясало дыхание друг друга.
— А мерзость бывает разной, иногда чувственной, иногда грязной... — сглотнул Ананьев, цепко смотря в его глаза.
Октопус отшатнулся и задумчиво скользнул взглядом по парализованному тощему телу. Шнур, зафиксировавший его возле камня, поддался легко.
— Мерзость и удовольствие, говоришь... — Октопус сдернул шнур. Ананьев шлепнулся на землю и невольно зашипел. Хранитель тем временем поднялся на ноги. — Да легко. Я тебе свежую тушёнку приготовлю. Только откопаю кое-кого... Подкрепишься, наберёшься сил, а я, так и быть, спою твое заклинание... Заодно вспомнишь, почему ненавидишь хранителей.
— Сволочь... Я кажется лоб рассек.
Октопус самодовольно хмыкнул и принялся откапывать только что закопанные останки.
— Ты что будешь, руку или ногу?
— Ухо, бля… — Ананьев откровенно занервничал. — Перестань хрень чудить! Закопай обратно!!! А то...
— А то что? — Звездунов опять подошёл к нему и продемонстрировал чужое ухо. — Это сойдёт?
— Паскуда... — процедил Ананьев, понимая, что вокруг Октопуса очень явно клубится тьма. — Дай руку... Повторяй за мной...
* * *
Дич курила, нервно поглаживая свободной перебинтованной ладонью собственное предплечье. Операция прошла успешно и теперь амагическая гроздь находилась в стеклянной банке, залитая литром формалина.
— Чтобы ещё раз встретилась с такой жутью... — прошептала она, затягиваясь.
Эвереста, задумчиво покрутила банку, стоящую перед ней на столе, рассматривая странный кластер. Напоминал он связку яиц только что выпотрошенный курицы. Такие же жёлтые и кожистые, спаянные вместе эпителием и прожилками.
— Все может быть. Главное, что парень выжил. — она поморщилась, вспоминая о чем-то своем. — Никогда не видела, чтобы скальпель раскалялся от одного прикосновения к тканям...
Дич фыркнула. Она тоже не видела. Ожог ныл и нервировал. Собственная дрожь раздражала.
— Какая-то хитроумная защита, — продолжала тем временем Борин, вспоминая произошедшее как сон с вывертом больного сознания.
Десять адептов и столько же послушников слегли с глубоким истощением. Это на пару дней. И если адептов было кем заменить, то из хранителей на ногах остался разве молчаливый староста, которого взять в качестве батарейки Гемарта попросту побоялась. И Эвереста была с ней полностью солидарна. Двух девчонок, которые затесались в послушницы всего неделю как, брать на такое ответственное дело было чревато ошибками. Сделать обычные светлые заговоры они тоже будут не в состоянии, если вдруг понадобиться. Хоть охрану послушнику выделяй....
Происходящее в Академии ей не нравилось, как и гроздь плавающая в банке. Словно не оглашённая война со скрытым за углом противником.
Хуже всего было то, что Звездунов и Ананьев все ещё не вернулись. Словно под землю канули. И не проверить ведь.
Хоть иди к принцу на поклон...
Словно издеваясь, задребезжал коммутатор:
— Его Высочество просит аудиенцию, — пропела Марита, явно пытаясь произвести на венценосного впечатление.
Пихнув банку под стол, Борин кивнула Гемарте на потайную дверь, а сама попыталась сделать голос помягче:
— Пусть заходит… Кофе сделай, пожалуйста.
— С плюшками? — хихикнула Марита.
— С пирожками, — подсказала Гемарта и поспешила скрыться с глаз долой. Недовольно зыркнув ей вслед, Эвереста нацепила на лицо самую, что ни есть доброжелательную улыбку и приготовилась встречать Максимилиана с распростёртыми объятиями.
Принц не подкачал и, явившись пред ее ясные очи, позволил облобызать себя в обе бледные щеки.
А после включил приказной тон, от которого бросило сначала недоумение, потом раздражение, а после в нервную дрожь...
— Я должен вам желание, — сразу начал он, скользнув взглядом по окну, а после развернулся к Борин, — так что не буду спрашивать о причинах моего вчерашнего наваждения... Ваш спор пошел вам на руку.
Кивнув, Эвереста заискивающе улыбнулась.
— Большое спасибо...
— Но... Я надеюсь, вы объясните мне это? — он нырнул рукой в карман своих широких штанов и вытащил скрученную газетку «Столичного Вестника». На первой странице была четкая фотография Максимилиана Дрейка в обнимку с Веленой Липкой.
«Страсти принца в ВАДИМе» — гласил жирный заголовок.
— Разберемся, — икнула Эвереста, теряясь под пристальным взглядом Максимилиана.
— Интересно, как? — от принца потянула таким холодом, что хоть труп замораживай на месте.
— Как... Как, — вздохнула женщина, — на живца поймаем, кастрируем и заставим опровергнуть написанное.
— А кастрировать то зачем?
— Для наглядности, чтоб впредь неповадно было.
Глава 50
Глава 50
— Сколько пальцев? — Камилла придирчиво посмотрела на Влада, застыв перед ним с оттопыренными пальцами.
— Три, — сухо ответил парень и почесал небритый подбородок. — Слушай, отпусти, а?
— Это не я придумала, — фыркнула Рылова и ткнула пальцем в потолок. — Печать видишь? Вот и сиди под ней.
Мухотряскин нехорошо на нее глянул, но послушался. Магическая печать на потолке действительно была шестигранная и многослойная. Такие просто так не ставят в больничках.
— Тогда расскажи...
— Нечего рассказывать. — Камилла закусила губу и отвела взгляд. — Пока что нечего.
— Очень перспективно. — Откинувшись на подушку, парень скользнул взглядом по зазнобе, отмечая ее помятый вид.
— Полдник через час. — Сменив тему, девушка поднялась на ноги и улыбнулась. — Не скучай.
Стоило ей уйти, как прямо из стены показалась голова Самсона:
— Живой?
— Ты чего с утра тенями балуешься?
— Дел много. — Выйдя из стены полностью, Самсон бухнулся на соседнюю кровать и принялся ковыряться в зубах. Выглядело очень натурально, с виду и не скажешь, что тень. — Короче, Кнут со Звездой с вчерашнего вечера отсутствуют, а здесь дрянь полная творится.
— А со мной что?
— А это я у тебя хотел узнать. Тебя Рылова нашла вчера вечером, запакованного в амагический кокон.
У Влада медленно поползли брови на лоб.
— И сколько я пробыл в коконе? — Голос дрогнул, а память стала капризно виться туманом в голове.
— Около суток. — Друг помрачнел, думая о чем-то другом. — Лысый был так же упакован. Я расспросил ребят... Вы позапрошлой ночью вместе ушли. Совсем ничего не помнишь?
Самсон ждал хоть какой-то отдачи, а сказать ему было откровенно нечего.
— Последнее воспоминание о том, как ампулу сдавал Ананьеву, да и только.
Дверь резко отворилась:
— Самсон, там ректор тебя вызывает, — заглянул в палату Рубин. — Быстрей давай, у вас там какое-то архиважное собрание...
— А почему тебя не вызывает? — удивился Виртуозов.
— А я у стрекозы дежурю. — Он недовольно надул щеки. — Словно делать мне больше нечего...
* * *
— Так… твоя одежда, обувь, полотенце. — Горр раскладывал перед Хадисой вещи с таким видом, словно собирал ее как минимум на выездную практику.
Ррухи, сидевшая на соседней кровати, задумчиво скользила по нему взглядом, отмечая все рельефы и массивы вовсе не юношеского тела.
— Может, мы в свою комнату? — поинтересовалась Хадиса. Она и сама была не прочь полюбоваться на рельефы и теперь транслировала эту мысль доброй части девушек в медицинском корпусе. Самое странное в таком положении дел было то, что Кирин это отчётливо понимала, она даже знала, где и кому пришла очередная пошлая мысль. Словно паук, раскинувший сети. Но ни удивиться, ни поразмышлять на эту тему ей не хотелось, впервые она чувствовала себя естественно и комфортно.
Сила, которая ранее сводила ее с ума, теперь комфортно ощущалась вокруг.
— Вы под наблюдением до обеда, — возразил оборотень. Хадиса задумчиво улыбнулась, а Ррухи выдала ее мысль:
— Тогда попой повернись, я полюбуюсь.
Уши парня вспыхнули, а волчица только рассмеялась в ответ.
— Весело, да? — процедил он. — Одевайтесь, сейчас будет не смешно... Вообще.
И сразу же пожалел о сказанном, потому что Ррухи поднялась на кровати в полный рост, в одной лишь прозрачной больничной рубахе и, вильнув бедром, начала сбрасывать одеяние. Хадиса комментировала замогильным тоном:
— А сейчас эта рубашка упадет к твоим ногам, Горр, согретая ее телом...
Ночнушка действительно упала, только не к ногам, а была повешена Горру на изящно покрасневшее ухо, левое... Правое неприкрыто продолжало краснеть...
В штанах стало откровенно тесно. Медицинский халат спасал от стыда... А толку? В результате Горр подождал девчонок за дверью и молча, без комментариев, повел их в палату к фее.
После случившегося с Линн представительница Улья была обследована ещё раз. Полное отсутствие в ней магии и порванные магические потоки, как и у Линн, говорили о состоянии куда более серьезном, чем опустошение.
И если адептка сохранила свой рассудок, то рассудка у феи не наблюдалось, как и личности.
Пустое, функционирующее на одних вегетативных рефлексах тело... Как новорожденный. Вот только младенец на раздражители реагирует, а сенсорная система феи молчала, словно мертвая. О чем думал Горр, заталкивая обеих послушниц к фее? О мести или о жестоком уроке?
Неизвестно.
Он и сам не мог сказать, почему сделал это. Чернота, вспыхнувшая в сердце Хадисы, вмиг тяжёлым тянущим чувством упала на всех вокруг. И это было вовсе не возбуждение.
* * *
Компания, собравшаяся в кабинете ректора, была странной. Мало того, что принц решил поприсутствовать на обсуждении, так теперь между идейными врагами молнии летали такие, что мало не покажется.
Идейными врагами были самый адекватный среди адептов и последний находящийся в кондиции послушник.
— Задача классическая, — начала Борин. — Найти, обезвредить, заставить опровергнуть.
Самсон в который раз прочёл заголовок и расплылся в улыбке:
— А ведь все верно написал, ни одной грамматической ошибки и ничего порочащего...
Староста Хранителей закатил глаза, а Максимилиан побледнел ещё больше.
— Мне интересно, ты давно с людьми преклонного возраста общался? — тихо начал он, сверля Виртуозова надменным взглядом. — По-твоему, среднестатистический гражданин старой закалки поймет фразу «Страсти принца в ВАДИМе» непредвзято? Или может, ты назовешь хоть одного, кто сразу решит, что речь идет об академии, а не о наяде на фото? Может, кто-то из них задумается над тем, что на фото девушка, а не переодетый придурок неопределенного пола?
За стеной раздался приглушенный хрюк. Сделав лицо еще посерьезнее, Эвереста глубокомысленно изрекла:
— Свиньи в этом году голосистые…
«И пофиг, что хозяйского двора в Академии отродясь не было», — жестами отобразил Хранитель. Раздорец понимающе усмехнулся.
Веселое хрюканье Гемарты Дич узнать не сложно, а принцу знать не обязательно.
«Есть у меня одна идейка», — предложил безымянный староста. Его жесты были четки и понятны. Виртуозов внимательно считывал их и все больше расплывался в улыбке.
— Интересненько, — позволила Эвереста. — Разложи подробно, как умеешь, желательно в письменном виде.
Следующий час послушник кропотливо записывал роли, а Самсон все больше хмурился. От проработки характеров учащихся этим парнем бросало в дрожь. Перед ним не среднестатистический послушник сидел, а беспринципный мозг… Однозначно, если идея выгорит, что на первый взгляд было весьма сомнительно, то этот Хранитель получит отменную кликуху с легкой руки Виртуозова.
* * *
Ррухи тихо упала в объятия Хадисы и заплакала. Ещё вчера утром вот так же она плакала в объятиях всех троих подруг из-за глупой татуировки. Сейчас ее боль была надрывной и беспощадной.
Хадиса молча гладила ее по голове и не могла понять, почему там, где у нее должно было возникнуть чувство, образовалось чёрное невнятное пятно, словно кто-то навесил ширму на ее боль.
Ее взгляд бездумно блуждал по палате, выхватывая детали: единственное окно, глухо запечатанное магией, ажурную вязь заговора, которая легла на стекло едва светящимися линиями, энергетическую сетку, плотной структурой вьющуюся вдоль стен, пола и потолка, яркие розетки лечащего заклинания над головой и под ногами феи, сотворившие некое подобие лабораторной колбы...
Пальцы демоницы механически зарылись в волосы Ррухи, а взгляд тем временем отметил косу, легшую на хрупкие плечи феи толстым канатом. На ее щиколотках и запястьях виднелись следы от въевшихся под кожу подавителей. Тело медленно вращалось вокруг оси, словно диковинный глобус: экспонат кунсткамеры в музее Изящных искусств... Вскоре взору предстала полуобнаженная спина, на которой начали пробиваться новые крылья, словно два диковинных стеклянных цветка, распустивших по единственному бархатному лепестку из-под лопаток.
За ее спиной раздосадованный неожиданными гостьями Рубин медленно опустил руку, радуясь, что успел наложить на Хадису эмоциональный блок. Уровень ее эманации выровнялся, что невольно обрадовало. Крамольные мысли, возникшие в голове, отступили на второй план. Грамотный блок получился, а главное — своевременный. Хоть бери и памятник себе ставь.
— Придурок, — процедил он Горру из своего угла, и оборотень от неожиданности вздрогнул.
— Стережешь? — нахмурился он.
Трахтенберг покачал головой и кивнул на дверь:
— Убери их, обрисуй ситуацию и впредь предупреждай меня. Не хочу быть свидетелем очередной свистопляски.
Оборотень его возмущения не понял. Наверное, ментального всплеска тоже не заметил. Что с врача возьмёшь…
Впрочем, спорить Горр не стал. Девчонок вывел молча и, заведя их назад в свою палату, плотно закрыл за собой дверь, оценил их общий ступор и начал говорить то немногое, что знал: о коконах, о посевах, о запрещенных уровнях трансформации и о произошедшем с адепткой возле палаты с феей.
Единственное, о чем он умолчал, — так это о том, что обеих девушек пожрали, и что путь в профессиональный магический мир им закрыт. Кто пожрал — на это вообще ответа не было.
— Где вторая? — Ррухи, как всегда, задавала неудобные вопросы.
Горр промолчал, чувствуя на себе их острые взгляды. Дай им скальпель — без анестезии будут резать, однозначно, и даже не подумают, что что-то идет не так.
— Ваш декан расскажет…
— Разве он в Академии? — Голос Хадисы звучал непривычно звонко, словно ей горло сдавило, и словно она едва сдерживается, чтобы не заплакать. Почему она это спросила? Кирин и сама не понимала. Несколько минут назад все было абсолютно ясно. Словно в голове жила отдельная карта. А теперь черное пятно внутри разрасталось и пульсировало, отключая все больше чувств, скрывая от внутреннего взора всех и каждого. Она-то мозгом понимала, что должна плакать. Что-то опять с ней не то и не так.
Опять проклятие? Когда и кто успел?
— Придет и расскажет, — сглотнул Горр и невольно почесал татуировку на своем запястье. Ррухи, проследив этот его неосознанный жест, неожиданно ощерилась:
— Ненавижу тебя! — И вылетела из палаты.
Хадиса же вовремя вцепилась в руку Горру и прошептала:
— Будь на моем месте сестры, ты бы без сожжённых мозгов не вышел.
Одернув руку, парень невольно попятился, понимая, что его начинает колотить от странной неконтролируемой ненависти…
Сложилось впечатление, словно Кирин абсолютно точно знала, что собой представляли обе феи. И от этого становилось поистине страшно.
* * *
Заклинание Анониса все не оканчивалось успехом, и он требовал раз за разом повторять мерзкие вещи и копить силу. Октопус делал, задумчиво открывая в себе все новые и новые грани морального извращения. Это было чревато, но ему откровенно не хотелось отсиживаться в пещерах, и потому как послушный адепт он снова и снова послушно делал мерзости.
Разве только обещанную тушенку не сварил.
В тот момент, когда заклинание все же сработало и окутало черной пеленой их двоих, за спиной задрожали глыбы, формируя каменного голема. Пространство сжалось до мелкой точки, вдавив тело непередаваемой массой. Казалось, его вытянули в тонкую нить и собрали заново, не забыв подогреть каждую нервную клетку. А потом собрали вновь, попутав части тела местами.
Кнут яростно хохотал, захлёбываясь, а Октопус понимал, что его кожа мерцает черным. Метка, что привела их прямо в кабинет ректора, исчезла. Черная тьма, окутавшая Хранителя, — нет…
Упав на пол, они, не шевелясь, пытались отдышаться и собрать мысли в адекватное состояние. Получалось плохо. Окровавленные и побитые, они фонили одновременно и светом, и тьмой, порождая множество вопросов в незакаленных умах… Собрание, проводившееся под чутким контролем Эвересты, неожиданно захлебнулось общей тишиной.
— Продолжайте на улице, — наконец выдохнула Эвереста, с убийственным спокойствием выпроваживая тройку парней вон, а после уверенно обратилась к секретарше, насиловавшей печатную машинку. — Марита, медиков сюда, пятерку как минимум.
Затем плотно закрыла дверь и позвала Гемарту.
— Иди, любуйся не специалистов.
Дич поперхнулась. А Борин, в свою очередь, подумала о лаконичном умерщвлении Хинеуса Кирина. Мысль согрела душу и напомнила об еще одном неразрешенном вопросе. Хадиса так и не забила в коммутатор номер своего поганого брата.
А ей он был необходим. Очень, прямо сейчас.
Глава 51
Глава 51
Откинув газету на стол, Хинеус Кирин задумчиво пробарабанил пальцами по столу. Статья была ударом ниже пояса и очень явственно говорила о бреши в системе защиты ВАДиМ. Стоило об этом поговорить с Первым репетитором, раз он сам напросился на встречу. Увы, там, где ему хотелось действовать, руки были связаны. Учебные заведения — это вотчина Ученого совета Дайкирии, а не Дворцовой службы безопасности, и без их прямого запроса бюрократическая шестеренка дайкирийского чиновничества не имеет права дышать на их территорию. И даже поимка пожирателя и наличие в Академии приманки не особо эти руки развязывает.
В дверь постучали.
— Войдите… — позволил он, словив себя на чувстве абсолютного и раздражающего бессилия.
— Первый репетитор прибыл на часовую аудиенцию, — пролепетала белобрысая секретарша, и Хинеус молча кивнул, позволяя его впустить.
Поздоровались коротко. Наученная горьким опытом, девчонка закрыла дверь с той стороны, отсекая пятерку молчаливых жрецов от их нервного начальства. То, что Репетитор был нервным, выдавало отнюдь не его заковыристое приветствие, выданное на жреческий манер. Но вот резковатые движения, залегшие складки вокруг рта, а также непривычный прищур глаз говорили Хинеусу о невыполнимой задаче, с которой столкнулся этот сановник.
— Разговор будет длинным, — продолжал тем временем Репетитор и уверенно сел на кресло, поставленное аккурат напротив рабочего стола. Кирин и сам присел, задумчиво разглядывая странный кубик в руках бывшего жреца. Острые шипы, усеявшие гладкую золотистую поверхность предмета, были испещрены мелкими символами. Объект был похож на ритуальную вещицу, с той лишь разницей, что ранее такую видеть не доводилось. А раз так, то, скорее всего, это некий артефакт из новых разработок.
— Я слушаю.
— Я знаю, кто покушался на Главного Репетитора, — сразу выдал сановник, отчего даже у вечно острого на язык Хинеуса пропал дар речи. — Я хочу гарантий… Нет, не так. — Он шумно сглотнул. — Я хочу информацию на информацию.
— Страдаете двойной игрой? — слова все же нашлись. Репетитор дернулся от них, словно от удара. И пока его взгляд метнулся по кабинету в поисках непонятно чего, Кирин аккуратно нажал припрятанную под столом печать, активизируя ряд барьеров и сигналок. Теперь пятеро жрецов репетитору не помогут. Что бы ни запланировал его визитер, Хинеус собрался выжать его максимально и, если понадобиться, — пропустить через мясорубку.
Словно издеваясь, запищал коммутатор, извещая о входном звонке.
— Секундочку, — мягко улыбнулся он сановнику и включил связь. Коммутатор источил знакомую белоснежную дымку.
Хинеус сосредоточенно наблюдал за тем, как плотное сияние отступает, пропуская на передний план четкое изображение его сестры. Репетитор продолжал вертеть в пальцах свою вещицу, и это начало откровенно отвлекать.
— Добрый день, Хин, — поздоровалась с ним Хадиса, непривычно растягивая слова. От дивной интонации внутри змеей заворочалось предчувствие беды.
— Что опять? — поинтересовался он, стараясь не выдавать тревогу. Хадиса продолжала лениво смотреть на него, и от этого простого взгляда хотелось скукожиться.
Стало ясно, что она полностью вошла в силу. Это чувствовалось даже на расстоянии, пробившись уверенными чертами на ее спокойном кукольном лице. Репетитор начал отвинчивать шипы артефакта и менять их местами в пазах. Раз за разом от его увлеченного действия в кабинете разносились щелчки. Раздражение продолжало расти. Хинеус вконец отвлекся от сестры.
Сама же девушка наблюдала за ним, словно впервые, отмечая каждую черту и каждую знакомую эмоцию. Нервы были ему не к лицу. Отчего-то появилось желание распустить его волосы, сплетенные в тугую косу, и провести ладонью по щеке. Прижать к груди и успокоить его.
— Не буду отвлекать. Помни, я жду понедельника, — наконец сказала она то единственное, что действительно имело для нее значение. — Ректор Борин просто ждет. Она попросила внести твои данные в ее коммутатор.
— И? — Отвлекшись от Репетитора, Хинеус наконец посмотрел на сестру и как раз вовремя.
Она как раз непривычно сощурилась и странно повела носом, словно принюхиваясь. Тонким кончиком языка пробежалась по полным губам и на миг скользнула взглядом в сторону двери.
— Я наметила цель, Хинеус. Если не хочешь проблем — поспеши. — После этой удивительной фразы Хадиса впечатала в экран короткую записку. Вспыхнув, бумажка упала на стол энергетической копией. Резковатый и отнюдь не женский почерк Эвересты Борин радовал рядами цифр и точек.
Всего несколько строк, обозначенных кодами. Но зато какими. Хинеус знал каждый из них, и каждый мог ввести в оцепенение неподготовленного слушателя.
— Я все понял, — наконец выдал он. — Ждите.
На фоне его уверенной фразы игрушка Репетитора вжикнула и затем вновь щелкнула, похоже, в последний раз.
— Береги себя, Хин…
Связь оборвалась. Кирин в задумчивости прикрыл крышку коммутатора и взглянул на сидящего напротив посетителя. Угловатый артефакт, мягко лежащий в его ухоженной ладони, явно изменил очертания и теперь выглядел более агрессивно.
Репетитор опять покрутил его, и артефакт раздался в размерах, поблескивая ранее спрятанными линзами.
— Я хочу знать имена, — заявил Репетитор, постукивая пальцами по артефакту. Его голос неожиданно изменился, наполнившись угрозой. Более того, появилось острое чувство подмены — так резко изменилась мимика этого человека. — А если будете против...
Артефакт взблеснул линзой...
Активизированные ранее барьеры промолчали.
Неожиданное упущение взорвало мозг...
* * *
Тройка парней продолжала обсуждать план у самого входа в административный корпус. Послушник активно жестикулировал, смотря на принца, а Виртуозов по ходу дела озвучивал. Мерцающий над ними барьер предполагал некую приватность. Но так ли это на самом деле — Эвереста, всегда видевшая все насквозь, не знала.
За спиной Ананьев гундосил что-то пошловатое. Кирин, отослав сообщение брату, теперь практиковалась в простейшем медицинском заклинании. Дич посчитала, что навыков, полученных послушницей в Институте благородных девиц, вполне достаточно для этого нехитрого дела. К тому же плотность ее энергии была подходящей, потому отторжение было маловероятно. Потому, расположившись возле дивана, на котором тряпкой валялся Ананьев, Хадиса пыталась лечить. От ее ладоней, мягко пульсирующих желтоватым сиянием, наполнялись энергетические каналы Раздорца. Последний комментировал, отчего даже у Эвересты невольно сворачивались в трубочку уши.
А тем временем парни на улице о чем-то договорились и даже пожали друг-другу руки.
— Глянь, — коротко позвала ее Дич, и Борин с сожалением оторвалась от созерцания окна.
— Что там? — Она скользнула за дверь, обычно скрытую для посторонних.
Подсобка была мелкой: всего восемь квадратных метров. Без окна, но с хорошим освещением. Забитый документами шкаф да пара стульев с мелким столиком — вот и все хозяйство. При желании можно мелкую тахту вместить, но смысла в ней здесь не было. Пока что…
Посередине на стуле сидел Звездунов, Дич как раз занялась его спиной, водя искрящимися ладонями над лопатками.
Раньше видеть его раздетым Эвересте не доводилось, так что вытатуированный вдоль позвоночника клинок стал откровенной неожиданностью. Дич убрала ладони, открыв пытливому взгляду цитату из Кодекса Хранителей, перечеркнувшую клинок аккурат по линии гарды, визуально искажая эфес: «Да будет так, упокой Многоликий мою душу». Такая формулировка вполне подходила религиозному фанатику, к которым молодой декан вроде бы не относился.
Передернувшись от смысла фразы, женщина быстро взяла себя в руки и уточнила:
— Чего звала? — поинтересовалась она, становясь рядом.
— Потоки мои показать, — глухо ответил Октопус, даже голову не повернув.
— Скукожились? — Несмотря на веселость тона Эвересты, предположение было вполне реальным и даже некогда в литературе описанным.
— В том-то и дело, что нет, — возразила Дич. — Смотри сама.
Эвереста озадаченно наложила руки на его спину, перестраивая свое визуальное восприятие.
Тело Октопуса потемнело, а энергетические каналы, наоборот, проступили яркими разноцветными линиями. Все бы ничего, вот только обычно пустой черный канал теперь пульсировал силой, внося диссонанс в энергетическую структуру:
— Ты что, убил? — прямо спросила Эвереста, стоило Гемарте выйти.
Октопус молча кивнул, задумчиво смотря перед собой. Шея его была напряженной, отчего и жест вышел резковатым.
— А ещё я осквернил могилу и едва не скормил Ананьеву чужое ухо.
— Ты сам активизировал перемещение, не забывай об этом, — напомнила Борин.
Звездунов ставил перед ней очередную сложную для просчёта задачу.
— Плохо...
— Я разочаровал?
— Плохо, что мне придется переписывать отчёт, — фыркнула она. — Если черный поток не рассосётся, мне придется искать нового декана, а тебе — вернуться в жреческое дело.
— Не вернусь, мне здесь нравится.
Тяжело вздохнув, Эвереста еще некоторое время смотрела на перемещение энергии в его каналах, а потом на полном серьезе спросила:
— Интересно, и как ты себе это представляешь?
— Ампутируйте...
— Что?
— Не прикидывайтесь глухой, — прошептал Октопус, чуть поворачивая голову. — Уничтожьте канал...
— Я тебе не пожиратель. — Эвереста мысленно прощупала упругую энергетическую ветку. — Да и вернувшаяся сила сотворит канал по-новой. Ампутируй его или нет — тело все равно продуцирует энергию и будет толкать ее, покуда источник не иссякнет… Так что лучше полечи свою голову и перешерсти мировоззрение.
— Гемарта сказала, что в медблоке находятся две девушки с сожранными каналами... — уперто продолжал он гнуть свое.
— А она не сказала, кто эти девчонки? — разозлилась Эвереста и, обойдя его, заглянула в лицо. — Чисти свою душу от мерзости сам, Октопус, и ни меня, ни Гемарту в это не вмешивай.
— Тогда…
Эвереста беспардонно подняла ладонь, и его рот захлопнулся сам. Ее лицо неожиданно исказилось, всего на миг превращаясь в нечто непередаваемое и нечеловеческое. Октопус сглотнул, осознавая, что эта женщина только что в открытую продемонстировала свою истинную сущность.
— Ты молод, Октопус, — непривычно сдержанно начала она, а только что увиденное ее второе лицо наложило на эти слова беспрекословный отпечаток возраста, — и все время упускаешь одну важную вещь: мы не те, кем кажемся. И то, какова наша маска, зависит только от того, какой мы хотим ее видеть.
Больше она ничего не сказала, хотя и могла.
* * *
Его собственный кабинет сегодня играл с ним злую шутку. Сигналка отказывалась фиксировать членовредительство, а звуконепроницаемый барьер глушил все происходящее здесь на корню.
— Имена, — с завидным спокойствием напомнил Первый репетитор, и Хинеус вздохнул, с некой печалью взглянув на коммутатор.
— Их тысяча, все не помню.
— Зря ты…
Артефакт вновь сработал аккуратно, ввергнув мозг в очередную болезненную галлюцинацию. Новая неизвестная разработка переворачивала восприятие с ног на голову. Не было уже ни стен, ни врагов, только кровавое месиво внутренностей, из которых все никак не уходила жизнь. Где-то там, на глубинных уровнях сознания, время текло медленней. Нечт, схожее с песнью, но все равно иначе. На поверхность реальности не выбраться, если не сломать или не разрядить источник. Артефакт опять вжикнул...
Связная мысль возвращалась медленно, попутно фиксируя наличие в положенных местах конечностей и внутренностей. Боль оставалась... Лицо Репетитора сохраняло неумолимое равнодушие.
Мелькнула отстраненная мысль, что последний нетопырь был ответственным и исполнительным. Не попрись он к Главному, не потребуй ответа — мог бы вернуться живым. С другой стороны, если бы Эвереста не написала депешу, ничего вообще не случилось бы… О чем же она писала? Об испытании, проведенном на барьере Первым репетитором, и о назревающем внеплановом выбросе внутри аномалии. Казалось бы, зачем? Столь наглые действия в бюрократической системе даже мысли не вызывают о превышении полномочий. Но Эвереста не любила внеплановые проверки и всегда пыталась спихнуть с себя ответственность.
Сейчас ситуация выглядела несколько иначе, и Первый репетитор теперь вполне подходил на роль закулисного игрока в деле с Институтом… Может, и за этим бывшим жрецом кто-то стоит, потому он так открыто действует? Почему это понимание приходит именно сейчас, когда руки полностью связаны?
— Условия изменились, Хинеус. — Репетитор смотрел на осунувшегося Кирина уверенно и с некой ленцой. — Либо ты называешь имена из закрытого списка, либо я сжигаю твой мозг и все равно получаю имена. — Он оценивающе взглянул на свои карманные часы. — У нас целый час. Если захочешь, он будет крайне длинным…
Положив руки на стол так, чтобы они были видны, начальник дворцовой охраны Хинеус Кирин внимательно слушал предложение и мысленно искал пути обхода. И дело было даже не в тройке имен из закрытого списка. Его красной точкой был не терпящий опозданий понедельник. Иначе ему как куратору собственной сестры придется свершить непоправимое…
Глава 52
Глава 52
— Мне вот интересно, — продолжал Анонис. — Вы ведь послушница, драгоценная Хадиса. Разве вас не терзает воспоминание песни?
Кирин загадочно улыбнулась, не испытав ни грамма стыда. Ее бледных щек не коснулся румянец, не сбилось дыхание. Даже руки не дрогнули. Казалось, она наперед знает, что он скажет, и едва сдерживает ехидное самодовольство.
Ананьев точно знал, что посвящение Кирин не прошла, и ее загадочная молчаливость удивляла. А ещё он прекрасно видел, что его адепты сняли с нее все, что можно было снять, и ночью она получила очередную порцию своего персонального лекарства. Больше ее силу и характер ничто не сдерживало. Однако новый блок на ее чувствах озадачивал. Он глушил целый спектр, но как-то точечно, словно действовал на определенное событие или человека.
Скорее, последнее.
— А мне понравилась ваша интерпретация, — продолжил он. — Настолько вжились в роль. Столько сокровенных чувств показали. Уверен, вы смаковали многие моменты…
— Мне понравилось после, — тихо ответила Хадиса. Ее руки перестали источать свет, и она чинно положила их себе на колени. Серые глаза сверкнули ехидством. — Вы очень натурально страдали на похоронах, господин Ананьев. Столько неприкрытого истинно светлого горя. Даже сейчас оно продолжает исходить из вас чистым помыслом.
— Чертовка, — вздохнул Ананьев, изучая ее лицо. Уела его, как пить дать.
Неприметная дверь у окна хлопнула, выпуская озадаченную Дич.
— Хадиса, думаю, парням на улице нужна помощь. Иди… — обратилась она к послушнице.
— Иди-иди, драгоценная моя… Принимай непосредственное участие, — Согласился с
Гемартой Ананьев.
Девушка поднялась и, чинно откланявшись, закрыла за собой дверь.
— Ну ты и засранец, — процедила Дич, стоило Хадисе уйти. — Очень подходящее время оставить Академию без толкового Хранителя.
— Я изощрённо мстил, — парировал ей Анонис, переставая изображать парализованного. Сев, он демонстративно зевнул и ещё демонстративнее поскреб колючую щетину на голове. — Ты мне волосы, я тебе детали…
— Я тебе ни волос, ни чего-либо ещё… — Голос женщины дрожал от холодной ярости. — Не думай, что только вам тяжело пришлось. Мы ещё долго будем пожинать прошлую ночь, и хорошо, если она больше ни во что не выльется… — Она шумно выдохнула. — Я хочу знать, во что ты вмешался!
— О чем ты? — Лицо его утратило эмоции, став непроницаемым.
— Эксперименты с Кирин… И не делай вид, что тебе ничего не известно… — процедила она, склоняя к нему голову. — Я знаю, чем вы ее колете.
Последний аргумент не возымел эффекта.
— Это тебя не касается.
— Я отвечаю за ее здоровье!
— А мне доверили ее пробуждение… — как отрезал Ананьев. — Хранителю не пробудить демона правильно, вот и все.
— Эвереста знает?
— Хочешь — расскажи, — ничуть не смутился Анонис, закладывая руки за голову и откидываясь на спинку дивана.
— Оставь его, Гем, — вышла из подсобки Борин. Следом за ней шел подлеченный Октопус в свежей одежде. Если он и удивился откровениям Раздорца, то не подал виду.
— Вчера вечером был зафиксирован пятый уровень трансформации представительницами Улья… Произошло это в твоей лаборатории, Анонис… — начала она, ввергнув змеелюда в легкое замешательство. Обойдя стол, Эвереста присела на его краешек и внимательно взглянула на Звездунова, который успел привалиться плечом к стене возле окна.
— Октопус… Одна из фей ликвидирована, вторая была должным образом обезврежена, согласно уставу. — Борин на миг умолкла, заново переводя взгляд на растерявшего всю веселость Раздорца. — В ходе проведенной операции был обнаружен ещё один амагический кокон. Опять твой парень, Анонис. Адепт жив, но не факт, что дальше потянет учебу на твоём факультете. Детали позже спросишь у Гемарты…
— Кто? — голос Раздорца дрожал от злости.
— Лысый, — выдохнула Дич, борясь с желанием нырнуть в карман за сигаретой. — Мухотряскин просто под наблюдением, получает соответствующую терапию.
— Ананьев, Октопус, это ещё не всё… — снова обратила на себя внимание Эвереста. Объяснить произошедшее с не вовремя очнувшейся адепткой и вконец превратившейся в овощ феей оказалось сложнее. Шутками не отшутиться.
В конце концов, она все равно закончила на веселой ноте, продемонстрировав газетку с умопомрачительным заголовком.
— Страсти продолжаются, надеюсь, кроме смеха, нас больше ничто не ждет… — невесело закончила она.
Словно издеваясь, за ее спиной запищал коммутатор. Автоматическое сообщение обрадовало назначением нового Главного Репетитора. Потом пришло второе сообщение, а за ним и третье. Пертурбации начались, а значит, внеплановые проверки — тоже. Как уместить все в отчёты правильно и деликатно — оставалось под жирным знаком вопроса.
— Я думаю, теперь точно можно ржать, — холодно выдал общую мысль Ананьев, когда очередная трель закончилась обещанной проверкой.
Однако смеяться на самом деле не хотелось. Все выглядело мрачно и дурно.
* * *
Секретарь Марита провожала Кирин таким взглядом, словно она была средоточием всех бед, и Хадиса отчётливо это прочувствовала, как и лёгкую степень возбуждённости секретаря. Правда, вовсе не плотскую. Нетерпеж Мариты был сравним с предвкушением разгадки, а может, и хорошего адреналинового развлечения. Однако смысла заострять на этом свое внимание Кирин не видела. Ее мысли все ещё были заняты черной дырой, в которой исчезали ее чувства. Им не было исчисления, и каждое из них касалось ее подруг.
Хадиса отчётливо понимала, что именно она должна испытывать, но не испытывала, как ни старалась напрячь воображение. Мысли вернулись к той муторной картине в палате. К черноте, которая вмиг заполнила ее естество, а потом сжалась до плотной точки. К рыжему адепту, нервным комком напрягшемуся за спиной. К слишком многое позволившему себе студенту медицинского.
Ее мысли все отчётливее сводились к тому, что ее драгоценные чувства к сестрам безжалостно отсечены, ампутированы. Адепт раздора или врач? Кто из них надругался? Если это врач, то, возможно, это одна из интерпретаций анестезии? Если же это адепт, то очередное проклятие.
Мысли склонялись к последнему, потому что представить импульсивного оборотня Горра разбрасывающим направо и налево аналоги анестезии было откровенной глупостью. Административный корпус был пуст, только отголоски чужих чувств медленно колыхались вокруг, словно водоросли в стоячей воде.
Хадиса шла, задевая их или проходя насквозь, впитывая и ощущая. Суккубье существо внутри удовлетворенно урчало, подкрепляясь. И недовольно шипело, когда его энергетические щупальца касались черного пятна внутри. Его индивидуальность в тишине корпуса казалась столь явной, что даже не возникало сомнения о том, что оно — нечто отдельное и конечное.
Ощущение пропало вместе со скрипом тяжелых входных дверей. Шум улицы, яркое солнце и нежные кучевые облака напрочь прогнали мысль о двойственности своей натуры. Трое парней, к которым отослала ее Дич, ощущались где-то рядом. Ей даже чудились их неприкрытые эмоции. Но она не видела их. Кирин остановилась, когда поняла, что прошла мимо, и вернулась, растерянно осматриваясь.
— Я же знаю, что вы здесь. — Она в который раз обернулась вокруг своей оси, осматриваясь вокруг. — Я вас чувствую…
Словно по мановению палочки, из ниоткуда показалась рука Самсона и, ухватив девушку за локоть, потянула в сторону.
— Слышал, Мозг? — усмехнулся Виртуозов старосте Хранителей, прижимая оробевшую Хадису к себе. — Чувствует она нас.
Будущий Хранитель лишь закатил глаза на такое заявление и молчаливо отцепил руку Самсона от девушки. Кирин встала рядом с ним, стараясь не задевать плечом и напряженно осматривая мерцающий со всех сторон барьер. В ход опять пошли жесты. Правда, теперь адепт и сам перешел на немой язык, решив поберечь уши присутствующей девушки. Максимилиан смотрел на их молчаливую перепалку с усмешкой. Язык немых был непонятен, но догадаться, что это именно перепалка, было несложно, а о ее причине — тем более.
— Прекрасная нимфа, неужели вас послали нам в помощь? — поинтересовался он, обращаясь непосредственно к девушке.
Хадиса задумчиво посмотрела на него. Отшить хотелось. Но правила приличия диктовали совсем другое поведение.
— Я здесь исключительно для наработки баллов, — сдержанно ответила она и внимательно взглянула на своего старосту. — Для меня есть роль?
— Найдем, — ответил Самсон вместо него. — В наш план надо девчонок побольше. Веселее будет…
Старосту явно перекосило от такого заявления.
Хадисе неожиданно пришла мысль, что обычное возбуждение, возрастающее рядом с тремя красавцами, сейчас не волнует. Волнует другое: сущность, оформившаяся внутри нее во вполне осязаемую структуру, ворочается и сдержанно ждет… Опять захотелось принюхаться и попробовать воздух на вкус, словно она змея, а не человек.
Понимание этой простой вещи породило множество других вопросов. К примеру, почему еще вчера, когда эта сила была не до конца оформленной, ее было невозможно контролировать? Или почему у нее звериные повадки проклевываются?
В чем причина таких перемен? А в чем причина мыслей? Почему еще вчера она просто плыла по течению, а сегодня словно впервые открыла глаза? И почему черная дыра внутри пожирает ее чувства и боль, которые непременно должны быть?
Может, она снова что-то забыла? Часть ночи, часть вечера? Может, этой ночью кто-то из адептов опять пришел к ней в палату и управлялся с иглой? В конце концов, зачем она сказала брату, что выбрала цель? А уже через миг передумала? Ведь не Ананьева выбирать, который в тот момент так забавно пахнул…
Привалившись спиной к старосте, Хадиса устало взглянула на административный корпус и быстро нашла окно ректорского кабинета. Октопус как раз повернул свое хмурое лицо и что-то сказал.
«Дистанция», — спохватилась Хадиса и отпрянула от застывшего каменным изваянием старосты.
«Дура», — беззвучно процедил ее одногруппник под общие смешки парней.
* * *
Ррухи продолжала плакать. Это место было вдалеке от основной массы построек. Полигон, к которому она за неделю ни разу не подошла, лежал перед ней ровной пыльной поверхностью. Трибуны в десять рядов поблескивали на солнце деревянными лакированными лавками.
Горр непонятно почему сел несколькими рядами выше и теперь смотрел на ее сгорбленную, раз за разом подрагивающую спину с неким несвойственным ему смятением.
Зачем пришел, спрашивается? Его нервировала и бесила эта девчонка, абсолютно всегда. И тогда, когда была обычной, и после… Когда она утратила все краски... Впрочем, где-то между двумя этими моментами затерялась испуганная глупая пацанка, которой он действительно пытался помочь. Но это было так быстротечно и давно, что с уверенностью можно было сказать, что того упущения в его жизни не было.
* * *
Коммутатор пищал уже в десятый раз. Прочистив горло, девушка под пристальным взглядом пяти молчаливых жрецов приняла звонок:
— Приемная дворцовой службы охраны. — Ее голос был звонким и нежным, что вполне подходило для общения с журналистами, но не различного рода уполномоченными.
— Только не говори, что Кирин все еще занят, — прогундосил в трубку некий субъект. Звонил он уже в четвертый раз и представляться, естественно, больше не желал.
— Господин Кирин занят, — разглядывая свои коготки, пропела секретарь. Из коммутатора донеслась брань.
— Зайди и скажи, что это срочно!
— Господин, он занят, — напомнила она таким тоном, словно она воспитательница в детском саду. Отчитывала, соответственно, также. — Вы слишком нетерпеливы. Запишитесь на аудиенцию и послушно ждите своей очереди…
Донесшийся в ответ мат заинтересовал даже скучающих жрецов. Парочка сидящих ближе остальных уже откровенно посмеивалась.
— Слушай, коза белобрысая, бросай рассматривать свои когти у шуруй к Кирину, иначе приду и отодру твою жопу нагайкой!
— Иди терзать куриную глотку, — не осталась в долгу секретарша и, поправив прическу, отключила связь.
— Тоже мне, нагайкой решил попугать… — процедила она и нырнула к одному из ящичков секретера за ее спиной. Бутылка качественного пойла красиво встала на стол, туда же отправилась и шестерка рюмок:
— Эй, мальчики, а давайте-ка расслабимся и забудем нелепый звонок, — широко улыбнулась девушка и, обойдя стол, демонстративно села на него попой.
Юбка у нее была удобной для этого дела: с двумя прекрасными распорками по бокам.
— У нас вообще сорок минут… — звонко протянула она. — Пока великие умы ведут сложные беседы, мы можем многое успеть!
Мужики дружно переглянулись, продолжая сидеть.
— Ну, если стесняетесь, можно дверь закрыть, — хихикнула блондинка и, поставив бутылку между разведенных ног, призывно обвела юрким язычком пухлые губы…
fulllib.com/book/2453
ficbook.net/readfic/7295115\
Название: Кодекс Хранителя
Автор : Я личной персоной, Екатерина Лылык
Жанр: Фэнтези. Магическая академия, становление героев, смерть персонажей, интриги, борьба с врагом
Аннотация:
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.
Глава 48
Глава 48
Утро обозначилось как-то резко. Просто пришло — и все. Стрелки часов скользнули к шести, и сытость снова уступила место голоду. Словно играя злую шутку, чувство собственной уязвимости сводило на нет какую-либо жалость. Положение Линн было куда сложнее среднестатистического истощения. Истощение проходит через пару часов, самое позднее — пару дней. А вот опустошенный организм — другое дело. Он не производит энергию на том уровне, который необходим для полноценного восстановления. Он ее вообще не производит. Тело пьет энергию, как губка, да и пропускает оно ее тоже, словно решето. В принципе, исключительно последние два свойства при правильном подходе могли помочь справиться с проблемой. Увы, одним днём и даже неделей процесс не завершится. Оставив за спиной три подъеденных ауры, Линн, как изголодавшийся паразит, пошла дальше.
В этом закоулке медицинского блока было только три палаты, и последняя ничем не отличалась от предыдущей, разве что ширмы были не так плотно задвинуты, а дверь подсобки — открыта. Однако звуков из палаты не доносилось. Тихо подойдя к подсобке, Линн заметила дрыхнущую за столом Рылову с накинутым на плечи измятым форменным халатом да спрятанными под белым платком волосами. То еще уродство. Рядом с ней стоял полный стакан темной жидкости, по цвету напоминающей энергетик. Линн молча зашла внутрь и подхватила стакан, принюхавшись для уверенности, быстро его осушила и поставила на место.
Горькая гадость болезненно стекла в неподготовленный желудок, вызывая рвотный спазм. Глаза заволокло слезами, а тело повело в сторону. Справиться удалось не сразу. Собственная кожа начала мерцать, будто посыпанная карнавальными блестками, пропуская с таким трудом собранную энергию назад в пространство. Голод стал ощутимее.
Неожиданно орчанка показалась ей крайне заманчивым завтраком, а чтобы пропускать его… В какой-то момент Линн пришло на ум, что она не пьет, нет, она откровенно жрет… И зря, что это были только слабые верхние слои, и видит Многоликий: она брала только то, что могла унести…
В палате, где дежурила Рылова, спали лишь двое человек, и оба оказались Мухотряскиным. Безошибочно определив копию, Линн коснулась ее лба ладонью и без особого трепета всосала силу. Черная тень заклубилась на постели и безропотно поддалась натиску. Пить силы Мухотряскина, да еще и оформленные в тень, ранее не доводилось. На первый взгляд удачная идея едва не вывернула мозг наизнанку. Плотный ком концентрированной тьмы оказался непривычно тяжелым и липким. Словно гриб-слизовик, он обжигающей прохладой пробрался в каждую щель тела, распирая изнутри. Пошатываясь, девушка подошла к настоящему Владу и отметила его плачевное состояние. Пить из него было откровенно нечего. Неудивительно, что он не смог сам покинуть тень. Вот только почему тень не развеяли? Ведь это проще простого. Очередной эксперимент? Впрочем, неважно. Ей есть о чем думать: хотя бы о слишком тяжёлом комке Владовой силы.
Начало откровенно морозить. Чужая тьма продолжала ворочаться изнутри и вскоре нашла себе путь. Сквозь болезненную пелену Линн видела, как черное марево поднимается от ее кожи и, завиваясь в плотные ручейки, устремляется назад к Мухотряскину.
Издевательство какое-то. Раздражённо фыркнув, девушка тяжелым шагом двинулась из палаты. Ее потряхивало. Последний тип силы ей явно не подходил: попросту иная плоскость. Сейчас она действительно чувствовала себя решетом. Оставалось надеяться, что некоторые комки силы в ней все же задержатся, не сумев просочиться наружу.
Глухой закоулок, в котором расположилась ее палата, поворачивал на девяносто градусов. Из окон коридора непрерывным рядом, разместившимся вдоль всей левой стены, с легкой пульсацией лился утренний сероватый свет. Этот ритм Линн за пять лет научилась распознавать со скрупулезностью сектанта. Он говорил о многом: опять над головой была иллюзия, а за стенами — снова прорыв. Изощренное воображение сразу подкинуло кровавые картины произошедшего, дав логичное объяснение происходящему в медицинском крыле.
Следующая палата была запечатанной. Магическая пентаграмма въелась в дверь искрящимися боками, поблескивая рыжими всполохами. В ее трехмерном очертании угадывалось многослойность из разных типов силы. Работал не один Хранитель, и работа выполнялась очень тщательно. Не сказать, что адептку терзало любопытство. Просто из-за двери веяло мощной энергией и сочной эманацией ментальной магии. Этого не запечатали, значит, не опасались. Ментал для менталиста: такой коктейль нельзя пропускать...
Наверное, ей отшибло последние мозги. Остановиться бы, подумать, взвесить все «за» и «против». Но девушка этого не сделала. Сосредоточившись, она потянула собранную энергию и мыслью скользнула за дверь. Печать молчаливо пропустила ее ментальный порыв. Первое, что бросилось в глаза, — это отсутствие ширм. Второе — густая тьма, сначала едва ощутимо колыхнувшаяся, а после метнувшаяся к ней, сверкая острыми зубами, словно сторожевая псина. Дверь завибрировала, а Линн от неожиданности отшатнулась. Сдалась ей эта гребаная сила...
Смахнув с лица волосы, она лихорадочно взглянула ещё раз на мерцающий знак, проверяя его целостность. Схема не была нарушена. Значит, что бы внутри ни находилось, оно не выберется. Какого это в медкрыле?
В дальнем конце коридора поднялся шум... Зароптали ступени под множеством тяжелых шагов, разнесся знакомый гул голосов. Как-то разом пространство заполнилось хмурыми и сосредоточенными адептами во главе с Виртуозовым. Линн не поверила собственным глазам: уж кого она точно не ожидала встретить здесь. Вспомнились их последние минуты вместе и ужас, последовавший после. Самсон удивлённо замер на месте, разглядывая растрепанную, окутанную черной дымкой Линн, а потом, словно гора, двинулся к ней и бережно подхватил на руки.
— Линн... — только и выдохнул он, уткнувшись носом ей в шею. Его объятия были привычно крепкими, и это расслабляло. Линн обняла его в ответ, нежно поглаживая волосы парня и успокаивая. Сила, собранная ей, начала испаряться быстрей, окутывая их тела зыбкой пеленой, но было уже все равно. Преданные объятия Самсона давали понять: кое-что в ее жизни останется неизменным. Это действительно радовало и дарило чувство спокойствия и уверенности. Она справится. Даже не так, они справятся с ее проблемой вместе.
Никто из них, отдавшихся крепким объятиям, не видел, как схлопнулась на дверях печать, исчезая. Черные призрачные точки, клубясь, пробились сквозь щели. На миг оформившись в человеческий силуэт, нечто, похожее на тень, смазалось и раскрыло свои челюсти, врезаясь пастью в спину Линн. Огненный шар Рубина настиг существо секундой позже. За последовавшей вспышкой не осталось ничего: ни существа, ни эманаций... ни ошметков. Внутри палаты продолжала находиться окутанная артефактами, проклятиями и заговорами фея. Лицо девушки вновь приобрело человеческие черты. В синих глазах застыла дрожащая обреченность. Обожженное, обезображенное тело слабо трепыхалось под действием лечащей формулы Дич...
Она не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, беспрерывно борясь с накатывающей глухой беспринципной болью. Ее обожженные глаза оставались слепы, и только звенящая пустота внутри говорила, что Улей наконец покинул ее. Мать ушла, разорвав последние связи. Она опять чувствовала, что ее предали, ощущала себя абсолютно обнаженной перед лицом безжалостного мира.
Увы... Адептка пятого курса так и не узнала ответ на свой мысленно заданный вопрос: «Какого... это делало здесь, в медицинском крыле... в обычной палате...» И не чувствовала, как ее вмиг обмякшее тело крепко сжимал Самсон...
Ее бесчувственную опять уложили в самой дальней палате и подключили к всевозможным аппаратам. Оглашать ее новый диагноз студенты медицинского побаивались даже между собой, разумно решив, что такими фразами не разбрасываются и что окончательную точку поставит декан Гемарта Дич.
Адепты тупо сновали по палате скованной феи, и на животрепещущий вопрос «Что произошло и что это было?» тоже не находили ответа. Увиденное выходило за пределы ими выученного и им понятного.
Послушники просто молчали, изучая пространство одними им известными способами. Все ждали своих деканов в надежде, что хоть они прояснят ситуацию. А тем временем выспавшаяся Эвереста Борин готовилась к предстоящей операции, попутно надиктовывая Марите основные моменты для отчета.
— Когда Кирин придет в себя, пусть забьет в мой коммутатор координаты брата, — отдала она последнее распоряжение. Марита молча кивнула, а Дич напряженно подогнала. Общий зал ритуалов ждал, готовый к сложной работе. Высшая академия демонизма и магии функционировала, как и прежде, хоть и сжавшись от объявшего ее напряжения.
* * *
Рассвет занимался быстро, как по инструкции или по предписанию. Безоблачное небо позолотилось у самого горизонта. Солнце поднималось, безжалостно слизывая с камня тени и ночную влагу. Собрав скупые пожитки, двое мужчин двинулись в обход аномалии. Путь был неблизкий. Впереди ждали скалы и ущелье, а еще дальше — железнодорожная станция с единственным доступным входом.
Ананьев молчал, Звездунов — тоже. Ночная болтливость коллеги была вполне приемлемой и равноценной его истощению. Ничего нового. Сейчас же, при свете дня, разговаривать им было не о чем. Тощий змеелюд как обычно будет сводить все к охам-вздохам и экспериментам, а принципиальный Хранитель будет беситься до белого каления, не умея вести изощренные словесные перепалки.
Скалы становились все ближе, вместе с тем жаркий ветер уносил последние отголоски ночной прохлады. Не сговариваясь, оба накинули на головы черные капюшоны, притороченные к плащам. Странная и нелегкая на первый взгляд одежда как всегда защищала, бережно дополняя их уверенные скупые движения приятной прохладой.
Неглубокое ущелье оказалось с сюрпризом. Их ждали... Неприглядная истина подняла свое обезображенное лицо в тот момент, когда вокруг них захлопнулась мастерски поставленная ловушка. Никакой военной романтики, воспетой бродячими менестрелями и старыми, повидавшими жизнь скитальцами. Никакой прославленной десятками песен немой красоты жестокого боя. В пылу сражения было трудно на что-то надеяться. Пыль вздыбилась, скрыв за собой нападающих, забиваясь в ноздри, под зубы... в легкие.
Душный ветер сбивал с ног. Атаки, последовавшие следом, были более чем ощутимыми… В такие моменты казалось, словно в сознании отключается рациональность и человеколюбие, позволяя применять к противникам не самые гуманные схемы действий. Осознание масштабов опасности приходит после, и можно с уверенностью сказать: «Да. Этим утром им повезло вырваться из окружения живыми и устранить угрозу».
Нападавших было трое, а их останков — бесчисленное количество. Кнут был страшен, Звезда — холоден и резок... Только так и можно было охарактеризовать прошедший бой...
Октопус устало сидел на влажном от крови песке и отсутствующим взглядом смотрел на лежащего рядом парализованного Раздорца. Их взгляды пересеклись, и тот лишь губами прошептал: «Уходи»… От осознания того, что именно он велел сделать, бросало в дрожь. Звездунов не был готов так поступать. Но даже так на этот момент никто из них не брался прогнозировать: смогут ли они добраться до Академии живыми. Даже если это всего десяток километров, обычные два часа пути...
Глава 49
Глава 49
—Что есть жизнь? — вопрос застал врасплох. Первый репетитор смотрел в белоснежную дымку изображения и пытался понять эмоции проскользнувшие на лице собеседника. Однако незнакомое лицо, как и десяток других, используемых ранее, хранило мертвую непроницаемость.
Вопрос с подвохом?
— Что есть твоя жизнь? — уточнило изображение, продуцируемое коммутатором. Мужчина сглотнул, чувствуя, как предопределение нависло над ним Дамокловым мечом. — Ты дал ей цену?
Единственное, что объединяло все эти мертвые лица, степенно шевелящие губами, это голос. Механическое шуршание сотен хитиновых пластин, сродни музыкальной шкатулке, только в живой глотке. Можно было с лёгкостью представить, как эти пластины, подобно мясорубке, перемалывают кости.
Он чувствовал, как намокли волосы на затылке. Лёгкий ветерок, ворвавшийся в кабинет через приоткрытое окно, неприятно лизнул холодом.
— Жизнь ценна, пока приносит пользу, — живая глотка с мертвым лицом, продолжала вещать. Можно списать впечатление на фанатизм или наркотическое восприятие. Но мужчина знал, откуда берутся эти лица.
— Чего вы хотите?
Изображение коммутатора подёрнулось и он увидел запись.
Сквозь чужие глаза было видно узкое стрельчатые окно, чуть выпуклое, словно наблюдаемое сквозь линзу. За стеклом говорило двое: мужчина и женщина. Эвересту Борин сложно не узнать, а вот ее престарелый посетитель остался неузнанным.
— Но у вас же принц учится! — возмущался он.
— У меня их даже больше, чем один, — лениво протянула женщина и старик попятился... Изображение смазалось, показывая уголок голубого неба, после в него мельком пробралась нежное девичье лицо в облаке розовых кудрей, взметнулись толстые стрекозьи крылья...
Запись остановилась и картинка преобразилось.
— Найди и назови имя каждого — муторно прощелкало лицо, таращась сквозь расстояние странным немигающим взглядом.
Связь оборвалась.
Судорожно вытерев взмокший затылок, Первый Репетитор ученого совета Дайкирии закрыл крышку коммутатора. Прикрыл глаза, пытаясь унять дрожь начавшую терзать тело.
Нервы стали совсем ни к ч'рту. Имена... Какие же имена они хотят? Принцев?
Всех кто в тайном списке перед Максимилианом? Невозможно. Нонсенс...
Бесценные сведения за бесценную жизнь?
Окно неожиданно захлопнулось, а после из потолка смоляной каплей скатилась чужая тень. Оформившись в знакомого жреца, тень глубоко поклонилась и припала на колено:
— Мы просчитались, — известил он. — Уложили всех троих. Собрать ещё одну группу?
— Подожди, — Репетитор забарабанил пальцами, просчитывая в уме возможные результаты произошедшего. — Их состояние?
— Вопиющая расслабленность... Готовят похороны.
Репетитор нахмурился. Ему не понравилось, как это прозвучало.
— Просто наблюдайте, если не уверены в их истощении, не лезьте.
Тень кивнула и растаяла. Сглотнув, мужчина медленно поднялся из-за стола и нырнул в тайник, спрятанный в полу под столом. Выудив из набора артефактов, нужный, он опять сел в кресло и коснулся рукой коммутатора.
— Добрый день, могу ли я напроситься на встречу? Мне нужен час.
— А не много? — его собеседник хмурил черные брови и явно был недоволен.
— Сложный разговор, — сказал чистую правду Репетитор, надеясь что страх не отобразился на лице, — неотложный, жизненно важный.
По ту сторону связи хмыкнули.
— Ну приезжайте, посмотрим, что у вас за дело.
* * *
— Ты мне объясни, на хрена? — поинтересовался Ананьев, ватной куклой валяясь на булыжниках. Его полусидящее состояние сохранял толстый шнур который, согласно инструкции, всегда находился в походном комплекте.
Звездунов молча продолжал носить булыжники, обкладывая ими заботливо собранные в кучку останки. Солнце уже припекало и вонь требухи все больше нервировала.
— Я понимаю, что у тебя забота о ближнем... Но эти ближние как бы грохнуть нас пытались. Меня уж точно... — Двигать головой Раздорец тоже не мог, так что довелось изрядно косить глазами чтобы уследить за действиями более подвижного коллеги.
Октопус выпрямился, возвел руки к солнцу и прошептал последнее наставление ушедшим душам.
— Да будет так и Многоликий упокоит твою душу,— машинально вздохнул Ананьев в унисон Звездунову. Последние ритуальные слова даже раздорцу не с руки умалчивать...
Наконец вытерев вспотевшей лоб, Октопус упёр руки в бока и внимательно посмотрел на Анониса:
— Надо кровь убрать, после двинемся к пещерам и переждем до вечера. Как только войду в силу, посмотрю что у тебя там.
— Я тебе и без силы скажу, что там звиздец, — фыркнул Ананьев, — хреновец, пиз...
Октопус молча развернулся к нему спиной и, насвистывая любимую песенку, пошел уничтожать бурые пятна.
Материться расхотелось. Тяжело вздохнув, Анонис задумчиво уставился в голубой небосвод, на жёлтое слепящее пятно солнца, покуда в глазах не заплясали сине-зеленые круги обожжённой сетчатки.
— Слушай Звезда, — позвал он, не сомневаясь что если Октопус не подойдёт то все равно услышит, — знаю я одно хорошее заклинание. Перемещает быстро по меткам, ближайшая в Академии...
— Я истощен, — напомнил Звездунов, собирая в пригоршню чистую пыль и посыпая, успевшие подсохнуть бурые лужи.
— Не страшно... надо энергию из пространства тянуть... — Ананьев сглотнул, — делается червоточина к метке, перемещение в мгновение ока. Только минус один...
Звездунов склонился над ним слишком неожиданно, от чего Раздорец буквально ослеп. Сине-зеленые пятна яркими бликами окрасили чужое лицо.
— Какой?
— Без капли света... — тихо выдохнул Анонис. Наверное, не стоило так долго смотреть на солнце. Пятна гасли медленно, уступая место непривычно хмурому лицу хранителя.
— Нужна тень или просто чёрное дело? — наконец спросил он.
— Не то и не другое — вкрадчиво ответил Раздорец и облизнул пересохшие губы. — Нужна мерзость. Ты должен знать, что это именно она, и при этом получать истинное удовольствие от нее. Ты не должен думать о мерзости как о пути к всеобщему благу.
Их лица сейчас были непозволительно близко, от чего на коже плясало дыхание друг друга.
— А мерзость бывает разной, иногда чувственной, иногда грязной... — сглотнул Ананьев, цепко смотря в его глаза.
Октопус отшатнулся и задумчиво скользнул взглядом по парализованному тощему телу. Шнур, зафиксировавший его возле камня, поддался легко.
— Мерзость и удовольствие, говоришь... — Октопус сдернул шнур. Ананьев шлепнулся на землю и невольно зашипел. Хранитель тем временем поднялся на ноги. — Да легко. Я тебе свежую тушёнку приготовлю. Только откопаю кое-кого... Подкрепишься, наберёшься сил, а я, так и быть, спою твое заклинание... Заодно вспомнишь, почему ненавидишь хранителей.
— Сволочь... Я кажется лоб рассек.
Октопус самодовольно хмыкнул и принялся откапывать только что закопанные останки.
— Ты что будешь, руку или ногу?
— Ухо, бля… — Ананьев откровенно занервничал. — Перестань хрень чудить! Закопай обратно!!! А то...
— А то что? — Звездунов опять подошёл к нему и продемонстрировал чужое ухо. — Это сойдёт?
— Паскуда... — процедил Ананьев, понимая, что вокруг Октопуса очень явно клубится тьма. — Дай руку... Повторяй за мной...
* * *
Дич курила, нервно поглаживая свободной перебинтованной ладонью собственное предплечье. Операция прошла успешно и теперь амагическая гроздь находилась в стеклянной банке, залитая литром формалина.
— Чтобы ещё раз встретилась с такой жутью... — прошептала она, затягиваясь.
Эвереста, задумчиво покрутила банку, стоящую перед ней на столе, рассматривая странный кластер. Напоминал он связку яиц только что выпотрошенный курицы. Такие же жёлтые и кожистые, спаянные вместе эпителием и прожилками.
— Все может быть. Главное, что парень выжил. — она поморщилась, вспоминая о чем-то своем. — Никогда не видела, чтобы скальпель раскалялся от одного прикосновения к тканям...
Дич фыркнула. Она тоже не видела. Ожог ныл и нервировал. Собственная дрожь раздражала.
— Какая-то хитроумная защита, — продолжала тем временем Борин, вспоминая произошедшее как сон с вывертом больного сознания.
Десять адептов и столько же послушников слегли с глубоким истощением. Это на пару дней. И если адептов было кем заменить, то из хранителей на ногах остался разве молчаливый староста, которого взять в качестве батарейки Гемарта попросту побоялась. И Эвереста была с ней полностью солидарна. Двух девчонок, которые затесались в послушницы всего неделю как, брать на такое ответственное дело было чревато ошибками. Сделать обычные светлые заговоры они тоже будут не в состоянии, если вдруг понадобиться. Хоть охрану послушнику выделяй....
Происходящее в Академии ей не нравилось, как и гроздь плавающая в банке. Словно не оглашённая война со скрытым за углом противником.
Хуже всего было то, что Звездунов и Ананьев все ещё не вернулись. Словно под землю канули. И не проверить ведь.
Хоть иди к принцу на поклон...
Словно издеваясь, задребезжал коммутатор:
— Его Высочество просит аудиенцию, — пропела Марита, явно пытаясь произвести на венценосного впечатление.
Пихнув банку под стол, Борин кивнула Гемарте на потайную дверь, а сама попыталась сделать голос помягче:
— Пусть заходит… Кофе сделай, пожалуйста.
— С плюшками? — хихикнула Марита.
— С пирожками, — подсказала Гемарта и поспешила скрыться с глаз долой. Недовольно зыркнув ей вслед, Эвереста нацепила на лицо самую, что ни есть доброжелательную улыбку и приготовилась встречать Максимилиана с распростёртыми объятиями.
Принц не подкачал и, явившись пред ее ясные очи, позволил облобызать себя в обе бледные щеки.
А после включил приказной тон, от которого бросило сначала недоумение, потом раздражение, а после в нервную дрожь...
— Я должен вам желание, — сразу начал он, скользнув взглядом по окну, а после развернулся к Борин, — так что не буду спрашивать о причинах моего вчерашнего наваждения... Ваш спор пошел вам на руку.
Кивнув, Эвереста заискивающе улыбнулась.
— Большое спасибо...
— Но... Я надеюсь, вы объясните мне это? — он нырнул рукой в карман своих широких штанов и вытащил скрученную газетку «Столичного Вестника». На первой странице была четкая фотография Максимилиана Дрейка в обнимку с Веленой Липкой.
«Страсти принца в ВАДИМе» — гласил жирный заголовок.
— Разберемся, — икнула Эвереста, теряясь под пристальным взглядом Максимилиана.
— Интересно, как? — от принца потянула таким холодом, что хоть труп замораживай на месте.
— Как... Как, — вздохнула женщина, — на живца поймаем, кастрируем и заставим опровергнуть написанное.
— А кастрировать то зачем?
— Для наглядности, чтоб впредь неповадно было.
Глава 50
Глава 50
— Сколько пальцев? — Камилла придирчиво посмотрела на Влада, застыв перед ним с оттопыренными пальцами.
— Три, — сухо ответил парень и почесал небритый подбородок. — Слушай, отпусти, а?
— Это не я придумала, — фыркнула Рылова и ткнула пальцем в потолок. — Печать видишь? Вот и сиди под ней.
Мухотряскин нехорошо на нее глянул, но послушался. Магическая печать на потолке действительно была шестигранная и многослойная. Такие просто так не ставят в больничках.
— Тогда расскажи...
— Нечего рассказывать. — Камилла закусила губу и отвела взгляд. — Пока что нечего.
— Очень перспективно. — Откинувшись на подушку, парень скользнул взглядом по зазнобе, отмечая ее помятый вид.
— Полдник через час. — Сменив тему, девушка поднялась на ноги и улыбнулась. — Не скучай.
Стоило ей уйти, как прямо из стены показалась голова Самсона:
— Живой?
— Ты чего с утра тенями балуешься?
— Дел много. — Выйдя из стены полностью, Самсон бухнулся на соседнюю кровать и принялся ковыряться в зубах. Выглядело очень натурально, с виду и не скажешь, что тень. — Короче, Кнут со Звездой с вчерашнего вечера отсутствуют, а здесь дрянь полная творится.
— А со мной что?
— А это я у тебя хотел узнать. Тебя Рылова нашла вчера вечером, запакованного в амагический кокон.
У Влада медленно поползли брови на лоб.
— И сколько я пробыл в коконе? — Голос дрогнул, а память стала капризно виться туманом в голове.
— Около суток. — Друг помрачнел, думая о чем-то другом. — Лысый был так же упакован. Я расспросил ребят... Вы позапрошлой ночью вместе ушли. Совсем ничего не помнишь?
Самсон ждал хоть какой-то отдачи, а сказать ему было откровенно нечего.
— Последнее воспоминание о том, как ампулу сдавал Ананьеву, да и только.
Дверь резко отворилась:
— Самсон, там ректор тебя вызывает, — заглянул в палату Рубин. — Быстрей давай, у вас там какое-то архиважное собрание...
— А почему тебя не вызывает? — удивился Виртуозов.
— А я у стрекозы дежурю. — Он недовольно надул щеки. — Словно делать мне больше нечего...
* * *
— Так… твоя одежда, обувь, полотенце. — Горр раскладывал перед Хадисой вещи с таким видом, словно собирал ее как минимум на выездную практику.
Ррухи, сидевшая на соседней кровати, задумчиво скользила по нему взглядом, отмечая все рельефы и массивы вовсе не юношеского тела.
— Может, мы в свою комнату? — поинтересовалась Хадиса. Она и сама была не прочь полюбоваться на рельефы и теперь транслировала эту мысль доброй части девушек в медицинском корпусе. Самое странное в таком положении дел было то, что Кирин это отчётливо понимала, она даже знала, где и кому пришла очередная пошлая мысль. Словно паук, раскинувший сети. Но ни удивиться, ни поразмышлять на эту тему ей не хотелось, впервые она чувствовала себя естественно и комфортно.
Сила, которая ранее сводила ее с ума, теперь комфортно ощущалась вокруг.
— Вы под наблюдением до обеда, — возразил оборотень. Хадиса задумчиво улыбнулась, а Ррухи выдала ее мысль:
— Тогда попой повернись, я полюбуюсь.
Уши парня вспыхнули, а волчица только рассмеялась в ответ.
— Весело, да? — процедил он. — Одевайтесь, сейчас будет не смешно... Вообще.
И сразу же пожалел о сказанном, потому что Ррухи поднялась на кровати в полный рост, в одной лишь прозрачной больничной рубахе и, вильнув бедром, начала сбрасывать одеяние. Хадиса комментировала замогильным тоном:
— А сейчас эта рубашка упадет к твоим ногам, Горр, согретая ее телом...
Ночнушка действительно упала, только не к ногам, а была повешена Горру на изящно покрасневшее ухо, левое... Правое неприкрыто продолжало краснеть...
В штанах стало откровенно тесно. Медицинский халат спасал от стыда... А толку? В результате Горр подождал девчонок за дверью и молча, без комментариев, повел их в палату к фее.
После случившегося с Линн представительница Улья была обследована ещё раз. Полное отсутствие в ней магии и порванные магические потоки, как и у Линн, говорили о состоянии куда более серьезном, чем опустошение.
И если адептка сохранила свой рассудок, то рассудка у феи не наблюдалось, как и личности.
Пустое, функционирующее на одних вегетативных рефлексах тело... Как новорожденный. Вот только младенец на раздражители реагирует, а сенсорная система феи молчала, словно мертвая. О чем думал Горр, заталкивая обеих послушниц к фее? О мести или о жестоком уроке?
Неизвестно.
Он и сам не мог сказать, почему сделал это. Чернота, вспыхнувшая в сердце Хадисы, вмиг тяжёлым тянущим чувством упала на всех вокруг. И это было вовсе не возбуждение.
* * *
Компания, собравшаяся в кабинете ректора, была странной. Мало того, что принц решил поприсутствовать на обсуждении, так теперь между идейными врагами молнии летали такие, что мало не покажется.
Идейными врагами были самый адекватный среди адептов и последний находящийся в кондиции послушник.
— Задача классическая, — начала Борин. — Найти, обезвредить, заставить опровергнуть.
Самсон в который раз прочёл заголовок и расплылся в улыбке:
— А ведь все верно написал, ни одной грамматической ошибки и ничего порочащего...
Староста Хранителей закатил глаза, а Максимилиан побледнел ещё больше.
— Мне интересно, ты давно с людьми преклонного возраста общался? — тихо начал он, сверля Виртуозова надменным взглядом. — По-твоему, среднестатистический гражданин старой закалки поймет фразу «Страсти принца в ВАДИМе» непредвзято? Или может, ты назовешь хоть одного, кто сразу решит, что речь идет об академии, а не о наяде на фото? Может, кто-то из них задумается над тем, что на фото девушка, а не переодетый придурок неопределенного пола?
За стеной раздался приглушенный хрюк. Сделав лицо еще посерьезнее, Эвереста глубокомысленно изрекла:
— Свиньи в этом году голосистые…
«И пофиг, что хозяйского двора в Академии отродясь не было», — жестами отобразил Хранитель. Раздорец понимающе усмехнулся.
Веселое хрюканье Гемарты Дич узнать не сложно, а принцу знать не обязательно.
«Есть у меня одна идейка», — предложил безымянный староста. Его жесты были четки и понятны. Виртуозов внимательно считывал их и все больше расплывался в улыбке.
— Интересненько, — позволила Эвереста. — Разложи подробно, как умеешь, желательно в письменном виде.
Следующий час послушник кропотливо записывал роли, а Самсон все больше хмурился. От проработки характеров учащихся этим парнем бросало в дрожь. Перед ним не среднестатистический послушник сидел, а беспринципный мозг… Однозначно, если идея выгорит, что на первый взгляд было весьма сомнительно, то этот Хранитель получит отменную кликуху с легкой руки Виртуозова.
* * *
Ррухи тихо упала в объятия Хадисы и заплакала. Ещё вчера утром вот так же она плакала в объятиях всех троих подруг из-за глупой татуировки. Сейчас ее боль была надрывной и беспощадной.
Хадиса молча гладила ее по голове и не могла понять, почему там, где у нее должно было возникнуть чувство, образовалось чёрное невнятное пятно, словно кто-то навесил ширму на ее боль.
Ее взгляд бездумно блуждал по палате, выхватывая детали: единственное окно, глухо запечатанное магией, ажурную вязь заговора, которая легла на стекло едва светящимися линиями, энергетическую сетку, плотной структурой вьющуюся вдоль стен, пола и потолка, яркие розетки лечащего заклинания над головой и под ногами феи, сотворившие некое подобие лабораторной колбы...
Пальцы демоницы механически зарылись в волосы Ррухи, а взгляд тем временем отметил косу, легшую на хрупкие плечи феи толстым канатом. На ее щиколотках и запястьях виднелись следы от въевшихся под кожу подавителей. Тело медленно вращалось вокруг оси, словно диковинный глобус: экспонат кунсткамеры в музее Изящных искусств... Вскоре взору предстала полуобнаженная спина, на которой начали пробиваться новые крылья, словно два диковинных стеклянных цветка, распустивших по единственному бархатному лепестку из-под лопаток.
За ее спиной раздосадованный неожиданными гостьями Рубин медленно опустил руку, радуясь, что успел наложить на Хадису эмоциональный блок. Уровень ее эманации выровнялся, что невольно обрадовало. Крамольные мысли, возникшие в голове, отступили на второй план. Грамотный блок получился, а главное — своевременный. Хоть бери и памятник себе ставь.
— Придурок, — процедил он Горру из своего угла, и оборотень от неожиданности вздрогнул.
— Стережешь? — нахмурился он.
Трахтенберг покачал головой и кивнул на дверь:
— Убери их, обрисуй ситуацию и впредь предупреждай меня. Не хочу быть свидетелем очередной свистопляски.
Оборотень его возмущения не понял. Наверное, ментального всплеска тоже не заметил. Что с врача возьмёшь…
Впрочем, спорить Горр не стал. Девчонок вывел молча и, заведя их назад в свою палату, плотно закрыл за собой дверь, оценил их общий ступор и начал говорить то немногое, что знал: о коконах, о посевах, о запрещенных уровнях трансформации и о произошедшем с адепткой возле палаты с феей.
Единственное, о чем он умолчал, — так это о том, что обеих девушек пожрали, и что путь в профессиональный магический мир им закрыт. Кто пожрал — на это вообще ответа не было.
— Где вторая? — Ррухи, как всегда, задавала неудобные вопросы.
Горр промолчал, чувствуя на себе их острые взгляды. Дай им скальпель — без анестезии будут резать, однозначно, и даже не подумают, что что-то идет не так.
— Ваш декан расскажет…
— Разве он в Академии? — Голос Хадисы звучал непривычно звонко, словно ей горло сдавило, и словно она едва сдерживается, чтобы не заплакать. Почему она это спросила? Кирин и сама не понимала. Несколько минут назад все было абсолютно ясно. Словно в голове жила отдельная карта. А теперь черное пятно внутри разрасталось и пульсировало, отключая все больше чувств, скрывая от внутреннего взора всех и каждого. Она-то мозгом понимала, что должна плакать. Что-то опять с ней не то и не так.
Опять проклятие? Когда и кто успел?
— Придет и расскажет, — сглотнул Горр и невольно почесал татуировку на своем запястье. Ррухи, проследив этот его неосознанный жест, неожиданно ощерилась:
— Ненавижу тебя! — И вылетела из палаты.
Хадиса же вовремя вцепилась в руку Горру и прошептала:
— Будь на моем месте сестры, ты бы без сожжённых мозгов не вышел.
Одернув руку, парень невольно попятился, понимая, что его начинает колотить от странной неконтролируемой ненависти…
Сложилось впечатление, словно Кирин абсолютно точно знала, что собой представляли обе феи. И от этого становилось поистине страшно.
* * *
Заклинание Анониса все не оканчивалось успехом, и он требовал раз за разом повторять мерзкие вещи и копить силу. Октопус делал, задумчиво открывая в себе все новые и новые грани морального извращения. Это было чревато, но ему откровенно не хотелось отсиживаться в пещерах, и потому как послушный адепт он снова и снова послушно делал мерзости.
Разве только обещанную тушенку не сварил.
В тот момент, когда заклинание все же сработало и окутало черной пеленой их двоих, за спиной задрожали глыбы, формируя каменного голема. Пространство сжалось до мелкой точки, вдавив тело непередаваемой массой. Казалось, его вытянули в тонкую нить и собрали заново, не забыв подогреть каждую нервную клетку. А потом собрали вновь, попутав части тела местами.
Кнут яростно хохотал, захлёбываясь, а Октопус понимал, что его кожа мерцает черным. Метка, что привела их прямо в кабинет ректора, исчезла. Черная тьма, окутавшая Хранителя, — нет…
Упав на пол, они, не шевелясь, пытались отдышаться и собрать мысли в адекватное состояние. Получалось плохо. Окровавленные и побитые, они фонили одновременно и светом, и тьмой, порождая множество вопросов в незакаленных умах… Собрание, проводившееся под чутким контролем Эвересты, неожиданно захлебнулось общей тишиной.
— Продолжайте на улице, — наконец выдохнула Эвереста, с убийственным спокойствием выпроваживая тройку парней вон, а после уверенно обратилась к секретарше, насиловавшей печатную машинку. — Марита, медиков сюда, пятерку как минимум.
Затем плотно закрыла дверь и позвала Гемарту.
— Иди, любуйся не специалистов.
Дич поперхнулась. А Борин, в свою очередь, подумала о лаконичном умерщвлении Хинеуса Кирина. Мысль согрела душу и напомнила об еще одном неразрешенном вопросе. Хадиса так и не забила в коммутатор номер своего поганого брата.
А ей он был необходим. Очень, прямо сейчас.
Глава 51
Глава 51
Откинув газету на стол, Хинеус Кирин задумчиво пробарабанил пальцами по столу. Статья была ударом ниже пояса и очень явственно говорила о бреши в системе защиты ВАДиМ. Стоило об этом поговорить с Первым репетитором, раз он сам напросился на встречу. Увы, там, где ему хотелось действовать, руки были связаны. Учебные заведения — это вотчина Ученого совета Дайкирии, а не Дворцовой службы безопасности, и без их прямого запроса бюрократическая шестеренка дайкирийского чиновничества не имеет права дышать на их территорию. И даже поимка пожирателя и наличие в Академии приманки не особо эти руки развязывает.
В дверь постучали.
— Войдите… — позволил он, словив себя на чувстве абсолютного и раздражающего бессилия.
— Первый репетитор прибыл на часовую аудиенцию, — пролепетала белобрысая секретарша, и Хинеус молча кивнул, позволяя его впустить.
Поздоровались коротко. Наученная горьким опытом, девчонка закрыла дверь с той стороны, отсекая пятерку молчаливых жрецов от их нервного начальства. То, что Репетитор был нервным, выдавало отнюдь не его заковыристое приветствие, выданное на жреческий манер. Но вот резковатые движения, залегшие складки вокруг рта, а также непривычный прищур глаз говорили Хинеусу о невыполнимой задаче, с которой столкнулся этот сановник.
— Разговор будет длинным, — продолжал тем временем Репетитор и уверенно сел на кресло, поставленное аккурат напротив рабочего стола. Кирин и сам присел, задумчиво разглядывая странный кубик в руках бывшего жреца. Острые шипы, усеявшие гладкую золотистую поверхность предмета, были испещрены мелкими символами. Объект был похож на ритуальную вещицу, с той лишь разницей, что ранее такую видеть не доводилось. А раз так, то, скорее всего, это некий артефакт из новых разработок.
— Я слушаю.
— Я знаю, кто покушался на Главного Репетитора, — сразу выдал сановник, отчего даже у вечно острого на язык Хинеуса пропал дар речи. — Я хочу гарантий… Нет, не так. — Он шумно сглотнул. — Я хочу информацию на информацию.
— Страдаете двойной игрой? — слова все же нашлись. Репетитор дернулся от них, словно от удара. И пока его взгляд метнулся по кабинету в поисках непонятно чего, Кирин аккуратно нажал припрятанную под столом печать, активизируя ряд барьеров и сигналок. Теперь пятеро жрецов репетитору не помогут. Что бы ни запланировал его визитер, Хинеус собрался выжать его максимально и, если понадобиться, — пропустить через мясорубку.
Словно издеваясь, запищал коммутатор, извещая о входном звонке.
— Секундочку, — мягко улыбнулся он сановнику и включил связь. Коммутатор источил знакомую белоснежную дымку.
Хинеус сосредоточенно наблюдал за тем, как плотное сияние отступает, пропуская на передний план четкое изображение его сестры. Репетитор продолжал вертеть в пальцах свою вещицу, и это начало откровенно отвлекать.
— Добрый день, Хин, — поздоровалась с ним Хадиса, непривычно растягивая слова. От дивной интонации внутри змеей заворочалось предчувствие беды.
— Что опять? — поинтересовался он, стараясь не выдавать тревогу. Хадиса продолжала лениво смотреть на него, и от этого простого взгляда хотелось скукожиться.
Стало ясно, что она полностью вошла в силу. Это чувствовалось даже на расстоянии, пробившись уверенными чертами на ее спокойном кукольном лице. Репетитор начал отвинчивать шипы артефакта и менять их местами в пазах. Раз за разом от его увлеченного действия в кабинете разносились щелчки. Раздражение продолжало расти. Хинеус вконец отвлекся от сестры.
Сама же девушка наблюдала за ним, словно впервые, отмечая каждую черту и каждую знакомую эмоцию. Нервы были ему не к лицу. Отчего-то появилось желание распустить его волосы, сплетенные в тугую косу, и провести ладонью по щеке. Прижать к груди и успокоить его.
— Не буду отвлекать. Помни, я жду понедельника, — наконец сказала она то единственное, что действительно имело для нее значение. — Ректор Борин просто ждет. Она попросила внести твои данные в ее коммутатор.
— И? — Отвлекшись от Репетитора, Хинеус наконец посмотрел на сестру и как раз вовремя.
Она как раз непривычно сощурилась и странно повела носом, словно принюхиваясь. Тонким кончиком языка пробежалась по полным губам и на миг скользнула взглядом в сторону двери.
— Я наметила цель, Хинеус. Если не хочешь проблем — поспеши. — После этой удивительной фразы Хадиса впечатала в экран короткую записку. Вспыхнув, бумажка упала на стол энергетической копией. Резковатый и отнюдь не женский почерк Эвересты Борин радовал рядами цифр и точек.
Всего несколько строк, обозначенных кодами. Но зато какими. Хинеус знал каждый из них, и каждый мог ввести в оцепенение неподготовленного слушателя.
— Я все понял, — наконец выдал он. — Ждите.
На фоне его уверенной фразы игрушка Репетитора вжикнула и затем вновь щелкнула, похоже, в последний раз.
— Береги себя, Хин…
Связь оборвалась. Кирин в задумчивости прикрыл крышку коммутатора и взглянул на сидящего напротив посетителя. Угловатый артефакт, мягко лежащий в его ухоженной ладони, явно изменил очертания и теперь выглядел более агрессивно.
Репетитор опять покрутил его, и артефакт раздался в размерах, поблескивая ранее спрятанными линзами.
— Я хочу знать имена, — заявил Репетитор, постукивая пальцами по артефакту. Его голос неожиданно изменился, наполнившись угрозой. Более того, появилось острое чувство подмены — так резко изменилась мимика этого человека. — А если будете против...
Артефакт взблеснул линзой...
Активизированные ранее барьеры промолчали.
Неожиданное упущение взорвало мозг...
* * *
Тройка парней продолжала обсуждать план у самого входа в административный корпус. Послушник активно жестикулировал, смотря на принца, а Виртуозов по ходу дела озвучивал. Мерцающий над ними барьер предполагал некую приватность. Но так ли это на самом деле — Эвереста, всегда видевшая все насквозь, не знала.
За спиной Ананьев гундосил что-то пошловатое. Кирин, отослав сообщение брату, теперь практиковалась в простейшем медицинском заклинании. Дич посчитала, что навыков, полученных послушницей в Институте благородных девиц, вполне достаточно для этого нехитрого дела. К тому же плотность ее энергии была подходящей, потому отторжение было маловероятно. Потому, расположившись возле дивана, на котором тряпкой валялся Ананьев, Хадиса пыталась лечить. От ее ладоней, мягко пульсирующих желтоватым сиянием, наполнялись энергетические каналы Раздорца. Последний комментировал, отчего даже у Эвересты невольно сворачивались в трубочку уши.
А тем временем парни на улице о чем-то договорились и даже пожали друг-другу руки.
— Глянь, — коротко позвала ее Дич, и Борин с сожалением оторвалась от созерцания окна.
— Что там? — Она скользнула за дверь, обычно скрытую для посторонних.
Подсобка была мелкой: всего восемь квадратных метров. Без окна, но с хорошим освещением. Забитый документами шкаф да пара стульев с мелким столиком — вот и все хозяйство. При желании можно мелкую тахту вместить, но смысла в ней здесь не было. Пока что…
Посередине на стуле сидел Звездунов, Дич как раз занялась его спиной, водя искрящимися ладонями над лопатками.
Раньше видеть его раздетым Эвересте не доводилось, так что вытатуированный вдоль позвоночника клинок стал откровенной неожиданностью. Дич убрала ладони, открыв пытливому взгляду цитату из Кодекса Хранителей, перечеркнувшую клинок аккурат по линии гарды, визуально искажая эфес: «Да будет так, упокой Многоликий мою душу». Такая формулировка вполне подходила религиозному фанатику, к которым молодой декан вроде бы не относился.
Передернувшись от смысла фразы, женщина быстро взяла себя в руки и уточнила:
— Чего звала? — поинтересовалась она, становясь рядом.
— Потоки мои показать, — глухо ответил Октопус, даже голову не повернув.
— Скукожились? — Несмотря на веселость тона Эвересты, предположение было вполне реальным и даже некогда в литературе описанным.
— В том-то и дело, что нет, — возразила Дич. — Смотри сама.
Эвереста озадаченно наложила руки на его спину, перестраивая свое визуальное восприятие.
Тело Октопуса потемнело, а энергетические каналы, наоборот, проступили яркими разноцветными линиями. Все бы ничего, вот только обычно пустой черный канал теперь пульсировал силой, внося диссонанс в энергетическую структуру:
— Ты что, убил? — прямо спросила Эвереста, стоило Гемарте выйти.
Октопус молча кивнул, задумчиво смотря перед собой. Шея его была напряженной, отчего и жест вышел резковатым.
— А ещё я осквернил могилу и едва не скормил Ананьеву чужое ухо.
— Ты сам активизировал перемещение, не забывай об этом, — напомнила Борин.
Звездунов ставил перед ней очередную сложную для просчёта задачу.
— Плохо...
— Я разочаровал?
— Плохо, что мне придется переписывать отчёт, — фыркнула она. — Если черный поток не рассосётся, мне придется искать нового декана, а тебе — вернуться в жреческое дело.
— Не вернусь, мне здесь нравится.
Тяжело вздохнув, Эвереста еще некоторое время смотрела на перемещение энергии в его каналах, а потом на полном серьезе спросила:
— Интересно, и как ты себе это представляешь?
— Ампутируйте...
— Что?
— Не прикидывайтесь глухой, — прошептал Октопус, чуть поворачивая голову. — Уничтожьте канал...
— Я тебе не пожиратель. — Эвереста мысленно прощупала упругую энергетическую ветку. — Да и вернувшаяся сила сотворит канал по-новой. Ампутируй его или нет — тело все равно продуцирует энергию и будет толкать ее, покуда источник не иссякнет… Так что лучше полечи свою голову и перешерсти мировоззрение.
— Гемарта сказала, что в медблоке находятся две девушки с сожранными каналами... — уперто продолжал он гнуть свое.
— А она не сказала, кто эти девчонки? — разозлилась Эвереста и, обойдя его, заглянула в лицо. — Чисти свою душу от мерзости сам, Октопус, и ни меня, ни Гемарту в это не вмешивай.
— Тогда…
Эвереста беспардонно подняла ладонь, и его рот захлопнулся сам. Ее лицо неожиданно исказилось, всего на миг превращаясь в нечто непередаваемое и нечеловеческое. Октопус сглотнул, осознавая, что эта женщина только что в открытую продемонстировала свою истинную сущность.
— Ты молод, Октопус, — непривычно сдержанно начала она, а только что увиденное ее второе лицо наложило на эти слова беспрекословный отпечаток возраста, — и все время упускаешь одну важную вещь: мы не те, кем кажемся. И то, какова наша маска, зависит только от того, какой мы хотим ее видеть.
Больше она ничего не сказала, хотя и могла.
* * *
Его собственный кабинет сегодня играл с ним злую шутку. Сигналка отказывалась фиксировать членовредительство, а звуконепроницаемый барьер глушил все происходящее здесь на корню.
— Имена, — с завидным спокойствием напомнил Первый репетитор, и Хинеус вздохнул, с некой печалью взглянув на коммутатор.
— Их тысяча, все не помню.
— Зря ты…
Артефакт вновь сработал аккуратно, ввергнув мозг в очередную болезненную галлюцинацию. Новая неизвестная разработка переворачивала восприятие с ног на голову. Не было уже ни стен, ни врагов, только кровавое месиво внутренностей, из которых все никак не уходила жизнь. Где-то там, на глубинных уровнях сознания, время текло медленней. Нечт, схожее с песнью, но все равно иначе. На поверхность реальности не выбраться, если не сломать или не разрядить источник. Артефакт опять вжикнул...
Связная мысль возвращалась медленно, попутно фиксируя наличие в положенных местах конечностей и внутренностей. Боль оставалась... Лицо Репетитора сохраняло неумолимое равнодушие.
Мелькнула отстраненная мысль, что последний нетопырь был ответственным и исполнительным. Не попрись он к Главному, не потребуй ответа — мог бы вернуться живым. С другой стороны, если бы Эвереста не написала депешу, ничего вообще не случилось бы… О чем же она писала? Об испытании, проведенном на барьере Первым репетитором, и о назревающем внеплановом выбросе внутри аномалии. Казалось бы, зачем? Столь наглые действия в бюрократической системе даже мысли не вызывают о превышении полномочий. Но Эвереста не любила внеплановые проверки и всегда пыталась спихнуть с себя ответственность.
Сейчас ситуация выглядела несколько иначе, и Первый репетитор теперь вполне подходил на роль закулисного игрока в деле с Институтом… Может, и за этим бывшим жрецом кто-то стоит, потому он так открыто действует? Почему это понимание приходит именно сейчас, когда руки полностью связаны?
— Условия изменились, Хинеус. — Репетитор смотрел на осунувшегося Кирина уверенно и с некой ленцой. — Либо ты называешь имена из закрытого списка, либо я сжигаю твой мозг и все равно получаю имена. — Он оценивающе взглянул на свои карманные часы. — У нас целый час. Если захочешь, он будет крайне длинным…
Положив руки на стол так, чтобы они были видны, начальник дворцовой охраны Хинеус Кирин внимательно слушал предложение и мысленно искал пути обхода. И дело было даже не в тройке имен из закрытого списка. Его красной точкой был не терпящий опозданий понедельник. Иначе ему как куратору собственной сестры придется свершить непоправимое…
Глава 52
Глава 52
— Мне вот интересно, — продолжал Анонис. — Вы ведь послушница, драгоценная Хадиса. Разве вас не терзает воспоминание песни?
Кирин загадочно улыбнулась, не испытав ни грамма стыда. Ее бледных щек не коснулся румянец, не сбилось дыхание. Даже руки не дрогнули. Казалось, она наперед знает, что он скажет, и едва сдерживает ехидное самодовольство.
Ананьев точно знал, что посвящение Кирин не прошла, и ее загадочная молчаливость удивляла. А ещё он прекрасно видел, что его адепты сняли с нее все, что можно было снять, и ночью она получила очередную порцию своего персонального лекарства. Больше ее силу и характер ничто не сдерживало. Однако новый блок на ее чувствах озадачивал. Он глушил целый спектр, но как-то точечно, словно действовал на определенное событие или человека.
Скорее, последнее.
— А мне понравилась ваша интерпретация, — продолжил он. — Настолько вжились в роль. Столько сокровенных чувств показали. Уверен, вы смаковали многие моменты…
— Мне понравилось после, — тихо ответила Хадиса. Ее руки перестали источать свет, и она чинно положила их себе на колени. Серые глаза сверкнули ехидством. — Вы очень натурально страдали на похоронах, господин Ананьев. Столько неприкрытого истинно светлого горя. Даже сейчас оно продолжает исходить из вас чистым помыслом.
— Чертовка, — вздохнул Ананьев, изучая ее лицо. Уела его, как пить дать.
Неприметная дверь у окна хлопнула, выпуская озадаченную Дич.
— Хадиса, думаю, парням на улице нужна помощь. Иди… — обратилась она к послушнице.
— Иди-иди, драгоценная моя… Принимай непосредственное участие, — Согласился с
Гемартой Ананьев.
Девушка поднялась и, чинно откланявшись, закрыла за собой дверь.
— Ну ты и засранец, — процедила Дич, стоило Хадисе уйти. — Очень подходящее время оставить Академию без толкового Хранителя.
— Я изощрённо мстил, — парировал ей Анонис, переставая изображать парализованного. Сев, он демонстративно зевнул и ещё демонстративнее поскреб колючую щетину на голове. — Ты мне волосы, я тебе детали…
— Я тебе ни волос, ни чего-либо ещё… — Голос женщины дрожал от холодной ярости. — Не думай, что только вам тяжело пришлось. Мы ещё долго будем пожинать прошлую ночь, и хорошо, если она больше ни во что не выльется… — Она шумно выдохнула. — Я хочу знать, во что ты вмешался!
— О чем ты? — Лицо его утратило эмоции, став непроницаемым.
— Эксперименты с Кирин… И не делай вид, что тебе ничего не известно… — процедила она, склоняя к нему голову. — Я знаю, чем вы ее колете.
Последний аргумент не возымел эффекта.
— Это тебя не касается.
— Я отвечаю за ее здоровье!
— А мне доверили ее пробуждение… — как отрезал Ананьев. — Хранителю не пробудить демона правильно, вот и все.
— Эвереста знает?
— Хочешь — расскажи, — ничуть не смутился Анонис, закладывая руки за голову и откидываясь на спинку дивана.
— Оставь его, Гем, — вышла из подсобки Борин. Следом за ней шел подлеченный Октопус в свежей одежде. Если он и удивился откровениям Раздорца, то не подал виду.
— Вчера вечером был зафиксирован пятый уровень трансформации представительницами Улья… Произошло это в твоей лаборатории, Анонис… — начала она, ввергнув змеелюда в легкое замешательство. Обойдя стол, Эвереста присела на его краешек и внимательно взглянула на Звездунова, который успел привалиться плечом к стене возле окна.
— Октопус… Одна из фей ликвидирована, вторая была должным образом обезврежена, согласно уставу. — Борин на миг умолкла, заново переводя взгляд на растерявшего всю веселость Раздорца. — В ходе проведенной операции был обнаружен ещё один амагический кокон. Опять твой парень, Анонис. Адепт жив, но не факт, что дальше потянет учебу на твоём факультете. Детали позже спросишь у Гемарты…
— Кто? — голос Раздорца дрожал от злости.
— Лысый, — выдохнула Дич, борясь с желанием нырнуть в карман за сигаретой. — Мухотряскин просто под наблюдением, получает соответствующую терапию.
— Ананьев, Октопус, это ещё не всё… — снова обратила на себя внимание Эвереста. Объяснить произошедшее с не вовремя очнувшейся адепткой и вконец превратившейся в овощ феей оказалось сложнее. Шутками не отшутиться.
В конце концов, она все равно закончила на веселой ноте, продемонстрировав газетку с умопомрачительным заголовком.
— Страсти продолжаются, надеюсь, кроме смеха, нас больше ничто не ждет… — невесело закончила она.
Словно издеваясь, за ее спиной запищал коммутатор. Автоматическое сообщение обрадовало назначением нового Главного Репетитора. Потом пришло второе сообщение, а за ним и третье. Пертурбации начались, а значит, внеплановые проверки — тоже. Как уместить все в отчёты правильно и деликатно — оставалось под жирным знаком вопроса.
— Я думаю, теперь точно можно ржать, — холодно выдал общую мысль Ананьев, когда очередная трель закончилась обещанной проверкой.
Однако смеяться на самом деле не хотелось. Все выглядело мрачно и дурно.
* * *
Секретарь Марита провожала Кирин таким взглядом, словно она была средоточием всех бед, и Хадиса отчётливо это прочувствовала, как и лёгкую степень возбуждённости секретаря. Правда, вовсе не плотскую. Нетерпеж Мариты был сравним с предвкушением разгадки, а может, и хорошего адреналинового развлечения. Однако смысла заострять на этом свое внимание Кирин не видела. Ее мысли все ещё были заняты черной дырой, в которой исчезали ее чувства. Им не было исчисления, и каждое из них касалось ее подруг.
Хадиса отчётливо понимала, что именно она должна испытывать, но не испытывала, как ни старалась напрячь воображение. Мысли вернулись к той муторной картине в палате. К черноте, которая вмиг заполнила ее естество, а потом сжалась до плотной точки. К рыжему адепту, нервным комком напрягшемуся за спиной. К слишком многое позволившему себе студенту медицинского.
Ее мысли все отчётливее сводились к тому, что ее драгоценные чувства к сестрам безжалостно отсечены, ампутированы. Адепт раздора или врач? Кто из них надругался? Если это врач, то, возможно, это одна из интерпретаций анестезии? Если же это адепт, то очередное проклятие.
Мысли склонялись к последнему, потому что представить импульсивного оборотня Горра разбрасывающим направо и налево аналоги анестезии было откровенной глупостью. Административный корпус был пуст, только отголоски чужих чувств медленно колыхались вокруг, словно водоросли в стоячей воде.
Хадиса шла, задевая их или проходя насквозь, впитывая и ощущая. Суккубье существо внутри удовлетворенно урчало, подкрепляясь. И недовольно шипело, когда его энергетические щупальца касались черного пятна внутри. Его индивидуальность в тишине корпуса казалась столь явной, что даже не возникало сомнения о том, что оно — нечто отдельное и конечное.
Ощущение пропало вместе со скрипом тяжелых входных дверей. Шум улицы, яркое солнце и нежные кучевые облака напрочь прогнали мысль о двойственности своей натуры. Трое парней, к которым отослала ее Дич, ощущались где-то рядом. Ей даже чудились их неприкрытые эмоции. Но она не видела их. Кирин остановилась, когда поняла, что прошла мимо, и вернулась, растерянно осматриваясь.
— Я же знаю, что вы здесь. — Она в который раз обернулась вокруг своей оси, осматриваясь вокруг. — Я вас чувствую…
Словно по мановению палочки, из ниоткуда показалась рука Самсона и, ухватив девушку за локоть, потянула в сторону.
— Слышал, Мозг? — усмехнулся Виртуозов старосте Хранителей, прижимая оробевшую Хадису к себе. — Чувствует она нас.
Будущий Хранитель лишь закатил глаза на такое заявление и молчаливо отцепил руку Самсона от девушки. Кирин встала рядом с ним, стараясь не задевать плечом и напряженно осматривая мерцающий со всех сторон барьер. В ход опять пошли жесты. Правда, теперь адепт и сам перешел на немой язык, решив поберечь уши присутствующей девушки. Максимилиан смотрел на их молчаливую перепалку с усмешкой. Язык немых был непонятен, но догадаться, что это именно перепалка, было несложно, а о ее причине — тем более.
— Прекрасная нимфа, неужели вас послали нам в помощь? — поинтересовался он, обращаясь непосредственно к девушке.
Хадиса задумчиво посмотрела на него. Отшить хотелось. Но правила приличия диктовали совсем другое поведение.
— Я здесь исключительно для наработки баллов, — сдержанно ответила она и внимательно взглянула на своего старосту. — Для меня есть роль?
— Найдем, — ответил Самсон вместо него. — В наш план надо девчонок побольше. Веселее будет…
Старосту явно перекосило от такого заявления.
Хадисе неожиданно пришла мысль, что обычное возбуждение, возрастающее рядом с тремя красавцами, сейчас не волнует. Волнует другое: сущность, оформившаяся внутри нее во вполне осязаемую структуру, ворочается и сдержанно ждет… Опять захотелось принюхаться и попробовать воздух на вкус, словно она змея, а не человек.
Понимание этой простой вещи породило множество других вопросов. К примеру, почему еще вчера, когда эта сила была не до конца оформленной, ее было невозможно контролировать? Или почему у нее звериные повадки проклевываются?
В чем причина таких перемен? А в чем причина мыслей? Почему еще вчера она просто плыла по течению, а сегодня словно впервые открыла глаза? И почему черная дыра внутри пожирает ее чувства и боль, которые непременно должны быть?
Может, она снова что-то забыла? Часть ночи, часть вечера? Может, этой ночью кто-то из адептов опять пришел к ней в палату и управлялся с иглой? В конце концов, зачем она сказала брату, что выбрала цель? А уже через миг передумала? Ведь не Ананьева выбирать, который в тот момент так забавно пахнул…
Привалившись спиной к старосте, Хадиса устало взглянула на административный корпус и быстро нашла окно ректорского кабинета. Октопус как раз повернул свое хмурое лицо и что-то сказал.
«Дистанция», — спохватилась Хадиса и отпрянула от застывшего каменным изваянием старосты.
«Дура», — беззвучно процедил ее одногруппник под общие смешки парней.
* * *
Ррухи продолжала плакать. Это место было вдалеке от основной массы построек. Полигон, к которому она за неделю ни разу не подошла, лежал перед ней ровной пыльной поверхностью. Трибуны в десять рядов поблескивали на солнце деревянными лакированными лавками.
Горр непонятно почему сел несколькими рядами выше и теперь смотрел на ее сгорбленную, раз за разом подрагивающую спину с неким несвойственным ему смятением.
Зачем пришел, спрашивается? Его нервировала и бесила эта девчонка, абсолютно всегда. И тогда, когда была обычной, и после… Когда она утратила все краски... Впрочем, где-то между двумя этими моментами затерялась испуганная глупая пацанка, которой он действительно пытался помочь. Но это было так быстротечно и давно, что с уверенностью можно было сказать, что того упущения в его жизни не было.
* * *
Коммутатор пищал уже в десятый раз. Прочистив горло, девушка под пристальным взглядом пяти молчаливых жрецов приняла звонок:
— Приемная дворцовой службы охраны. — Ее голос был звонким и нежным, что вполне подходило для общения с журналистами, но не различного рода уполномоченными.
— Только не говори, что Кирин все еще занят, — прогундосил в трубку некий субъект. Звонил он уже в четвертый раз и представляться, естественно, больше не желал.
— Господин Кирин занят, — разглядывая свои коготки, пропела секретарь. Из коммутатора донеслась брань.
— Зайди и скажи, что это срочно!
— Господин, он занят, — напомнила она таким тоном, словно она воспитательница в детском саду. Отчитывала, соответственно, также. — Вы слишком нетерпеливы. Запишитесь на аудиенцию и послушно ждите своей очереди…
Донесшийся в ответ мат заинтересовал даже скучающих жрецов. Парочка сидящих ближе остальных уже откровенно посмеивалась.
— Слушай, коза белобрысая, бросай рассматривать свои когти у шуруй к Кирину, иначе приду и отодру твою жопу нагайкой!
— Иди терзать куриную глотку, — не осталась в долгу секретарша и, поправив прическу, отключила связь.
— Тоже мне, нагайкой решил попугать… — процедила она и нырнула к одному из ящичков секретера за ее спиной. Бутылка качественного пойла красиво встала на стол, туда же отправилась и шестерка рюмок:
— Эй, мальчики, а давайте-ка расслабимся и забудем нелепый звонок, — широко улыбнулась девушка и, обойдя стол, демонстративно села на него попой.
Юбка у нее была удобной для этого дела: с двумя прекрасными распорками по бокам.
— У нас вообще сорок минут… — звонко протянула она. — Пока великие умы ведут сложные беседы, мы можем многое успеть!
Мужики дружно переглянулись, продолжая сидеть.
— Ну, если стесняетесь, можно дверь закрыть, — хихикнула блондинка и, поставив бутылку между разведенных ног, призывно обвела юрким язычком пухлые губы…
@темы: Кодекс Хранителя