litnet.com/ru/book/kodeks-xranitelya-b198819
fulllib.com/book/2453
ficbook.net/readfic/7295115\
Название: Кодекс Хранителя
Автор : Я личной персоной, Екатерина Лылык
Жанр: Фэнтези. Магическая академия, становление героев, смерть персонажей, интриги, борьба с врагом
Аннотация:
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.
Глава 62
Глава 62
Ррухи тяжело открыла глаза, с отстранением глядя на толстые корни, сплетенные над головой. Они чернели на фоне лёгкого голубого сияния, скрывая часть беззвездного неба. Староста сидел рядом, упёршись спиной в мощный ствол дерева. Глаза были прикрыты, руки свободно лежали на тяжело вздымающемся животе. Губы были плотно сжаты, словно он терпел боль. На скуле красовался глубокий порез, кровь блестела на нем и все ещё сочилась. Всегда белоснежная и выглаженная форменная рубашка побурела. Штаны выглядели не лучше, а обувь была безжалостно изгваздана в болоте.
В их странное убежище задувал ветер, неся с собой отчётливый запах крови и горелой плоти. Заметив ее пробуждение, юноша лишь слабо кивнул и вновь отвёл глаза в сторону щели меж корней. На что он смотрел — Ррухи не знала, но двигаться сейчас не имела никакого желания. Вместо этого она просто сверлила взглядом простирающиеся над головой корни и думала, вспоминая произошедшее.
Кажется, она убивала. И, вроде, ей это даже нравилось. Сейчас же мысль об этом навевала странную скованность сознания. Ещё не ужас, но уже близко. Наверное, сказывалась усталость. Вакханалия, массовые телепорты, взрыв в ректорском, дикие жгущие техники Рубина и его проклятия, извращенные пожелания Самсона, выворачивающие сознание противника удивительным способом… Убийственный морок Влада... Все это сплелось в странную какофонию звуков, наложенных на оживший кошмар. Хуже во всем этом было ее собственное одурманенное опасностью поведение.
Почему она кинулась в бой? А почему начал биться староста? Или Хадиса?
Почему Линн, не применяя и толики магии, противостояла магически одаренным без единого грамма переживаний?
Почему все стало так плохо в одно мгновение? Сад ярких цветов, удушливый запах, парализующий страх безысходности... Чудилось, будто среди сада скрипит старая черная колыбель, в которой уже баюкают ее выпотрошенную душу. Многоликий поет низко и гулко, да так, что невозможно выбраться ни из его колыбели, ни из-под его бездонного взгляда...
Староста повернул к ней голову и словно прочел все эти мысли на ее хмуром лице, устало вздохнул и потянул плечи.
«Не терзай себя», — мелькнули в темноте его пальцы. И ей показалось, что она услышала его голос глубоко в себе.
Она неуверенно подняла руки и ответила первое, что взбрело в голову: «Лучше молчать, да?»
Ответом ей была слабая улыбка. Руки его остались лежать на коленях, а глубоко внутри, пройдясь вибрацией по костям, зазвучал его голос:
«Феи хорошо поработали, знания начинают проявляться...» — он перевел взгляд к интересующей его щели между корней.
Шок... Сглотнув, Ррухи слегка приподнялась, разглядывая его.
— Как это понимать?
«Как хочешь... Прикрой глаза, они светятся», — его руки продолжали лежать на коленях, а губы оставались плотно сжатыми.
Ментальная магия?
Голос внутри не был ею надуман.
Ррухи поспешно прикрыла веки и попыталась расслабиться, а когда в следующий раз решилась их открыть — все скрасила чернота да тени, подсвеченные Огненной рекой. Луч голубоватого света, льющийся из щели, высвечивал часть его лица, но не более.
Тишина и редкие окрики крепко держали ощущение опасности. Далёкий птичий клекот только его усиливал.
«Нам надо помешать им», — продолжил староста, уверившись, что она внимательно слушает. Он сидел все там же, побитый и уставший, тяжело дышащий. Сейчас волчица слышала это очень отчетливо. Его запах перекликался с ощущениями кожи, воспоминаниями и соображениями. Голос в голове продолжал вещать, детально раскладывая по полочкам, что их ждет, и что стоит сделать, чтобы этого не произошло. От реальных перспектив, нависших над всеми, невольно тряслись руки, и Ррухи с ужасом понимала, что так просто возложенные на нее обязанности ей попросту не потянуть.
Наверное, он умел читать мысли. Потому что его улыбка промелькнула перед ее глазами странным лиловым видением, непрошенной визуализацией. Где-то глубоко внутри опять шептал голос:
«Не думай о себе слишком много, Ррухи. Твоя задача — помешать им, а не выжить».
— А твоя? — почти беззвучно прошептала она.
Староста не ответил — он все еще смотрел в интересующую его щель. А после скользнул ладонью под рубашку и снял с шеи медальон на тонкой цепочке. Поднес его к щели, из которой слегка лил свет. Черная россыпь инкрустированных камней взблеснула в неярком сиянии ультрамариновыми отблесками.
Ррухи шумно выдохнула. Если отковырять камни, если стереть гравировку, то такой же амулет будет у Горра. Словно подтверждая ее мысль, староста снова взглянул на нее и протянул украшение: «Я думаю, ты знаешь, как этим пользоваться».
— С ума сошел, оно меня чуть не убило…
«А ты не надевай на шею… дай руку».
Он потянулся к ней. Ррухи попыталась оттолкнуть его, но парень быстро обездвижил ее, придавив всем телом. Ее немое брыканье было безуспешным. Староста словил ее левое запястье и туго намотал на него цепочку. Все еще не слезая, крепко держал ее руку своей, а другой с силой зажал рот, не давая кричать. Медальон лег в ладонь и обжег. Боль нарастала. Крик застрял где-то в пережатом ладонью рте. Рука деформировалась, а кругляшка, словно паразит, впаялась в плоть, растекаясь по пальцам золотистыми жилами.
Воздуха стало не хватать, глаза слезились, пульсирующая боль медленно, но отступала.
«Не плачь», — он наконец убрал руку с ее лица и осторожно вытер слезы с ее щек. — «Не время».
Ничего больше не происходило. Пальцы двигались свободно, ненавистный медальон синел в ладони странными всполохами. Ее откровенно колотило и от ощущения в руке, и от ощущения его тела на себе. Словно почувствовав это, староста отстранился, но ее изувеченного амулетом запястья не отпустил.
«Пять касаний, Ррухи, перезарядка шесть минут, в это время ты уязвима», — начал он объяснять. — «Постарайся использовать с умом».
— А ты?
«Волнуешься?» — улыбнулся он, наконец отпуская ее руку. В синем отсвете его глаза казались бездонными омутами.
Ррухи сглотнула, сжав болезненную ладонь в кулак. Соврала, если бы сказала «нет». А сказать что-то еще попросту не хватало силы. Юноша неожиданно коснулся пальцами ее губ и с дерзким нажимом провел по ним, почти проникая под них... Отстранился.
«Идем», — выдал он совсем не то, чего она ожидала, и полез к выходу из сплетения корней.
Щеки запоздало обдало жаром. Прогнав глупые мысли, Ррухи полезла следом. Неуместные чувства заполнили ее голову.
Если... Если все закончится хорошо, она заставит его объясниться — это точно.
* * *
Пятнадцать парней, сильных с виду и более-менее вертких, — больше ничем инженерный похвастать не мог. Добровольцев было больше, однако самоубийц Линн отсеяла сразу. Может, она и безбашенная, но не дура. А потому брать на себя роль няньки не хотела. Хотя эта и так под завязку воплотится в качестве роли как няньки, так и дуры.
Собравшаяся компания не была обучена, и это была самая главная из проблем. Но у них были странные приспособления, с которыми они умели обращаться — на это и уповала.
Из склада выбирались тихо и совсем не ожидали, что птица, доселе нарезавшая круги в небе, спикирует и преземлится на ближайший парканчик. Массивная, словно павлин, с длинной толстой шеей, слишком большим изогнутым клювом, острыми, поблескивающими, словно лезвия, перьями. Непропорционально большие и абсолютно человеческие глаза смотрели с надменным прищуром. От птицы исходили знакомые эманации силы, пробиваясь в их головы странными повторяющимися картинами. Словно последнее воспоминание на бесконечном повторе. Чудилось предательство, резонанс заклинаний, чавкающий коврик и прозрачные руки Велены, теплый свёрток одежды да безучастно распахнутые глаза Мариты на застывшем мертвом лице. Черно-белые цветы пробились сквозь тело наяды, полезли своими юркими, обжигающе холодными стеблями по перьям. Взмах крылом опять перетек в предательство, в ошметки мозгов и сообщение Велены по коммутатору…
Когда видение наконец отпустило, Линн с облегчением вздохнула и, прижав руку к сердцу, осторожно склонила перед птицей голову.
Даже в таком состоянии она их не оставила. Благородство поступка, которое не всегда укладывается в голову.
— Спасибо, — поблагодарила адептка и с надеждой взглянула на существо, в котором чувствовались остатки силы Борин. — Помогите в последний раз, нам очень надо.
Она не знала, поняла ее птица или нет, обладает ли ещё разумом, но очень на это надеялась. Птица повернула голову в сторону оборонной стены и, взмахнув широкими крыльями, взлетела, плавно планируя в сторону входа в Общий ритуальный зал.
— За ней, — махнула рукой адептка, и пятнадцать дюжих инженеров, вооруженных кто чем, двинулись следом нестройной толпой.
* * *
Вечерело. Внутри аномалии бушевал настоящий ураган, но каждый из присутствующих знал, что Академия не прочувствует и толики непогоды. Тихо сидели в одной из машин и сравнивали свои сведения — все то, что было под грифом: " Секретно". Соответствующее позволение пришло как раз кстати.
Различий было немного, но они были в ключевых точках, что заставляло глубоко задуматься.
Официально Институт благородных девиц считался крайне закрытым заведением, что блюстил нормы закона и общерасовой морали, прививающий семейные ценности, истинно пуританское воспитание, насколько вообще его можно было привить разношёрстным демоническим и демоноподобным созданиям. На деле же параллельно вели иную, абсолютно незаконную деятельность, такую как продажа девушек и торговля плотскими утехами высокопоставленным лицам. Особую категорию нарушений составляли незаконная практика проклятий, а также медицинская практика, нацеленная на скрытие следов незаконной деятельности. Отдельную группу составили факты пожирания силы воспитанниц. Официально докопались до семнадцати совершенных преступлений, но сколько их было на самом деле — сказать было трудно.
Девушки либо не помнили о том периоде жизни, либо не помнили, что такая сила вообще когда-либо у них была...
Если учесть, что у многих сила просыпалась уже во время учёбы, и о некоторых пробуждениях просто не докладывали, то, скорее всего, неустановленные жертвы остались в полном неведении, что в их жизни вообще факт преступления присутствовал. И если бы дело на этом заканчивалось...
Сама подготовка к ритуалу требовала жертвенной крови существ определенного состава силы, живых маяков черной и белой энергии, существ, которые станут батарейками для самого жреца, проводящего ритуал. В конце концов нужны были центральные фигуры ритуала: объект, отдающий энергию, и субъект, эту энергию принимающий. Все, кому присуждались вспомогающие роли, бесследно исчезали, словно их и не было, а жертва, как последняя фигура на шахматной доске, оставалась относительно целой.
Расчетное количество погибших по каждому из семнадцати установленных фактов пожирания было неимоверным и под грифом «абсолютно секретно» валялось в папке Службы технической поддержки... А никак не Службы безопасности или Службы охраны порядка.
Напрашивался соответствующий вывод о причастности к преступлению высшего руководства.
— Последней должна была стать моя сестра. Ритуал был подготовлен. Мы успели ее забрать до начала основной части, — прошептал Кирин.
— И отправить в ВАДИМ?
— Это было не мое решение, — Хинеус нахмурился, взглянув на сержанта. — Предложение внёс Максимилиан, оформив его в весьма вульгарной форме. Это и сработало. Что действительно оказалось неожиданностью — так это ее пробуждение, но что его задействовало — остается загадкой.
— Довольно хитро, — кивнул командир прибывшего отряда. — Академия закрыта для посещений, плюс там ведется видеонаблюдение.
— Именно. Любое новое лицо будет замечено, — кивнул Кирин, вспоминая прошедший месяц. Команде пришлось немало потрудиться, чтобы все сделать максимально естественно и правдоподобно.
— И тут же нападение, а за ним проверка Первого репетитора? — уточнил командир отряда.
— Это не объясняет, кто ходит под его личиной, — вздохнул сержант, вертя в руках фотокарточку.
Стопка фотографий с места преступления перекочевала Хинеусу в руки. Институтская история отошла на второй план. Он смотрел на изображения и понимал, что в нем растет необъяснимое раздражение. Голова потяжелела от досады и неприятных воспоминаний, пробирая до дрожи. Затылок вспотел.
— Я с ним в обед разговаривал, он точно трупом не был.
— Ну, здесь два варианта: либо к тебе пришло подставное лицо, либо кто-то сумел приструнить время, — заметил главный инженер, снимая свои черные очки и протирая их специальным платком.
Если даже эту несостыковку опустить, то сам факт нападения напрягал. И не только Хинеуса.
— Списки... Сколько там человек? — поинтересовался командир отряда.
Странное предвкушение внутри удивило и напрягло. Хинеус поднял тяжёлый взгляд на военного и сдержанно ответил:
— Это не подлежит разглашению. Ни при каких обстоятельствах.
Мужчины переглянулись: начальник дворцовой службы охраны был в абсолютном праве молчать.
— Похоже, опять стоит звонить в Службу координирования…
Кирин лишь молча подсунул неугомонному командиру свой коммутатор и усмехнулся тому, как быстро ушел к координаторам новый запрос.
Впрочем, координаторы сразу отказали. Разговор свернул в новое русло, вылизывая версии до идеального состояния. Время, потраченное на ожидание ответа по вопросу проделывания дыры в барьере, не проходило даром.
А потом тряхнуло, ощутимо. Корпус машины, в которой они находились, накренило, а с улицы раздались крики и одновременно жахнувшие заклинания. Коммутатор, который находился в руках командира, неожиданно раскалился докрасна и потек, обжигая руки и воспламеняя одежду...
Стало не до координирования и не до разговоров...
* * *
Тело Октопуса деформировалось, выбрасывая длинные склизкие щупальца. Демоническая порода высшей категории, передающаяся из поколения в поколение в скромной и целенаправленной семье Раздорцев, покуда некто не обратился к свету. Тот самый Октопус Звездунов, ушедший учиться на светлого мага, предав не одно поколение предков. Ананьеву было откровенно странно за ним наблюдать в течении последних нескольких лет вынужденного сотрудничества. Теперь же он отчётливо понял, что Звездунов просто нашел свое место тогда, верно оценив порывы души...
Шесть кубков с кровью наяд говорили о конкретном ритуале, рассчитанном на точно определенное количество силы. Значит, жертва уже выбрана. Кровавый круг составлен, черный и белый маяки присутствуют... Нужны пять пар мужчин и женщин для внутреннего круга. Эти станут батарейками для жреца, скорее всего, с летальным исходом. В центре круга будет жертва для пожирания... А раз будет жертва, значит, будет и пожиратель.
Вопрос, для чего им тогда голопроектор? Или это отдельная тема, не касающаяся ритуала?
Наручник наконец поддался, и Кнут едва удержался, чтобы не сдернуть его. Ознаменовать сей факт ненужным бряцаньем не хотелось.
Придется ждать удобного случая, к примеру, когда Октопусу надоест страдать, и он, сломав свои подавители, пойдет в наступление.
Глава 63
Глава 63
Массивный боевик из охраны Максимилиана прошелся между связанными заклинаниями студентами. В руках был аппарат для замера силы. Энергетический щуп, вырывающийся из маг-кристалла, лениво полз по чужим телам. Датчик слабо мигал, иногда взметаясь вверх. Рядом на этом же экранчике показывалась локализация энергии в теле. На эти два показателя маг и ориентировался, выхватывая из скопища тел подходящие по параметрам. Их тут же подхватывал кто-то из жрецов и выводил в зал по одному.
Остановившись напротив связанного свиньей Рубина, боевик нахмурился и присел. Картинка показывала продублированный источник: один внизу живота, другой на груди. Дёрнул за ворот рубашки, срывая пуговицы, и задумчиво взглянул на обнажившиеся ключицы и часть груди. Рубин сопел и щурился, вылавливая взглядом чужое сосредоточенное лицо, но противиться не мог. Стянутые за спиной вместе руки и ноги вывернули успевшее онеметь тело неестественной дугой. Перевернув парня на бок, боевик продолжил расстегивать одежду, обнажая его мощное тело. Энергетический щуп продолжал упрямо показывать двойной источник. Ладони скользнули по коже, выискивая скрытые от глаз неровности.
— Проглотил, что ли? — наконец поинтересовался он, но адепт лишь напряженно косил на него взглядом. Кляп качественно пресекал вертевшееся на уме проклятие и вовсе неописуемые мысли.
Вытащив нож, боевик перерезал верёвку, стягивающую руки и ноги вместе за спиной. Вздернув парня на ноги, сорвал сорочку с его плеч и удовлетворенно усмехнулся, найдя искрящийся красный камень, въевшийся в кожу аккурат меж лопаток. Золотистые жилы артефакта вычерчивали по бледной коже витиеватую круглую печать с вполне понятными символами.
— Этого в машину, — кивнул он сопровождающим на адепта.
Рубина увели, а боевик задумчиво скользнул по поредевшим рядам. Больше камней ни у кого не нашли, и это крайне озадачивало. Список не может состоять лишь из одного человека.
Жрецы за его спиной подхватили приземистого студента и поволокли в зал, что-то звякнуло. Обернувшись, он не поверил своим глазам.
— Стоять!
Жрецы замерли. Скрученный ими оборотень злобно сверкал желтоватыми глазами.
Боевик натянул рукав и подхватил через ткань упавший медальон.
— Твое? — поинтересовался боевик, поднося артефакт к его лицу.
— Мое, — не стал отнекиваться Горр. — Амулет стабилизации.
Боевик хмыкнул, а после впечатал «амулет» ему в лоб, не забыв прошептать нужное заклинание. Горр взревел, пытаясь сбросить обжигающую дрянь.
— Если твое — не сдохнешь, — пообещал ему боевик и поднялся на ноги.
Содранная инкрустация могла обмануть обывателя, но не того, кто хоть раз видел артефакт во всей красе.
Ярко-желтый камень впаялся в голову оборотня третьим глазом, прорезав пол-лица золотыми жилами магической печати. Парень тяжело дышал и растерянно хлопал ресницами. Похоже, свойства его амулета даже для него стали неожиданностью.
Щуп, ранее демонстрировавший слабый источник оборотня, теперь показывал два и довольно сильных... Маг усмехнулся — работа спорилась. Осталось найти третьего.
* * *
На входе в Общий ритуальный зал Линн и ее команде пришлось повозиться. Их появление не стало неожиданностью, скорее, ею стала их невосприимчивость к заклинаниям.К тому же большинство боевиков, сновавших в округе привлекла заварушка среди временного парка, что было весьма кстати.
С тройкой жрецов парни справились красиво и тихо, кого безжалостно придушив, а кому свернув шею.
Птица словно этого и ждала. Уверенно рассекая воздух массивными крыльями, она спланировала в широкий коридор центрального входа Общего зала ритуалов и исчезла, словно ее расщепило в мгновение ока. А после коридор зала резко вытянулся в длине, показав свои истинные размеры. Пернатый проводник возник далеко впереди и снова пропал.
— Что за хрень... — только и смогла выдавить Линн, и кто-то из стоявших ближе всего инженеров подбадривающе похлопал ее по плечу.
— А это особенности мира немагов, — пояснил парень, кажется, его звали Винк. — Телепорт тебе больше недоступен...
Девушка перевела на него удивленный взгляд, все еще переваривая информацию. Наличие вдоль коридора телепортационных меток стало откровенной неожиданностью, зарождая ненужные сейчас вопросы. В какой дали находится зал от Академии? Он вообще в границах ее стен или нет?
В любом случае, среди откровенных минусов был и плюс — их передвижения не заметят.
Линн неосознанно провела пальцами по гладкой грани гвоздемета, примотанного к правому бедру. Словно ища поддержки, нащупала с правой стороны наспех заточенный нож и двинулась по коридору.
— Спасибо за объяснение, — неуверенно прошептала она парню, в полной мере ощутив себя дурой.
Двинулись опять скопом, стараясь пробегать места телепортов тихо.
Они были уже между третьей и четвертой меткой, когда мимо промелькнул десяток боевиков. Направлялись они к выходу, и стоявших между телепортационными печатями немагов не заметили.
Мысль о слишком большом количестве вторженцев засела внутри Линн прожорливым клещом, увы, подумать про это не было времени. Вопросы сразу были затолканы поглубже, до лучших времен. Позже подумает на эту тему, когда выживет и отодрёт всех и каждого…
* * *
Ррухи со старостой не ушли далеко. Тихо пробираясь между кочками и прячась в тенях, они добрались до места, которое ещё пару дней назад было дырой. Деревья в этом месте были толще и ветвистее. Они гнулись друг к другу, тянулись ветвями, творя настоящий альков. Причиной тому было сто восемнадцатая песнь, которую еще на днях творила Хадиса. Дыру успели залатать, но ее кривые края даже в относительной темноте бросались в глаза.
Парень остановился в центре.
«Я займусь пробуждением... На тебе все остальное», — его голос опять шептал внутри, взгляд скользнул по ее лицу. — «Помни про касания».
Повернувшись к ней спиной, он опустился на колени в центре поляны и тихо замычал. Тонкие лучи света скользнули по земле, подсвечивая листья, обвивая стволы. По идее, ничего такого, чего Ррухи сделать не могла, он не попросил. Всего лишь охранять... Неустанно стеречь, прямо как сторожевая собака. Ррухи не обиделась, наверное, впервые за много лет. Она и была собакой, о чем никогда не стоило забывать.
Тихое гулкое заклинание вклинилось в тишину почти незаметно. Прочертило одну за другой окружности вокруг тела Хранителя, прорезало их лучами и завитками, образуя идеальную восьмиконечную звезду. Магическая пентаграмма под его ногами росла, охватывала каждый пожухлый лист, каждый ствол, оплетала каждую ветвь густой сеткой, словно сосудистой системой, по которой неслась энергия. А последней, как оказалось, у старосты было ещё много...
Яркость росла, и уже невозможно было списать ее на один из ручейков Огненной реки.
Ррухи напряжённо оглядывалась, каждый раз отступая от светящегося края растущего заклинания. Нервы натягивались струной, в ожидании ответной реакции...
Черную метнувшуюся тень Ррухи заметила не сразу, а когда увидела — было уже поздно уводить врага куда-либо. Тело противника перетекало из одной плоскости в другую, меняя позы и структуры, словно состояло из сплошного хаоса, не давая себя зацепить, пресекая любое воздействие на корню.
Ррухи злилась, ее морда вытягивалась, зубы безуспешно проникали сквозь чужую плоть, не нанося ущерба. Словно играясь, маг жалил ее заклинаниями, дёргал за волосы и смеялся.
«Касание...» — вскричал в голове голос Старосты. Звук оглушил. Противник полупрозрачной субстанцией оказался аккурат перед ней, резко раздался вширь и ввысь и раскрыл исполинскую глотку. Энергетическая пасть схлопнулась вокруг нее. Сквозь полупрозрачные стенки чужого зева виднелись отблески хранительского заклинания...
Казалось, она падает в бесконечность, безудержно кружась. Мир смазался каруселью, вышибая мысли на корню…
«Касание... Касание... Ксание... Ка-са-ни-е-е-е...» — чужой голос упал на повтор, безжалостно растягиваясь в замедленном звуке.
Ррухи заорала, выбрасывая руку вперед и находя упругую преграду. Руку обдало жаром. Яркая вспышка ослепила, в одно мгновение испепеляя врага.
«Не тупи!» — злился Староста. Его прерванная песнь застыла, а потом, возобновившись, загорелась еще больше.
Ближайшие деревья начали шататься, вырывая корни из земли и хлеща ими, словно плетьми. Тупить действительно было не время. Непрошеные противники стекались к ним со всех точек, явно намереваясь прекратить действо...
Зло дернув рукой, Ррухи явно ощутила стянутость собственной обожжённой кожи и скривилась. Стерпится... а может, и сладится.
Второе «касание» отдала не раздумывая и сразу, испепеляя противника в один миг. Осталось три касания, а позже шесть минут подзарядки. Целей же намечалось намного больше. Тело Хранителя засияло белым. Песнь вошла в свою кульминацию... Хранители, стянутые заклинанием последние пару дней, наконец начали действовать.
«Держи их, мы в зал», — змеей вился голос Старосты внутри ее головы, а Ррухи только рада была исполнить.
Впечатывая кулаки в противника, уходя от их выпадов, взметаясь в воздух, уклоняясь от заклинаний, выставляя щиты — она явственно вспоминала тренировки с Хадисой. Где-то там, на задворках ее памяти, вспомнились грустные глаза матери, безучастное молчание клана… Желание помочь ей смертью. Сейчас же эти воспоминания стирались в пылу драки, и уже амулет Горра не пугал, и татуировка на запястье не страшила… Боль трансформировалась в полыхающий синим камень. Камень — в удар. Остальное больше не важно.
Три касания разошлись быстро.
— Она нужна живой!!! — закричал кто-то. Но Ррухи было все равно. Защищая, свободно трансформируясь, перенимая стиль врага и постепенно выхватывая из вложенной феями памяти незнакомые ранее заклинания, она вдруг почувствовала себя абсолютно живой и цельной. Сила бушевала в ней, энергия витала вокруг настоящим светопреставлением.
Шесть минут и касание: первое, третье, пятое.
И снова шесть минут. Рука неожиданно упала плетью. Обожжённая кожа пузырилась и сочилась сукровицей. Чужое слаженное заклинание смяло ее усилия, словно бумажный лист, снося ее мощным ударом и волоча по опустевшей земле, отключая сознание…
* * *
Неизвестный ранее рычаг активизировал скрытый механизм заброшенного храма. Кубки задрожали, и внутренний круг пришел в движение, выплевывая в пространство с десяток каменных колон странной дуговой формы, словно желоба. Кровь Велены, успевшая пробраться в каждую щель, теперь стекала по их матовым белоснежным поверхностям вниз, застывая на полпути и иссыхая. Колонны не дотянулись до купола, застыв на полпути уверенным рассредоточенным кольцом. С внутренней выпуклой стороны каждая из них была испещрена специфическими желобами и пазами, фиксаторами.
Выбранных на роль батарейки выводили в зал по одному. Обнажали и подвешивали к изогнутой стороне колонн за руки, фиксируя обнаженные тела по всему периметру. Пять девушек и пять парней, как и подозревал Ананьев.
Он отстраненно смотрел на лица, выхватывая знакомые и не очень. Пятеро послушниц были разбавлены таким же количеством его лучших адептов, отчего хотелось выругаться. В противоположном конце зала виднелся Октопус. Оборот ему не удался, поглотители высасывали все, раз за разом возвращая его тело к человеческой форме, надо сказать, третий раз подряд, в результате чего Звездунов окончательно ослабел и уже не мог трепыхаться. Его абсолютно дикий взгляд блестел и полыхал... А толку от этого было никакого... Анонис, так и не дождавшись фееричного перевоплощения, стервенел, не находя подходящего времени для снятия наручников. Нож, как и прежде, утыкался в глотку, и порой чудилось, что кожу он уже прочертил и не единожды.
А действо между тем продолжалось.
Стоило последней батарейке оказаться на месте, как жрецы затянули песнь. Кожу каждого прикованного к столбу, словно острым лезвием, прочертили знаки и символы, охватывали завитками груди, а символами — живот. Кровь сочилась, стекала по ногам на пол, собираясь в желобки, смыкающиеся в центре зала, где малым кругом посреди набухающей лужи стояли шесть кубков. Обнаженная Хадиса Кирин стояла в этом круге безвольной куклой. Первый Репетитор ходил вкруг нее, зачерпывая мелким золоченным ковшиком из кувшина, который несли за ним следом, и поливал ее тело. Одежда его пропиталась кровью и липла к ногам.
Смысла в этом Ананьев не видел никакого. Игра и бутафория, красота процесса для зрителей. А если ли эти зрители? Наверное, есть...
За омовением пошло нанесение символов, которые Репетитор рисовал лично, смоченной в крови кистью.
Источник тем временем пульсировал, вспыхивал разноцветными красками, принимая страшное подаяние. Кирин не реагировала, полностью поглощенная наложенным на нее заклинанием подчинения.
Репетитор прошептал последние слова и вышел из круга. Его место занял другой человек, лицо его было скрыто под маской Многоликого, обнаженное мужское тело, загодя расписанное символами, было возбужденным. Стоило ему зайти внутрь и коснуться лица Кирин, как источник вспыхнул алым, ударил лучом в их тела, и такой же луч прошил тело Звездунова, который захрипел, вскидывая голову и закатывая глаза. Свет пробирался сквозь раны, глаза, заткнутый кляпом рот... Словно под кожей Хранителя были не мясо и кости, а обычная лампочка. Вместо звука — свет, вместо слез — раскаленные железные капли…
Свою порцию лучей Ананьев тоже ощутил сполна абсолютным бессилием и истощением... Наручник все же звякнул, но это было уже неважно. Тело расперло, заставляя выгнуться в немом крике. Внутри бушевала тьма, застилая глаза и забивая собой глотку…
Колонны засветились, алые росчерки на телах жертв полыхнули ярким желтым, пробиваясь священным огнем из-под кожи.
Кубки с кровью наяд вспыхнули, медленно поднимаясь в воздух и превращаясь в яркие сине-зеленые огоньки, с каждым мигом они все быстрей кружились вокруг пары в центре, оттесняя их от бешенства, происходящего вокруг, закрывая непроходимым силовым барьером.
Ритуальная песнь вилась многоголосием. Общий зал ритуалов дрожал в неистовстве и крике от неестественности происходящего процесса.
* * *
Чиновники, застрявшие у входа в пространственный пузырь, озадаченно переваривали неожиданно изменившуюся ситуацию.
Машину накренило от резко увеличившейся в размерах аномалии. Два передних колеса теперь стояли на ее поверхности в полуметре от земли. Выбраться из машины-то выбрались, а вот сдвинуть ее с места не решились. Технические маяки утонули внутри Зоны препятствий. Верхний энергетический барьер натянулся, словно шарик, пробиваясь из-под земли и охватывая стенки аномалии.
Командир отряда хмурился. Кто-то из его ребят оказывал ему первую помощь, мастерски орудуя лечащими напевами и бинтами. Проход в аномалию тем временем медленно открывался, выпуская наружу колонну военных машин с соответствующими опознавательными знаками и маркировками Службы безопасности.
Колонну остановили, у Кирина были на то полномочия. Пока очередной представитель власти махал тщательно заверенной бумагой и требовал содействия, а сержант стервенел и требовал оставаться на месте, Хинеус задумчиво прошёлся вдоль колонны и заглянул внутрь Зоны препятствий. Несло оттуда, как всегда, дурным трупным запахом. А ещё там явно занимался рассвет... Удивительное ощущение, учитывая, что у них ещё даже не полночь.
Кирин хотел было вернуться назад, но в последний миг одна из татуировок на спине обожгла, заставляя крепко задуматься... Где-то внутри этих машин явно были особы из закрытого списка, и это очень явственно вносило диссонанс в мироощущение Хинеуса.
Глава 64
Глава 64
Окна машины были зарисованы витражом, отчего невозможно было понять, что внутри нее или снаружи. Темноту разряжала тусклая лампочка, ввинченная над головой желтоватой звездочкой. Горр сидел напротив Рубина с накинутым на голову мешком, связанный по рукам и ногам. Ему сегодня везло на мешки, однозначно. Парень бесился, дёргал то руками, то плечами, это уже порядком раздражало даже их пленников. Рубин же, наоборот, был без мешка, но при этом красовался металлическим кляпом в зубах. Слюна уже давно прочертила по его подбородку влажные дорожки. Он даже не пытался ее сглатывать. Возможно, это выглядело б даже пошло, если бы не было так страшно. Ррухи тяжело вздохнула, неосознанно скользя взглядом по его разобранному виду: растресканные губы, ссадины... Окровавленная сорочка болталась на локтях, руки связаны за спиной. Стянутые вместе щиколотки и колени делали его похожим на упитанную гусеницу. Хорошо, хоть штаны на месте были... Впрочем, он и так выглядел, как жертва домогательства Самсона.
Ее собственный кляп доставал своей длинной почти до миндалин, не давая толком шевельнуть языком. Челюсть болела, губы саднили. Связанные за спиной руки она почти не чувствовала ввиду усталости, равно как и ноги. Раздражающее состояние, только усугубляющееся постоянным дерганьем оборотня... На что он надеялся? На неведомого зрителя или на то, что энтузиазм и трепыхание пройдут сквозь любую преграду?
Замыкающим в их компании был здоровенный детина в военной форме. Ррухи видела его в охране Максимилиана, и это крайне озадачивало. Детина тоже крайне недовольно косился на очередное дерганье Горра, но больше ничем себя не проявлял, хотя вполне мог.
Машина остановилась. Горр в очередной раз замычал, дернув головой. Напрягся. Ррухи лишь печально вздохнула и поймала на себе сосредоточенный взгляд Рубина. Поежилась, понимая, что адепт тупо отхлопывает ресницами какой-то ритм...
Не ритм... Шифр...
Голова взорвалась от боли, и девушка невольно зажмурилась, чувствуя, как на лбу выступает пот. Ей казалось, что близняшки обняли ее и шепчут в оба уха странные вещи. Их знания разворачивались внутри необъятными блоками информации, поглощая сознание и внимание на корню... Она не видела, как хмурился маг, наблюдая за ней, и уж точно не могла прочесть его мысли.
— Открывай машину, — тем временем послышалось за окном, а дальше мир перевернулся ... Дно оказалось где-то сверху. Горр взвыл, что-то лязгнуло, и его увеличившаяся пасть прогрызла мешок изнутри. Выплюнув остатки кляпа, он ощерился странной, мало напоминающей волчью, мордой...
Рубин, в свою очередь, вдавил обе пятки связанных вместе ног в лицо соглядатая. Брызнула кровь. Горр сам упал на него сверху и вгрызся в его тело зубами, без труда разрывая чужую плоть. Ррухи невольно забилась в угол, наблюдая за двумя парнями.
Было страшно. Жёлтый камень на морде Горра полыхал. Такой же, но только красный, горел в спине Рубина. Чешуя пробивалась сквозь их кожу, обрамляя золотые завитки печатей, прорываясь шипами из позвонков и суставов…
На что ее подписал Староста?
Мысли текли, голова болела... Парни пытались освободить друг друга, припадая острыми зубами к связанным конечностям. Маг валялся мертвой тушей, заливая оказавшийся снизу потолок кровью. Машину опять качнуло, переворачивая в очередной раз...
Ррухи сжалась, а после почувствовала, как полыхнула ее собственная обожжённая рука. Веревка, вспыхнув, лопнула. А девушка этого даже не почуствовала.
— Сдохнет… — процедил Рубин, рассматривая начавшую трансформироваться Ррухи. Рука ее покрылась черной чешуей, все еще продолжая сочиться лимфой. Прорвавшийся на локте костяной нарост окрасился кровью разодранной кожи.
Горр хмурился, начиная припоминать ее первую реакцию на его амулет. Тогда ему казалось, что причина в ней самой, а не в его амулете. Как же он был не прав. Все произошедшее перевернулось с ног на голову.
— Выживет, — уверенно возразил он и коснулся измененной золотистой рукой ее исказившегося лица. — Где болит?
Его умение лечить теперь было весьма кстати.
— Лучше спроси, кто ей артефакт дал, — процедил Рубин. Из его рта неожиданно вырвался раздвоенный язык, пробуя воздух на вкус. Вокруг доносились звуки боя, и машину опять качнуло. Упершись руками в стенки салона, адепт начал выбивать ногой дно…
* * *
В какой миг все изменилось?
Кирин не мог сказать, была ли то слаженная реакция прибывшей группы реагирования на челе с командиром, или же причиной стал сержант?
А может, причиной стала собственная невинная просьба?
Жахнуло одновременно и со всех сторон. Часть машин прорвалась и скрылась в ближайшей пространственной печати телепорта. Вторая часть, попав под удар со всех сторон, разметалась во все стороны, словно бумажные шарики.
Земля дыбилась. Каменные големы, оседланные странными хитиновыми существами, поднимались один за другим, словно ожившие солдатики из игрушечного набора. Круг замкнулся, и вырваться из него было все равно что вылезти из глубокого котла, который забрасывают горящими спичками, с той лишь разницей, что големы создавать огонь не могли и вместо этого орудовали массивными глыбами, которые без стеснения поднимали и бросали.
Увернуться от куска горы не так-то и просто, и даже если создать среднестатистический щит — он не поможет. Впрочем, Хинеус Кирин никогда не создавал среднестатистические заклинания. Да и прекрасно разбирался в частотах, нужных для того или иного эффекта.
Кирин выл, второй раз за эти сутки. Распростертые в разные стороны руки удерживали огромный защитный барьер, светящийся в ночной темноте чуть голубоватым светом. Кусок десятиметровой глыбы, вовремя остановленный и нависшей над головой, с шуршанием сполз наземь. Второй так и остался висеть наверху. По-хорошему, его надо было бы оттолкнуть, но сменить октаву не получалось. Глотку, не привыкшую работать без распевки, саднило. Рядом под аналогичной глыбой была расплющена пара человек, очень явственно демонстрируя цену ошибки.
Камень продолжал висеть, и этот факт заставлял терпеть. Дело Хранителя — щиты а не атака, остальное за Раздорцами. Последних в их компании было много: целая группа реагирования и десяток человек под началом сержанта. Техники не считались. Одновременный ветряной залп Раздорцев пошатнул нависшую каменюку, и она все же скользнула вниз.
Инженеры, не обращая ни на кого внимания, натянули респираторы и слаженно перенастраивали маяки внутри Зоны препятствий, готовя их для переустановки на новой границе раздавшегося вширь барьера.
Их бойня не касалась и не интересовала, что выводило ум начальника дворцовой охраны на новые уровни замешательства.
Голос Хинеуса начал дрожать, а барьер — истончаться.
— Приготовься, вздох! — гаркнул командир.
Кирин наконец умолк и вздохнул полной грудью. Бойцы активно нападали, но на рожон не лезли. Их защита без Хранителя не работала. Големы ревели, медленно теряя в массе, забрасывая камнями, которые вырывали из своих же грубо собранных тел.
В последний раз вздохнув полной грудью, Хинеус опять набрал полную грудь воздуха и выдал тонкий, почти комариный писк.
Белоснежный щит раскрылся над ним цветком, а потом упал покрывалом на каждого дайкирийца, окутывая коконом.
— Маяки готовы! — крикнул кто-то из инженеров. Проделанный ранее вход раздался вширь, дыхнул смердящей утробой. А вместе с вонью из его нутра хлынул целый рой панцирных крылатых фей пятого уровня трансформации...
Словно издеваясь, из одной из перевёрнутых машин вылетело дно, и наружу вылезла потрепанная тройка частично трансформированных мальцов, сияя магическими камнями. Татуировка на плече Хинеуса опять обожгла, отчего барьеры, удерживаемые Кирином, дрогнули.
Феи, больше похожие на исполинских богомолов, атаковали, а потом начали вспыхивать одна за другой, словно обожжённые огнем мотыльки.
* * *
— Эй... Влад... — голос Самсона пробирался сквозь вой песни необъяснимым шепотом. — Очнись...
Влад хмурился. Чудилось или нет, но голос требовал вещей, которых делать не хотелось.
— Отстань, — прошептал он. Понимание, что он больше не стонет и не поглощён болью, ещё не пришло. Взгляд выхватывал подвешенные за руки тела, кровавые обожженные росчерки на поверхности чужой кожи, тяжело вздымающиеся грудные клетки... О каждом и о каждой он мог что-то да сказать. Сплошь были знакомые лица с отпечатком безысходности, и от их вида хотелось сдохнуть. Безнадежно испорченный источник переливался черным и красным, погружая зал в удушливую воющую тьму и уродливость процесса.
— Влад... — Самсон на самом деле кричал сквозь гул и вой, сквозь подымающееся из центра силовое торнадо и безжалостные порывы ветра. — Влад!!! Найди Кирин!
Найти Кирин?
А сможет ли? Благо, руки для этого не требовались. Последние безжалостно ныли от неудобной позы.
Адепт зажмурился и прошептал заклинание, представляя ее лицо... Словно издеваясь, перед глазами выворачивалась сцена в палате: ее скованное льдом тело и бедра, обтянутые черным кружевом...
Самсон с его влиянием порой раздражали... Особенно в такие моменты. Он отчаянно попытался мысленно повернуть Хадису к себе лицом...
— Влад... Быстрее!!!
* * *
Вода лилась по плечам, потом порхала кисть. Прикосновения будоражили. Но как бы она ни старалась — ни отреагировать движением, ни сфокусировать взгляд не могла. Вода утекла, а кисть, сделав последний влажный росчерк, — исчезла. В тесном мире ощущений появился ещё кто-то...
Кожа... Слово вспыхнуло в сознании Хадисы ярким росчерком, сигнализируя о прикосновении. Едва ощутимое касание к щеке заставило отреагировать и попытаться рассмотреть. Ее поддетый расплывчатыми бликами взгляд не выхватывал ничего, кроме неясного силуэта. Ладонь скользнула ниже, очерчивая скулу, шею, ключицу. Осторожно, почти не касаясь, теплые пальцы очертили ее грудь, ощутимо сжали ребра, двигаясь ниже, к талии, и упираясь меж бедер горячей плотью. Она попыталась отстраниться, но непослушное тело двигалось слишком лениво, скорее распаляя незнакомца, нежели отпугивая его.
«Открой глаза», — шептал чужой едва уловимый голос. Самсонов... Слегка тревожный и отдаленный, словно смазанный расстоянием.
— Не противься, — совсем тихо прошептали на ухо прерывающимися тишиной звуками. — Отдай себя.
Яркие образы хлынули в сознание потоком. Казалось, она снова внутри Линн, поддающаяся напору и неуемному желанию.
Чудился Самсон. Теплые губы, целующие с легкой улыбкой, татуировка на правом боку под ребром... Такая, которую она увидела впервые в палате... Ее грани мерцали и притягивали взгляд... Но как она ни пыталась — не могла коснуться. Вот она видит, а вот ее и нет...
Горячая плоть дразня скользила меж ее зажатых бедер, напрашиваясь на закономерные реакции... Свет ослеплял, смазывая неясные тени и блики, оставляя для осознания лишь присущую прикосновениям чувственность. Мысли таяли, а мир переворачивался, становясь металлически влажным и твердым, сужался до скольжения обнаженной кожи и густого запаха мужского возбуждения.
Ее же собственное тело молчало, словно покрытое коркой льда. Ласка не получала отклика, и это заставляло думать... Мысли стали четче, а неясные блики начали очерчиваться во вполне понятные вещи. Яркий огонек в чужом теле пульсировал. Запрятанный в странную костяную клетку, он вытягивал ее сжавшуюся в испуге сущность, словно черная дыра.
Потянулась, чтобы потрогать, прорываясь сквозь упругую преграду, выламывая толстые прутья. Огонек вспыхнул, а потом сжался, неожиданно тускнея.
«Хадиса, открой глаза...»
Послушалась... Взгляд выхватил черную маску с ужасным кричащим лицом, измазанное кровью тело, собственное запястье, погруженное в это тело. Казавшимся ярким «огонек» испуганно бился в руке, неистово пульсируя, захлебываясь от ритма и агонии...
Воспоминания нахлынули разом. Ветер неистово трепал ее длинные влажные волосы. Собственная сила полыхнула по коже. Взгляд скользнул по телам, висящим вокруг нее, выхватывая знакомые лица послушниц, адептов… Самсон смотрел на нее слишком внимательно и довольно улыбался… Влад, наоборот, хмурился, из последних сил удерживая манипулирующее заклинание. Рука Хадисы, подчиняясь его воле, дернулась назад, вытягивая за собой чужое сердце.
Песнь захлебнулась, шар над головой продолжал искрить черным, пробиваясь красными разрядами. Надменное выражение сползло с лица Репетитора.
Что-то пошло не по плану.
Он обернулся и понял, что жрецы начали оглядываться… Новая звонкая песнь оглушала. Стройные девичьи голоса, низкий басовитый гул... Корни врывались в зал изо всех трех ходов, доступных из Академии.
Ананьев без особого удовольствия поднялся на ноги. Энергетические лучи, прошившие его насквозь, лопнули, словно натянутые струны, оставляя после себя лишь прожжённые насквозь раны. Тьма уже пробиралась изнутри, вытягивая тонкие щупальца и сплетая на их месте черные латки. Раздорец, пошатываясь, прошел в противоположный конец зала. Фыркнул, всматриваясь в абсолютно безучастное лицо Звездунова, и обошел его. Пожеванный кляп валялся рядышком, правда, Хранитель этого, судя по всему, даже не заметил.
Анонис сорвал ошметки сорочки с его спины, внимательно рассмотрел татуировку, а потом прочел заклинание, выведенное на нем. Его руки почернели, потом стали бесплотными, словно сотканными из черного дыма.
— Безвольная дрянь... — прошептал Кнут, погружая свои черные неосязаемые руки в его спину. Звездунов заорал. Татуировка вспыхнула. Белый свет ударил по глазам. А в следующий миг Ананьев вытащил наружу светящийся сгусток, за которым из тела Хранителя потянулись тяжелые энергетические цепи.
Глава 65
Глава 65
Вихрь в центре зала нарастал, скрывая Хадису Кирин, склонившуюся над мертвым телом ее пожирателя. Репетитора отбросило из круга. Лучи познавшего смерть Источника рассекали все вокруг, обжигая…
В руках Анониса Ананьева, словно звезда, сияла память Хранителя. Октопус Звездунов на ее частичное отсутствие все еще не реагировал, что откровенно раздражало Раздорца.
За спиной пробежала Линн, размахивая металлической штуковиной, выбивая ею чужие зубы и глаза. За ней тянулась толпа немагов, орудуя своими амагическими приборами.
Корни и ветви хлестали по обессиленным ритуалом жрецам, обвивали и ломали их, словно кукол, превращая в сплошное месиво, и медленно оплетали зал живым дышащим деревянным коконом. Некоторые тянулись к вихрю, в котором застряла Кирин, или Источнику, но их сразу разрывало на щепки. Щепки на скорости вонзались в кожу, дополняя бушующий вокруг Хаос новыми штрихами.
Ананьев не реагировал на творящийся вокруг бедлам: он слишком устал, и кости откровенно побаливали. Его отросшие волосы трепало, на коже проступила чешуя, защищая от щепок и обжигающих лучей Источника.
Сгусток в его руках начал менять форму и вскоре очертился белоснежными гранями книги. Белые цепи натянулись. Октопус, все еще распятый энергетическими лучами Источника, захрипел, вскидываясь в немом крике. Миг — и его глаза закатились, голова тяжело упала подбородком на грудь. Опустив на его затылок книгу, Ананьев обслюнявил палец, отчего черная бесплотная поверхность затянулась обычной кожей, и открыл энергетический фолиант.
Кодекс послушно шелестел страницами под его пальцами.
— Ненавижу выполнять чужую работу, — вздохнул Раздорец, находя нужную песнь. Дыхание Звездунова сменилось, затылок дернулся. Похоже, Хранитель начал приходить в себя. Склонившись над ухом начавшего дрожать Октопуса, Ананьев прошептал:
— Ну что, куколка, запоем?
Звездунов слабо повел головой. В скосившем в сторону глазе наконец промелькнуло сознание.
— Горло саднит? Бедолага… Столько часов такие толстые вещи в зубах мусолить... — продолжал подначивать Анонис, цедя слова с откровенной изощренностью. Световой луч скользнул по лицу Звездунова, оставляя за собою жженый росчерк. Тот лишь слегка вздрогнул, на миг прикрыв глаза.
— Иди жрать кактус... — прохрипел он, окончательно очнувшись.
— Это такое особое хранительское пожелание, как трахнуть ежа? Откровенно говоря, удовольствия мало что в первом, что во втором случае.
Лучи, державшие тело Звездунова недвижимым, наконец лопнули, отпуская его в свободное падение. Упасть — не упал, но раком встал хорошо. Ананьев оценил и упёрся пяткой ему в копчик, выводя Хранителя на новый уровень охренения.
— Не торопись, Звезда, боюсь, для хранительских примочек мерзость не сгодится.
Звездунов вскочил как ужаленный. Книга, вытащенная из его тела, продолжала мерцать в руках Раздорца. Белые цепи, соединяющие ее с Хранителем, провисли и истончились.
Ананьев при всем сказанном оставался предельно сосредоточен.
— Я, между прочим, твою репутацию сейчас спасаю…
— Чистого порыва души достаточно... — сдавшись, выдохнул Октопус, а после накрыл руку Анониса своей. Его ладонь вспыхнула белым, переплетаясь с черными крепкими пальцами Кнута.
Разнонаправленная энергия диссонировала, но тем не менее сплеталась воедино, словно дикая поросль вьюнка.
Тело Репетитора коробило, как и многих подконтрольных ему же жрецов. Их плоть трансформировалась, обнажая хитиновое нутро. Вихрь в центре зала нарастал, поднимая с пола кровь, подобно морскому смерчу.
— Линн!!! — вскричал Самсон. — Не дайте им трансформироваться!
Песнь Ананьева оглушила фальшивыми нотами. От Раздорца другого и не ожидалось. Под ногами вспыхнула алая печать. Энергетические страницы Кодекса перелистывались одна за другой, дополняя происходящее светопреставлением на лицах обоих мужчин. Вихрь вытягивался вверх. Источник, наоборот, сжимался, плотнея и треская, втягивая свои жалящие лучи обратно.
Звездунов, отдавая остатки того белого, что в нем оставалось, чувствовал, как растет внутри тьма, и напряженно следил за происходящим.
Адептка Линн, прорываясь вперед, оседлала один из хранительских корней, и ее на полной скорости понесло к оставшимся фейским тварям. Корни и ветви под их ударами рассыпались пеплом, успевшие развоплотиться послушники, словно послушные куклы, оборачивались против своих.
Репетитор хохотал, чувствуя всеобщую беспомощность.
— Все уже предрешено! — вскричал он. Вихрь за его спиной наконец достиг Источника, и тот вконец застыл, превратившись в гладкий шар.
Несшуюся к нему Линн на корне бывший жрец воспринял как очередное недоразумение. Корень под ногами девушки вспыхнул. Успев подпрыгнуть, она, совершив сальто, увернулась от энергетического заряда и приземлилась перед Репетитором.
Гвоздь вдолбился аккурат в лоб, запечатывая радостное предвкушающее выражение на его лице как окончательную предсмертную маску. Нож, наспех выточенный из напильника, резко прошелся по толстой шее, почти идеально копируя смертельную рану Велены и пуская нечеловеческую желтоватую кровь.
— В Преисподней поржешь, сука, — с чувством прошептала Линн, отталкивая погрузневшее тело ногой, аккурат в центр малого ритуального круга.
Ананьев продолжал петь. Алая печать под его ногами росла, распространяясь по залу, и наконец охватила каждое мертвое нечеловеческое тело, испепеляя до последней энергетической структуры.
Шар, в который схлопнулся Источник, прочертили силовые завитки заклинания. Плотная поверхность треснула и начала соскальзывать со все еще трепыхающегося энергетического нутра.
Последний жрец пал. Корни и ветви начали оборачиваться в людей.
Вихрь оседал, освобождая из своего плена Хадису. Полностью обнаженная девушка, испачканная кровью, сидела на коленях возле несостоявшегося пожирателя и все еще держала в своих руках его сердце. В груди ее жертвы черной проломленной дырой зияла рана. Маска Многоликого была сдвинута с искаженного мертвого лица Максимилиана Дрейка.
Повисшая всеобщая тишина оглушила. Рука, в которой Линн все еще держала гвоздемет, опустилась, а пальцы разжались, отпуская оружие. Звук падения разнесся гулким эхом по черным альковам.
Ананьев молча захлопнул энергетическую копию Кодекса. Звездунов сполз на пол, уже не чувствуя, как призрачные цепи втягиваются назад в тело, а отобранная Раздорцем память возвращается на законное место в его голове.
Развернувшись к повисшему на цепях Самсону, Линн быстро его освободила и потянула за собой.
— Дай мне упасть, Линн... — тихо прошептал он.
— Позже упадешь, я хочу трахаться, — зло процедила она и грозно посмотрела на него. — Или ты против?
Виртуозов тяжело покачал головой: хочет трахаться — пусть трахается, любой другой экзекуции сейчас он точно не выдержит.
— Что-то я не вижу энтузиазма... — грозно прошептала она, щурясь.
— Линн, сжалься над ним, дай хоть поспать, — вклинился Влад, которого уже успели освободить.
— А ты не лезь, иначе третьим будешь.
— Кажется, его это не испугает, — заметила одна из послушниц, потирая освободившиеся руки.
И по залу прокатился тихий, уставший, поддетый нервами студенческий смех. Это уже позже в одном из альковов найдут тело Веленки, и Камилла прольет немало горьких слез на плечах Влада, а потом бросит его в очередной раз.
Смешно было не всем. Смерть блуждала в глазах и Звезды и Кнута. Хадиса, все еще держащая в руках мертвое сердце Его Высочества, без каких-либо эмоций на лице вложила его назад в рану и прикрыла маской его лицо.
Источник, обычно хранящий равновесие, теперь был перенасыщен смертью и ставил под вопрос возможность проводить здесь целительские или хранительские ритуалы.
Да и кому проводить? Октопус чувствовал, как почернело его нутро. Как темнота добралась до каждого светлого зерна, что в нем было. Жреческие качества, которые всегда претили.
Красная птица залетела внутрь и сделала круг над головами. Линн вскинула руку, и та уверенно села, впиваясь острыми когтями в ее плоть. Следом в зал уже спешили очухавшиеся студенты медицинского, слаженной гурьбой перли бойцы в спецовках Службы Безопасности.
— Как всегда тормозят, — хмыкнул Ананьев, наблюдая разворачивающееся перед глазами действие.
Мелькнул начальник дворцовой службы охраны, поспешно накинувший на сестру потрепанный пиджак, а после склонившийся над трупом Максимилиана.
— Когда все утрясется — проведешь ритуал, — тихо прошептал Октопус Кнуту. Взгляд его был непривычно тяжелым. Отделившийся от отряда человек с перебинтованной рукой уже направлялся в их сторону, явно намереваясь задавать вопросы.
— Какой? — Анонис и сам смотрел в сторону надвигающегося командира.
— Подключишь Источник к моему энерготоку, может, удастся хоть немного уравновесить его.
— Он выпотрошит тебя, — заметил Ананьев, ничуть не сомневаясь ни в этом, ни в том, что поможет ему с задумкой лично. — И на порядок приблизит к черной колыбели.
Он наконец взглянул на Хранителя.
— Пусть, — прошептал Звездунов. — Не выпотрошит Источник — выпотрошит очередная служба…
Представитель той самой очередной службы наконец подошел и представился, протягивая руку для пожатия. Судя по потрепанному виду, досталось сегодня не только Академии.
* * *
Солнце медленно поднималось, окрашивая воскресное небо теплым розовым цветом.
Краски прошедшей ночи смазались в памяти, оставляя за собой только вопросы. Сплошные «почему» множились, и вишенкой на торте было имя Максимилиана Дрейка, которому случайно вырвала сердце Хадиса Кирин.
А случайно ли?
Девушка не призналась, что ее рукой управлял Влад Мухотряскин, посчитав, что если он захочет — скажет сам. А считанная с нее память отображала больше визуальной, нежели мысленной информации. На большее Хинеус Кирин не дал добра, самозабвенно используя все доступные ему рычаги и право куратора, коим являлся для своей сестры.
Усиленной работой факультета хранителей семейного очага Эвересте вернули некое человеческое подобие, и она, после неприятной процедуры считывания памяти, сидела в репетиторском кабинете и отстраненно скользила взглядом по сохранившейся здесь роскоши… В ее собственном же кабинете в ковровую дорожку были втоптаны ошметки мозгов Диндинуса, что делало пребывание там слегка неприятным.
Голопроектор и две коробки маг-кристаллов так и не нашли. Забрали ли их нападавшие, или спрятал кто-то из своих — оставалось загадкой. Память Эвересты Борин сильно пострадала из-за трансформации, и по этому поводу она молчала. Женщина не помнила ни как выжила, ни как стала птицей. Единственное, чем она могла порадовать наполнивших Академию следователей, — так это безобразной учебной неделей, полной всевозможных казусов и претящих учебному процессу действий. Несмотря на это, даже следователи отметили, что каждый спорный момент бардака в ее памяти ознаменовался слаженной работой отгулявших в этом бардаке студентов. А потому будущее пополнение в государственные службы вселяло в равной степени как светлую надежду, так и сильные опасения.
Особой проблемой стала пропажа целого склада экспериментальных артефактов, создаваемых под началом мастера Кризопраза Волосянова. Подвалы, в которых находилось сердце системы безопасности, были безжалостно выпотрошены и вывезены вместе со студентами и самим Кризопразом. Часть из них у фей отбили на границе Зоны препятствий, часть упустили. Массовое похищение было делом государственной важности. Однако оставался вопрос: «А с какой целью?» Очень сильно тянуло терроризмом. А раз так, вскоре выдвинут и требования… Или не выдвинут, если цель исключительно ритуальная…
— Будем надеяться на лучший исход, — прокомментировал произошедшее Хинеус Кирин. Они расположились в кабинете Репетитора: сержант, командир, ректор и два декана. Места хватило всем, так что сидели, обсуждали и связывали произошедшее воедино.
Получалось спорно.
Пока службы бросили все свои силы на решение проблемы с нетопырями, а ВАДИМ развязывала непривычные задачи, такие как покушения, наркота и коконы с прорванными барьерами — преступник спокойно вершил свои дела под самым носом, действуя абсолютно открыто и прикрываясь государственными корочками.
Особо изощренным оказался ход с журналистом. Ведь именно опусы «Столичного вестника» и стали основным тормозом в действиях государственной машины, из-за чего Служба координирования подвисла, не успевая обработать все запросы сразу.
Чего уж говорить об Академии, которая бросила все свои силы на поимку «писателя». Особой темой стал и план поимки, утвержденный Главным репетитором, который, как оказалось, тоже ушел в массы для «почитать и потешиться». Теперь Ученый совет Дайкирии ждали встряска и полное преобразование. Императорская подпись, между делом, с документа исчезла, хотя и осталась в памяти не только Борин, но и преподавательского состава.
На этом понятные вещи в этом сложном деле заканчивались.
Как ни странно, свои соображения первым внес Ананьев, крутя в пальцах медальон, одолженный у Трахтенберга. Вещицу стоило вернуть ее владельцу, о чем вполне категорично намекнул Хинеус Кирин, запретив Раздорцу экспериментировать с чужими артефактами и лепить их «кому-либо» и «куда хочется». Идея с «куда хочется» была интересной, но Кирин был прав — ломать вещицу Его Высочества Рубина было слегка не с руки.
— Основное исполнительное лицо у нас — Репетитор… — начал Анонис, внимательно смотря на Кирина. — Он утвердил перевод девочек. Он же просил содействовать правильному пробуждению сущности, предоставил соответствующие препараты, гасящие резонанс между вашей сестрой и Виртуозовым.
Хинеус слушал молча, раскладывая каждую фразу по полочкам в своей голове.
— Он же инициировал проверку наркотического вещества, по которому у меня готов целый отчет.
— Вас это не удивило — проверять наркотик? — наконец поинтересовался Командир, имя которого Ананьев благополучно забыл, сразу после знакомства.
— Ученый совет часто перенаправляет всевозможные вещи на исследование в полевых условиях, — прошептала Эвереста Борин. — В договоре каждого студента этот момент прописан. Так сложилось исторически и всех устраивало. Причина тривиальна. Близость Источника и как следствие — высокие магические потенциалы, высокая живучесть обьектов испытаний, а при наличии мощного медицинского факультета — стопроцентная выживаемость. Количество и разнообразность разумных видов вполне раскрывает исследуемые вопросы в полной мере и позволяет составить алгоритмы действий.
Не сказать, что ей удалось обелить Ананьева, или что ей самой был приятен факт его пособничества преступнику… Но после драки кулаками не машут. Никто и не ожидал такого поворота.
— Кстати, о Первом репетиторе, — взял слово Командир, хмуря свои черные брови. Чем-то он напоминал Эвересте Диндинуса своими правильными чертами лица, но она поспешно прогнала от себя эту мысль. — Последний, как оказалось, уже полторы недели как мертв. А то, что так красиво пристрелила адептка Линн из гвоздемета, — человеком вообще трудно назвать…
— То, что пристрелила адептка Линн, — прошептал Октопус порядком севшим голосом, — было разумным насекомым. Проще говоря, феей… Вместе с Хадисой Кирин этих особей на факультет поступило целых две, и в первый же вечер они свалились от запрещенной в Академии медитации. Последнюю ради них разрешил все тот же Репетитор…
Феями оказалась большая часть жрецов, ведущих ритуал, хотя и остальных сущностей среди них было предостаточно. Феями были нападавшие возле Аномалии… Феей оказался каждый труп с завязанным на лице платком…
Наличие такого количества непохожих друг на друга фей не объясняло двух вещей: каким образом в центре ритуала оказался погибший Максимилиан Дрейк.
fulllib.com/book/2453
ficbook.net/readfic/7295115\
Название: Кодекс Хранителя
Автор : Я личной персоной, Екатерина Лылык
Жанр: Фэнтези. Магическая академия, становление героев, смерть персонажей, интриги, борьба с врагом
Аннотация:
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.
Глава 62
Глава 62
Ррухи тяжело открыла глаза, с отстранением глядя на толстые корни, сплетенные над головой. Они чернели на фоне лёгкого голубого сияния, скрывая часть беззвездного неба. Староста сидел рядом, упёршись спиной в мощный ствол дерева. Глаза были прикрыты, руки свободно лежали на тяжело вздымающемся животе. Губы были плотно сжаты, словно он терпел боль. На скуле красовался глубокий порез, кровь блестела на нем и все ещё сочилась. Всегда белоснежная и выглаженная форменная рубашка побурела. Штаны выглядели не лучше, а обувь была безжалостно изгваздана в болоте.
В их странное убежище задувал ветер, неся с собой отчётливый запах крови и горелой плоти. Заметив ее пробуждение, юноша лишь слабо кивнул и вновь отвёл глаза в сторону щели меж корней. На что он смотрел — Ррухи не знала, но двигаться сейчас не имела никакого желания. Вместо этого она просто сверлила взглядом простирающиеся над головой корни и думала, вспоминая произошедшее.
Кажется, она убивала. И, вроде, ей это даже нравилось. Сейчас же мысль об этом навевала странную скованность сознания. Ещё не ужас, но уже близко. Наверное, сказывалась усталость. Вакханалия, массовые телепорты, взрыв в ректорском, дикие жгущие техники Рубина и его проклятия, извращенные пожелания Самсона, выворачивающие сознание противника удивительным способом… Убийственный морок Влада... Все это сплелось в странную какофонию звуков, наложенных на оживший кошмар. Хуже во всем этом было ее собственное одурманенное опасностью поведение.
Почему она кинулась в бой? А почему начал биться староста? Или Хадиса?
Почему Линн, не применяя и толики магии, противостояла магически одаренным без единого грамма переживаний?
Почему все стало так плохо в одно мгновение? Сад ярких цветов, удушливый запах, парализующий страх безысходности... Чудилось, будто среди сада скрипит старая черная колыбель, в которой уже баюкают ее выпотрошенную душу. Многоликий поет низко и гулко, да так, что невозможно выбраться ни из его колыбели, ни из-под его бездонного взгляда...
Староста повернул к ней голову и словно прочел все эти мысли на ее хмуром лице, устало вздохнул и потянул плечи.
«Не терзай себя», — мелькнули в темноте его пальцы. И ей показалось, что она услышала его голос глубоко в себе.
Она неуверенно подняла руки и ответила первое, что взбрело в голову: «Лучше молчать, да?»
Ответом ей была слабая улыбка. Руки его остались лежать на коленях, а глубоко внутри, пройдясь вибрацией по костям, зазвучал его голос:
«Феи хорошо поработали, знания начинают проявляться...» — он перевел взгляд к интересующей его щели между корней.
Шок... Сглотнув, Ррухи слегка приподнялась, разглядывая его.
— Как это понимать?
«Как хочешь... Прикрой глаза, они светятся», — его руки продолжали лежать на коленях, а губы оставались плотно сжатыми.
Ментальная магия?
Голос внутри не был ею надуман.
Ррухи поспешно прикрыла веки и попыталась расслабиться, а когда в следующий раз решилась их открыть — все скрасила чернота да тени, подсвеченные Огненной рекой. Луч голубоватого света, льющийся из щели, высвечивал часть его лица, но не более.
Тишина и редкие окрики крепко держали ощущение опасности. Далёкий птичий клекот только его усиливал.
«Нам надо помешать им», — продолжил староста, уверившись, что она внимательно слушает. Он сидел все там же, побитый и уставший, тяжело дышащий. Сейчас волчица слышала это очень отчетливо. Его запах перекликался с ощущениями кожи, воспоминаниями и соображениями. Голос в голове продолжал вещать, детально раскладывая по полочкам, что их ждет, и что стоит сделать, чтобы этого не произошло. От реальных перспектив, нависших над всеми, невольно тряслись руки, и Ррухи с ужасом понимала, что так просто возложенные на нее обязанности ей попросту не потянуть.
Наверное, он умел читать мысли. Потому что его улыбка промелькнула перед ее глазами странным лиловым видением, непрошенной визуализацией. Где-то глубоко внутри опять шептал голос:
«Не думай о себе слишком много, Ррухи. Твоя задача — помешать им, а не выжить».
— А твоя? — почти беззвучно прошептала она.
Староста не ответил — он все еще смотрел в интересующую его щель. А после скользнул ладонью под рубашку и снял с шеи медальон на тонкой цепочке. Поднес его к щели, из которой слегка лил свет. Черная россыпь инкрустированных камней взблеснула в неярком сиянии ультрамариновыми отблесками.
Ррухи шумно выдохнула. Если отковырять камни, если стереть гравировку, то такой же амулет будет у Горра. Словно подтверждая ее мысль, староста снова взглянул на нее и протянул украшение: «Я думаю, ты знаешь, как этим пользоваться».
— С ума сошел, оно меня чуть не убило…
«А ты не надевай на шею… дай руку».
Он потянулся к ней. Ррухи попыталась оттолкнуть его, но парень быстро обездвижил ее, придавив всем телом. Ее немое брыканье было безуспешным. Староста словил ее левое запястье и туго намотал на него цепочку. Все еще не слезая, крепко держал ее руку своей, а другой с силой зажал рот, не давая кричать. Медальон лег в ладонь и обжег. Боль нарастала. Крик застрял где-то в пережатом ладонью рте. Рука деформировалась, а кругляшка, словно паразит, впаялась в плоть, растекаясь по пальцам золотистыми жилами.
Воздуха стало не хватать, глаза слезились, пульсирующая боль медленно, но отступала.
«Не плачь», — он наконец убрал руку с ее лица и осторожно вытер слезы с ее щек. — «Не время».
Ничего больше не происходило. Пальцы двигались свободно, ненавистный медальон синел в ладони странными всполохами. Ее откровенно колотило и от ощущения в руке, и от ощущения его тела на себе. Словно почувствовав это, староста отстранился, но ее изувеченного амулетом запястья не отпустил.
«Пять касаний, Ррухи, перезарядка шесть минут, в это время ты уязвима», — начал он объяснять. — «Постарайся использовать с умом».
— А ты?
«Волнуешься?» — улыбнулся он, наконец отпуская ее руку. В синем отсвете его глаза казались бездонными омутами.
Ррухи сглотнула, сжав болезненную ладонь в кулак. Соврала, если бы сказала «нет». А сказать что-то еще попросту не хватало силы. Юноша неожиданно коснулся пальцами ее губ и с дерзким нажимом провел по ним, почти проникая под них... Отстранился.
«Идем», — выдал он совсем не то, чего она ожидала, и полез к выходу из сплетения корней.
Щеки запоздало обдало жаром. Прогнав глупые мысли, Ррухи полезла следом. Неуместные чувства заполнили ее голову.
Если... Если все закончится хорошо, она заставит его объясниться — это точно.
Пятнадцать парней, сильных с виду и более-менее вертких, — больше ничем инженерный похвастать не мог. Добровольцев было больше, однако самоубийц Линн отсеяла сразу. Может, она и безбашенная, но не дура. А потому брать на себя роль няньки не хотела. Хотя эта и так под завязку воплотится в качестве роли как няньки, так и дуры.
Собравшаяся компания не была обучена, и это была самая главная из проблем. Но у них были странные приспособления, с которыми они умели обращаться — на это и уповала.
Из склада выбирались тихо и совсем не ожидали, что птица, доселе нарезавшая круги в небе, спикирует и преземлится на ближайший парканчик. Массивная, словно павлин, с длинной толстой шеей, слишком большим изогнутым клювом, острыми, поблескивающими, словно лезвия, перьями. Непропорционально большие и абсолютно человеческие глаза смотрели с надменным прищуром. От птицы исходили знакомые эманации силы, пробиваясь в их головы странными повторяющимися картинами. Словно последнее воспоминание на бесконечном повторе. Чудилось предательство, резонанс заклинаний, чавкающий коврик и прозрачные руки Велены, теплый свёрток одежды да безучастно распахнутые глаза Мариты на застывшем мертвом лице. Черно-белые цветы пробились сквозь тело наяды, полезли своими юркими, обжигающе холодными стеблями по перьям. Взмах крылом опять перетек в предательство, в ошметки мозгов и сообщение Велены по коммутатору…
Когда видение наконец отпустило, Линн с облегчением вздохнула и, прижав руку к сердцу, осторожно склонила перед птицей голову.
Даже в таком состоянии она их не оставила. Благородство поступка, которое не всегда укладывается в голову.
— Спасибо, — поблагодарила адептка и с надеждой взглянула на существо, в котором чувствовались остатки силы Борин. — Помогите в последний раз, нам очень надо.
Она не знала, поняла ее птица или нет, обладает ли ещё разумом, но очень на это надеялась. Птица повернула голову в сторону оборонной стены и, взмахнув широкими крыльями, взлетела, плавно планируя в сторону входа в Общий ритуальный зал.
— За ней, — махнула рукой адептка, и пятнадцать дюжих инженеров, вооруженных кто чем, двинулись следом нестройной толпой.
* * *
Вечерело. Внутри аномалии бушевал настоящий ураган, но каждый из присутствующих знал, что Академия не прочувствует и толики непогоды. Тихо сидели в одной из машин и сравнивали свои сведения — все то, что было под грифом: " Секретно". Соответствующее позволение пришло как раз кстати.
Различий было немного, но они были в ключевых точках, что заставляло глубоко задуматься.
Официально Институт благородных девиц считался крайне закрытым заведением, что блюстил нормы закона и общерасовой морали, прививающий семейные ценности, истинно пуританское воспитание, насколько вообще его можно было привить разношёрстным демоническим и демоноподобным созданиям. На деле же параллельно вели иную, абсолютно незаконную деятельность, такую как продажа девушек и торговля плотскими утехами высокопоставленным лицам. Особую категорию нарушений составляли незаконная практика проклятий, а также медицинская практика, нацеленная на скрытие следов незаконной деятельности. Отдельную группу составили факты пожирания силы воспитанниц. Официально докопались до семнадцати совершенных преступлений, но сколько их было на самом деле — сказать было трудно.
Девушки либо не помнили о том периоде жизни, либо не помнили, что такая сила вообще когда-либо у них была...
Если учесть, что у многих сила просыпалась уже во время учёбы, и о некоторых пробуждениях просто не докладывали, то, скорее всего, неустановленные жертвы остались в полном неведении, что в их жизни вообще факт преступления присутствовал. И если бы дело на этом заканчивалось...
Сама подготовка к ритуалу требовала жертвенной крови существ определенного состава силы, живых маяков черной и белой энергии, существ, которые станут батарейками для самого жреца, проводящего ритуал. В конце концов нужны были центральные фигуры ритуала: объект, отдающий энергию, и субъект, эту энергию принимающий. Все, кому присуждались вспомогающие роли, бесследно исчезали, словно их и не было, а жертва, как последняя фигура на шахматной доске, оставалась относительно целой.
Расчетное количество погибших по каждому из семнадцати установленных фактов пожирания было неимоверным и под грифом «абсолютно секретно» валялось в папке Службы технической поддержки... А никак не Службы безопасности или Службы охраны порядка.
Напрашивался соответствующий вывод о причастности к преступлению высшего руководства.
— Последней должна была стать моя сестра. Ритуал был подготовлен. Мы успели ее забрать до начала основной части, — прошептал Кирин.
— И отправить в ВАДИМ?
— Это было не мое решение, — Хинеус нахмурился, взглянув на сержанта. — Предложение внёс Максимилиан, оформив его в весьма вульгарной форме. Это и сработало. Что действительно оказалось неожиданностью — так это ее пробуждение, но что его задействовало — остается загадкой.
— Довольно хитро, — кивнул командир прибывшего отряда. — Академия закрыта для посещений, плюс там ведется видеонаблюдение.
— Именно. Любое новое лицо будет замечено, — кивнул Кирин, вспоминая прошедший месяц. Команде пришлось немало потрудиться, чтобы все сделать максимально естественно и правдоподобно.
— И тут же нападение, а за ним проверка Первого репетитора? — уточнил командир отряда.
— Это не объясняет, кто ходит под его личиной, — вздохнул сержант, вертя в руках фотокарточку.
Стопка фотографий с места преступления перекочевала Хинеусу в руки. Институтская история отошла на второй план. Он смотрел на изображения и понимал, что в нем растет необъяснимое раздражение. Голова потяжелела от досады и неприятных воспоминаний, пробирая до дрожи. Затылок вспотел.
— Я с ним в обед разговаривал, он точно трупом не был.
— Ну, здесь два варианта: либо к тебе пришло подставное лицо, либо кто-то сумел приструнить время, — заметил главный инженер, снимая свои черные очки и протирая их специальным платком.
Если даже эту несостыковку опустить, то сам факт нападения напрягал. И не только Хинеуса.
— Списки... Сколько там человек? — поинтересовался командир отряда.
Странное предвкушение внутри удивило и напрягло. Хинеус поднял тяжёлый взгляд на военного и сдержанно ответил:
— Это не подлежит разглашению. Ни при каких обстоятельствах.
Мужчины переглянулись: начальник дворцовой службы охраны был в абсолютном праве молчать.
— Похоже, опять стоит звонить в Службу координирования…
Кирин лишь молча подсунул неугомонному командиру свой коммутатор и усмехнулся тому, как быстро ушел к координаторам новый запрос.
Впрочем, координаторы сразу отказали. Разговор свернул в новое русло, вылизывая версии до идеального состояния. Время, потраченное на ожидание ответа по вопросу проделывания дыры в барьере, не проходило даром.
А потом тряхнуло, ощутимо. Корпус машины, в которой они находились, накренило, а с улицы раздались крики и одновременно жахнувшие заклинания. Коммутатор, который находился в руках командира, неожиданно раскалился докрасна и потек, обжигая руки и воспламеняя одежду...
Стало не до координирования и не до разговоров...
* * *
Тело Октопуса деформировалось, выбрасывая длинные склизкие щупальца. Демоническая порода высшей категории, передающаяся из поколения в поколение в скромной и целенаправленной семье Раздорцев, покуда некто не обратился к свету. Тот самый Октопус Звездунов, ушедший учиться на светлого мага, предав не одно поколение предков. Ананьеву было откровенно странно за ним наблюдать в течении последних нескольких лет вынужденного сотрудничества. Теперь же он отчётливо понял, что Звездунов просто нашел свое место тогда, верно оценив порывы души...
Шесть кубков с кровью наяд говорили о конкретном ритуале, рассчитанном на точно определенное количество силы. Значит, жертва уже выбрана. Кровавый круг составлен, черный и белый маяки присутствуют... Нужны пять пар мужчин и женщин для внутреннего круга. Эти станут батарейками для жреца, скорее всего, с летальным исходом. В центре круга будет жертва для пожирания... А раз будет жертва, значит, будет и пожиратель.
Вопрос, для чего им тогда голопроектор? Или это отдельная тема, не касающаяся ритуала?
Наручник наконец поддался, и Кнут едва удержался, чтобы не сдернуть его. Ознаменовать сей факт ненужным бряцаньем не хотелось.
Придется ждать удобного случая, к примеру, когда Октопусу надоест страдать, и он, сломав свои подавители, пойдет в наступление.
Глава 63
Глава 63
Массивный боевик из охраны Максимилиана прошелся между связанными заклинаниями студентами. В руках был аппарат для замера силы. Энергетический щуп, вырывающийся из маг-кристалла, лениво полз по чужим телам. Датчик слабо мигал, иногда взметаясь вверх. Рядом на этом же экранчике показывалась локализация энергии в теле. На эти два показателя маг и ориентировался, выхватывая из скопища тел подходящие по параметрам. Их тут же подхватывал кто-то из жрецов и выводил в зал по одному.
Остановившись напротив связанного свиньей Рубина, боевик нахмурился и присел. Картинка показывала продублированный источник: один внизу живота, другой на груди. Дёрнул за ворот рубашки, срывая пуговицы, и задумчиво взглянул на обнажившиеся ключицы и часть груди. Рубин сопел и щурился, вылавливая взглядом чужое сосредоточенное лицо, но противиться не мог. Стянутые за спиной вместе руки и ноги вывернули успевшее онеметь тело неестественной дугой. Перевернув парня на бок, боевик продолжил расстегивать одежду, обнажая его мощное тело. Энергетический щуп продолжал упрямо показывать двойной источник. Ладони скользнули по коже, выискивая скрытые от глаз неровности.
— Проглотил, что ли? — наконец поинтересовался он, но адепт лишь напряженно косил на него взглядом. Кляп качественно пресекал вертевшееся на уме проклятие и вовсе неописуемые мысли.
Вытащив нож, боевик перерезал верёвку, стягивающую руки и ноги вместе за спиной. Вздернув парня на ноги, сорвал сорочку с его плеч и удовлетворенно усмехнулся, найдя искрящийся красный камень, въевшийся в кожу аккурат меж лопаток. Золотистые жилы артефакта вычерчивали по бледной коже витиеватую круглую печать с вполне понятными символами.
— Этого в машину, — кивнул он сопровождающим на адепта.
Рубина увели, а боевик задумчиво скользнул по поредевшим рядам. Больше камней ни у кого не нашли, и это крайне озадачивало. Список не может состоять лишь из одного человека.
Жрецы за его спиной подхватили приземистого студента и поволокли в зал, что-то звякнуло. Обернувшись, он не поверил своим глазам.
— Стоять!
Жрецы замерли. Скрученный ими оборотень злобно сверкал желтоватыми глазами.
Боевик натянул рукав и подхватил через ткань упавший медальон.
— Твое? — поинтересовался боевик, поднося артефакт к его лицу.
— Мое, — не стал отнекиваться Горр. — Амулет стабилизации.
Боевик хмыкнул, а после впечатал «амулет» ему в лоб, не забыв прошептать нужное заклинание. Горр взревел, пытаясь сбросить обжигающую дрянь.
— Если твое — не сдохнешь, — пообещал ему боевик и поднялся на ноги.
Содранная инкрустация могла обмануть обывателя, но не того, кто хоть раз видел артефакт во всей красе.
Ярко-желтый камень впаялся в голову оборотня третьим глазом, прорезав пол-лица золотыми жилами магической печати. Парень тяжело дышал и растерянно хлопал ресницами. Похоже, свойства его амулета даже для него стали неожиданностью.
Щуп, ранее демонстрировавший слабый источник оборотня, теперь показывал два и довольно сильных... Маг усмехнулся — работа спорилась. Осталось найти третьего.
* * *
На входе в Общий ритуальный зал Линн и ее команде пришлось повозиться. Их появление не стало неожиданностью, скорее, ею стала их невосприимчивость к заклинаниям.К тому же большинство боевиков, сновавших в округе привлекла заварушка среди временного парка, что было весьма кстати.
С тройкой жрецов парни справились красиво и тихо, кого безжалостно придушив, а кому свернув шею.
Птица словно этого и ждала. Уверенно рассекая воздух массивными крыльями, она спланировала в широкий коридор центрального входа Общего зала ритуалов и исчезла, словно ее расщепило в мгновение ока. А после коридор зала резко вытянулся в длине, показав свои истинные размеры. Пернатый проводник возник далеко впереди и снова пропал.
— Что за хрень... — только и смогла выдавить Линн, и кто-то из стоявших ближе всего инженеров подбадривающе похлопал ее по плечу.
— А это особенности мира немагов, — пояснил парень, кажется, его звали Винк. — Телепорт тебе больше недоступен...
Девушка перевела на него удивленный взгляд, все еще переваривая информацию. Наличие вдоль коридора телепортационных меток стало откровенной неожиданностью, зарождая ненужные сейчас вопросы. В какой дали находится зал от Академии? Он вообще в границах ее стен или нет?
В любом случае, среди откровенных минусов был и плюс — их передвижения не заметят.
Линн неосознанно провела пальцами по гладкой грани гвоздемета, примотанного к правому бедру. Словно ища поддержки, нащупала с правой стороны наспех заточенный нож и двинулась по коридору.
— Спасибо за объяснение, — неуверенно прошептала она парню, в полной мере ощутив себя дурой.
Двинулись опять скопом, стараясь пробегать места телепортов тихо.
Они были уже между третьей и четвертой меткой, когда мимо промелькнул десяток боевиков. Направлялись они к выходу, и стоявших между телепортационными печатями немагов не заметили.
Мысль о слишком большом количестве вторженцев засела внутри Линн прожорливым клещом, увы, подумать про это не было времени. Вопросы сразу были затолканы поглубже, до лучших времен. Позже подумает на эту тему, когда выживет и отодрёт всех и каждого…
* * *
Ррухи со старостой не ушли далеко. Тихо пробираясь между кочками и прячась в тенях, они добрались до места, которое ещё пару дней назад было дырой. Деревья в этом месте были толще и ветвистее. Они гнулись друг к другу, тянулись ветвями, творя настоящий альков. Причиной тому было сто восемнадцатая песнь, которую еще на днях творила Хадиса. Дыру успели залатать, но ее кривые края даже в относительной темноте бросались в глаза.
Парень остановился в центре.
«Я займусь пробуждением... На тебе все остальное», — его голос опять шептал внутри, взгляд скользнул по ее лицу. — «Помни про касания».
Повернувшись к ней спиной, он опустился на колени в центре поляны и тихо замычал. Тонкие лучи света скользнули по земле, подсвечивая листья, обвивая стволы. По идее, ничего такого, чего Ррухи сделать не могла, он не попросил. Всего лишь охранять... Неустанно стеречь, прямо как сторожевая собака. Ррухи не обиделась, наверное, впервые за много лет. Она и была собакой, о чем никогда не стоило забывать.
Тихое гулкое заклинание вклинилось в тишину почти незаметно. Прочертило одну за другой окружности вокруг тела Хранителя, прорезало их лучами и завитками, образуя идеальную восьмиконечную звезду. Магическая пентаграмма под его ногами росла, охватывала каждый пожухлый лист, каждый ствол, оплетала каждую ветвь густой сеткой, словно сосудистой системой, по которой неслась энергия. А последней, как оказалось, у старосты было ещё много...
Яркость росла, и уже невозможно было списать ее на один из ручейков Огненной реки.
Ррухи напряжённо оглядывалась, каждый раз отступая от светящегося края растущего заклинания. Нервы натягивались струной, в ожидании ответной реакции...
Черную метнувшуюся тень Ррухи заметила не сразу, а когда увидела — было уже поздно уводить врага куда-либо. Тело противника перетекало из одной плоскости в другую, меняя позы и структуры, словно состояло из сплошного хаоса, не давая себя зацепить, пресекая любое воздействие на корню.
Ррухи злилась, ее морда вытягивалась, зубы безуспешно проникали сквозь чужую плоть, не нанося ущерба. Словно играясь, маг жалил ее заклинаниями, дёргал за волосы и смеялся.
«Касание...» — вскричал в голове голос Старосты. Звук оглушил. Противник полупрозрачной субстанцией оказался аккурат перед ней, резко раздался вширь и ввысь и раскрыл исполинскую глотку. Энергетическая пасть схлопнулась вокруг нее. Сквозь полупрозрачные стенки чужого зева виднелись отблески хранительского заклинания...
Казалось, она падает в бесконечность, безудержно кружась. Мир смазался каруселью, вышибая мысли на корню…
«Касание... Касание... Ксание... Ка-са-ни-е-е-е...» — чужой голос упал на повтор, безжалостно растягиваясь в замедленном звуке.
Ррухи заорала, выбрасывая руку вперед и находя упругую преграду. Руку обдало жаром. Яркая вспышка ослепила, в одно мгновение испепеляя врага.
«Не тупи!» — злился Староста. Его прерванная песнь застыла, а потом, возобновившись, загорелась еще больше.
Ближайшие деревья начали шататься, вырывая корни из земли и хлеща ими, словно плетьми. Тупить действительно было не время. Непрошеные противники стекались к ним со всех точек, явно намереваясь прекратить действо...
Зло дернув рукой, Ррухи явно ощутила стянутость собственной обожжённой кожи и скривилась. Стерпится... а может, и сладится.
Второе «касание» отдала не раздумывая и сразу, испепеляя противника в один миг. Осталось три касания, а позже шесть минут подзарядки. Целей же намечалось намного больше. Тело Хранителя засияло белым. Песнь вошла в свою кульминацию... Хранители, стянутые заклинанием последние пару дней, наконец начали действовать.
«Держи их, мы в зал», — змеей вился голос Старосты внутри ее головы, а Ррухи только рада была исполнить.
Впечатывая кулаки в противника, уходя от их выпадов, взметаясь в воздух, уклоняясь от заклинаний, выставляя щиты — она явственно вспоминала тренировки с Хадисой. Где-то там, на задворках ее памяти, вспомнились грустные глаза матери, безучастное молчание клана… Желание помочь ей смертью. Сейчас же эти воспоминания стирались в пылу драки, и уже амулет Горра не пугал, и татуировка на запястье не страшила… Боль трансформировалась в полыхающий синим камень. Камень — в удар. Остальное больше не важно.
Три касания разошлись быстро.
— Она нужна живой!!! — закричал кто-то. Но Ррухи было все равно. Защищая, свободно трансформируясь, перенимая стиль врага и постепенно выхватывая из вложенной феями памяти незнакомые ранее заклинания, она вдруг почувствовала себя абсолютно живой и цельной. Сила бушевала в ней, энергия витала вокруг настоящим светопреставлением.
Шесть минут и касание: первое, третье, пятое.
И снова шесть минут. Рука неожиданно упала плетью. Обожжённая кожа пузырилась и сочилась сукровицей. Чужое слаженное заклинание смяло ее усилия, словно бумажный лист, снося ее мощным ударом и волоча по опустевшей земле, отключая сознание…
* * *
Неизвестный ранее рычаг активизировал скрытый механизм заброшенного храма. Кубки задрожали, и внутренний круг пришел в движение, выплевывая в пространство с десяток каменных колон странной дуговой формы, словно желоба. Кровь Велены, успевшая пробраться в каждую щель, теперь стекала по их матовым белоснежным поверхностям вниз, застывая на полпути и иссыхая. Колонны не дотянулись до купола, застыв на полпути уверенным рассредоточенным кольцом. С внутренней выпуклой стороны каждая из них была испещрена специфическими желобами и пазами, фиксаторами.
Выбранных на роль батарейки выводили в зал по одному. Обнажали и подвешивали к изогнутой стороне колонн за руки, фиксируя обнаженные тела по всему периметру. Пять девушек и пять парней, как и подозревал Ананьев.
Он отстраненно смотрел на лица, выхватывая знакомые и не очень. Пятеро послушниц были разбавлены таким же количеством его лучших адептов, отчего хотелось выругаться. В противоположном конце зала виднелся Октопус. Оборот ему не удался, поглотители высасывали все, раз за разом возвращая его тело к человеческой форме, надо сказать, третий раз подряд, в результате чего Звездунов окончательно ослабел и уже не мог трепыхаться. Его абсолютно дикий взгляд блестел и полыхал... А толку от этого было никакого... Анонис, так и не дождавшись фееричного перевоплощения, стервенел, не находя подходящего времени для снятия наручников. Нож, как и прежде, утыкался в глотку, и порой чудилось, что кожу он уже прочертил и не единожды.
А действо между тем продолжалось.
Стоило последней батарейке оказаться на месте, как жрецы затянули песнь. Кожу каждого прикованного к столбу, словно острым лезвием, прочертили знаки и символы, охватывали завитками груди, а символами — живот. Кровь сочилась, стекала по ногам на пол, собираясь в желобки, смыкающиеся в центре зала, где малым кругом посреди набухающей лужи стояли шесть кубков. Обнаженная Хадиса Кирин стояла в этом круге безвольной куклой. Первый Репетитор ходил вкруг нее, зачерпывая мелким золоченным ковшиком из кувшина, который несли за ним следом, и поливал ее тело. Одежда его пропиталась кровью и липла к ногам.
Смысла в этом Ананьев не видел никакого. Игра и бутафория, красота процесса для зрителей. А если ли эти зрители? Наверное, есть...
За омовением пошло нанесение символов, которые Репетитор рисовал лично, смоченной в крови кистью.
Источник тем временем пульсировал, вспыхивал разноцветными красками, принимая страшное подаяние. Кирин не реагировала, полностью поглощенная наложенным на нее заклинанием подчинения.
Репетитор прошептал последние слова и вышел из круга. Его место занял другой человек, лицо его было скрыто под маской Многоликого, обнаженное мужское тело, загодя расписанное символами, было возбужденным. Стоило ему зайти внутрь и коснуться лица Кирин, как источник вспыхнул алым, ударил лучом в их тела, и такой же луч прошил тело Звездунова, который захрипел, вскидывая голову и закатывая глаза. Свет пробирался сквозь раны, глаза, заткнутый кляпом рот... Словно под кожей Хранителя были не мясо и кости, а обычная лампочка. Вместо звука — свет, вместо слез — раскаленные железные капли…
Свою порцию лучей Ананьев тоже ощутил сполна абсолютным бессилием и истощением... Наручник все же звякнул, но это было уже неважно. Тело расперло, заставляя выгнуться в немом крике. Внутри бушевала тьма, застилая глаза и забивая собой глотку…
Колонны засветились, алые росчерки на телах жертв полыхнули ярким желтым, пробиваясь священным огнем из-под кожи.
Кубки с кровью наяд вспыхнули, медленно поднимаясь в воздух и превращаясь в яркие сине-зеленые огоньки, с каждым мигом они все быстрей кружились вокруг пары в центре, оттесняя их от бешенства, происходящего вокруг, закрывая непроходимым силовым барьером.
Ритуальная песнь вилась многоголосием. Общий зал ритуалов дрожал в неистовстве и крике от неестественности происходящего процесса.
* * *
Чиновники, застрявшие у входа в пространственный пузырь, озадаченно переваривали неожиданно изменившуюся ситуацию.
Машину накренило от резко увеличившейся в размерах аномалии. Два передних колеса теперь стояли на ее поверхности в полуметре от земли. Выбраться из машины-то выбрались, а вот сдвинуть ее с места не решились. Технические маяки утонули внутри Зоны препятствий. Верхний энергетический барьер натянулся, словно шарик, пробиваясь из-под земли и охватывая стенки аномалии.
Командир отряда хмурился. Кто-то из его ребят оказывал ему первую помощь, мастерски орудуя лечащими напевами и бинтами. Проход в аномалию тем временем медленно открывался, выпуская наружу колонну военных машин с соответствующими опознавательными знаками и маркировками Службы безопасности.
Колонну остановили, у Кирина были на то полномочия. Пока очередной представитель власти махал тщательно заверенной бумагой и требовал содействия, а сержант стервенел и требовал оставаться на месте, Хинеус задумчиво прошёлся вдоль колонны и заглянул внутрь Зоны препятствий. Несло оттуда, как всегда, дурным трупным запахом. А ещё там явно занимался рассвет... Удивительное ощущение, учитывая, что у них ещё даже не полночь.
Кирин хотел было вернуться назад, но в последний миг одна из татуировок на спине обожгла, заставляя крепко задуматься... Где-то внутри этих машин явно были особы из закрытого списка, и это очень явственно вносило диссонанс в мироощущение Хинеуса.
Глава 64
Глава 64
Окна машины были зарисованы витражом, отчего невозможно было понять, что внутри нее или снаружи. Темноту разряжала тусклая лампочка, ввинченная над головой желтоватой звездочкой. Горр сидел напротив Рубина с накинутым на голову мешком, связанный по рукам и ногам. Ему сегодня везло на мешки, однозначно. Парень бесился, дёргал то руками, то плечами, это уже порядком раздражало даже их пленников. Рубин же, наоборот, был без мешка, но при этом красовался металлическим кляпом в зубах. Слюна уже давно прочертила по его подбородку влажные дорожки. Он даже не пытался ее сглатывать. Возможно, это выглядело б даже пошло, если бы не было так страшно. Ррухи тяжело вздохнула, неосознанно скользя взглядом по его разобранному виду: растресканные губы, ссадины... Окровавленная сорочка болталась на локтях, руки связаны за спиной. Стянутые вместе щиколотки и колени делали его похожим на упитанную гусеницу. Хорошо, хоть штаны на месте были... Впрочем, он и так выглядел, как жертва домогательства Самсона.
Ее собственный кляп доставал своей длинной почти до миндалин, не давая толком шевельнуть языком. Челюсть болела, губы саднили. Связанные за спиной руки она почти не чувствовала ввиду усталости, равно как и ноги. Раздражающее состояние, только усугубляющееся постоянным дерганьем оборотня... На что он надеялся? На неведомого зрителя или на то, что энтузиазм и трепыхание пройдут сквозь любую преграду?
Замыкающим в их компании был здоровенный детина в военной форме. Ррухи видела его в охране Максимилиана, и это крайне озадачивало. Детина тоже крайне недовольно косился на очередное дерганье Горра, но больше ничем себя не проявлял, хотя вполне мог.
Машина остановилась. Горр в очередной раз замычал, дернув головой. Напрягся. Ррухи лишь печально вздохнула и поймала на себе сосредоточенный взгляд Рубина. Поежилась, понимая, что адепт тупо отхлопывает ресницами какой-то ритм...
Не ритм... Шифр...
Голова взорвалась от боли, и девушка невольно зажмурилась, чувствуя, как на лбу выступает пот. Ей казалось, что близняшки обняли ее и шепчут в оба уха странные вещи. Их знания разворачивались внутри необъятными блоками информации, поглощая сознание и внимание на корню... Она не видела, как хмурился маг, наблюдая за ней, и уж точно не могла прочесть его мысли.
— Открывай машину, — тем временем послышалось за окном, а дальше мир перевернулся ... Дно оказалось где-то сверху. Горр взвыл, что-то лязгнуло, и его увеличившаяся пасть прогрызла мешок изнутри. Выплюнув остатки кляпа, он ощерился странной, мало напоминающей волчью, мордой...
Рубин, в свою очередь, вдавил обе пятки связанных вместе ног в лицо соглядатая. Брызнула кровь. Горр сам упал на него сверху и вгрызся в его тело зубами, без труда разрывая чужую плоть. Ррухи невольно забилась в угол, наблюдая за двумя парнями.
Было страшно. Жёлтый камень на морде Горра полыхал. Такой же, но только красный, горел в спине Рубина. Чешуя пробивалась сквозь их кожу, обрамляя золотые завитки печатей, прорываясь шипами из позвонков и суставов…
На что ее подписал Староста?
Мысли текли, голова болела... Парни пытались освободить друг друга, припадая острыми зубами к связанным конечностям. Маг валялся мертвой тушей, заливая оказавшийся снизу потолок кровью. Машину опять качнуло, переворачивая в очередной раз...
Ррухи сжалась, а после почувствовала, как полыхнула ее собственная обожжённая рука. Веревка, вспыхнув, лопнула. А девушка этого даже не почуствовала.
— Сдохнет… — процедил Рубин, рассматривая начавшую трансформироваться Ррухи. Рука ее покрылась черной чешуей, все еще продолжая сочиться лимфой. Прорвавшийся на локте костяной нарост окрасился кровью разодранной кожи.
Горр хмурился, начиная припоминать ее первую реакцию на его амулет. Тогда ему казалось, что причина в ней самой, а не в его амулете. Как же он был не прав. Все произошедшее перевернулось с ног на голову.
— Выживет, — уверенно возразил он и коснулся измененной золотистой рукой ее исказившегося лица. — Где болит?
Его умение лечить теперь было весьма кстати.
— Лучше спроси, кто ей артефакт дал, — процедил Рубин. Из его рта неожиданно вырвался раздвоенный язык, пробуя воздух на вкус. Вокруг доносились звуки боя, и машину опять качнуло. Упершись руками в стенки салона, адепт начал выбивать ногой дно…
* * *
В какой миг все изменилось?
Кирин не мог сказать, была ли то слаженная реакция прибывшей группы реагирования на челе с командиром, или же причиной стал сержант?
А может, причиной стала собственная невинная просьба?
Жахнуло одновременно и со всех сторон. Часть машин прорвалась и скрылась в ближайшей пространственной печати телепорта. Вторая часть, попав под удар со всех сторон, разметалась во все стороны, словно бумажные шарики.
Земля дыбилась. Каменные големы, оседланные странными хитиновыми существами, поднимались один за другим, словно ожившие солдатики из игрушечного набора. Круг замкнулся, и вырваться из него было все равно что вылезти из глубокого котла, который забрасывают горящими спичками, с той лишь разницей, что големы создавать огонь не могли и вместо этого орудовали массивными глыбами, которые без стеснения поднимали и бросали.
Увернуться от куска горы не так-то и просто, и даже если создать среднестатистический щит — он не поможет. Впрочем, Хинеус Кирин никогда не создавал среднестатистические заклинания. Да и прекрасно разбирался в частотах, нужных для того или иного эффекта.
Кирин выл, второй раз за эти сутки. Распростертые в разные стороны руки удерживали огромный защитный барьер, светящийся в ночной темноте чуть голубоватым светом. Кусок десятиметровой глыбы, вовремя остановленный и нависшей над головой, с шуршанием сполз наземь. Второй так и остался висеть наверху. По-хорошему, его надо было бы оттолкнуть, но сменить октаву не получалось. Глотку, не привыкшую работать без распевки, саднило. Рядом под аналогичной глыбой была расплющена пара человек, очень явственно демонстрируя цену ошибки.
Камень продолжал висеть, и этот факт заставлял терпеть. Дело Хранителя — щиты а не атака, остальное за Раздорцами. Последних в их компании было много: целая группа реагирования и десяток человек под началом сержанта. Техники не считались. Одновременный ветряной залп Раздорцев пошатнул нависшую каменюку, и она все же скользнула вниз.
Инженеры, не обращая ни на кого внимания, натянули респираторы и слаженно перенастраивали маяки внутри Зоны препятствий, готовя их для переустановки на новой границе раздавшегося вширь барьера.
Их бойня не касалась и не интересовала, что выводило ум начальника дворцовой охраны на новые уровни замешательства.
Голос Хинеуса начал дрожать, а барьер — истончаться.
— Приготовься, вздох! — гаркнул командир.
Кирин наконец умолк и вздохнул полной грудью. Бойцы активно нападали, но на рожон не лезли. Их защита без Хранителя не работала. Големы ревели, медленно теряя в массе, забрасывая камнями, которые вырывали из своих же грубо собранных тел.
В последний раз вздохнув полной грудью, Хинеус опять набрал полную грудь воздуха и выдал тонкий, почти комариный писк.
Белоснежный щит раскрылся над ним цветком, а потом упал покрывалом на каждого дайкирийца, окутывая коконом.
— Маяки готовы! — крикнул кто-то из инженеров. Проделанный ранее вход раздался вширь, дыхнул смердящей утробой. А вместе с вонью из его нутра хлынул целый рой панцирных крылатых фей пятого уровня трансформации...
Словно издеваясь, из одной из перевёрнутых машин вылетело дно, и наружу вылезла потрепанная тройка частично трансформированных мальцов, сияя магическими камнями. Татуировка на плече Хинеуса опять обожгла, отчего барьеры, удерживаемые Кирином, дрогнули.
Феи, больше похожие на исполинских богомолов, атаковали, а потом начали вспыхивать одна за другой, словно обожжённые огнем мотыльки.
* * *
— Эй... Влад... — голос Самсона пробирался сквозь вой песни необъяснимым шепотом. — Очнись...
Влад хмурился. Чудилось или нет, но голос требовал вещей, которых делать не хотелось.
— Отстань, — прошептал он. Понимание, что он больше не стонет и не поглощён болью, ещё не пришло. Взгляд выхватывал подвешенные за руки тела, кровавые обожженные росчерки на поверхности чужой кожи, тяжело вздымающиеся грудные клетки... О каждом и о каждой он мог что-то да сказать. Сплошь были знакомые лица с отпечатком безысходности, и от их вида хотелось сдохнуть. Безнадежно испорченный источник переливался черным и красным, погружая зал в удушливую воющую тьму и уродливость процесса.
— Влад... — Самсон на самом деле кричал сквозь гул и вой, сквозь подымающееся из центра силовое торнадо и безжалостные порывы ветра. — Влад!!! Найди Кирин!
Найти Кирин?
А сможет ли? Благо, руки для этого не требовались. Последние безжалостно ныли от неудобной позы.
Адепт зажмурился и прошептал заклинание, представляя ее лицо... Словно издеваясь, перед глазами выворачивалась сцена в палате: ее скованное льдом тело и бедра, обтянутые черным кружевом...
Самсон с его влиянием порой раздражали... Особенно в такие моменты. Он отчаянно попытался мысленно повернуть Хадису к себе лицом...
— Влад... Быстрее!!!
* * *
Вода лилась по плечам, потом порхала кисть. Прикосновения будоражили. Но как бы она ни старалась — ни отреагировать движением, ни сфокусировать взгляд не могла. Вода утекла, а кисть, сделав последний влажный росчерк, — исчезла. В тесном мире ощущений появился ещё кто-то...
Кожа... Слово вспыхнуло в сознании Хадисы ярким росчерком, сигнализируя о прикосновении. Едва ощутимое касание к щеке заставило отреагировать и попытаться рассмотреть. Ее поддетый расплывчатыми бликами взгляд не выхватывал ничего, кроме неясного силуэта. Ладонь скользнула ниже, очерчивая скулу, шею, ключицу. Осторожно, почти не касаясь, теплые пальцы очертили ее грудь, ощутимо сжали ребра, двигаясь ниже, к талии, и упираясь меж бедер горячей плотью. Она попыталась отстраниться, но непослушное тело двигалось слишком лениво, скорее распаляя незнакомца, нежели отпугивая его.
«Открой глаза», — шептал чужой едва уловимый голос. Самсонов... Слегка тревожный и отдаленный, словно смазанный расстоянием.
— Не противься, — совсем тихо прошептали на ухо прерывающимися тишиной звуками. — Отдай себя.
Яркие образы хлынули в сознание потоком. Казалось, она снова внутри Линн, поддающаяся напору и неуемному желанию.
Чудился Самсон. Теплые губы, целующие с легкой улыбкой, татуировка на правом боку под ребром... Такая, которую она увидела впервые в палате... Ее грани мерцали и притягивали взгляд... Но как она ни пыталась — не могла коснуться. Вот она видит, а вот ее и нет...
Горячая плоть дразня скользила меж ее зажатых бедер, напрашиваясь на закономерные реакции... Свет ослеплял, смазывая неясные тени и блики, оставляя для осознания лишь присущую прикосновениям чувственность. Мысли таяли, а мир переворачивался, становясь металлически влажным и твердым, сужался до скольжения обнаженной кожи и густого запаха мужского возбуждения.
Ее же собственное тело молчало, словно покрытое коркой льда. Ласка не получала отклика, и это заставляло думать... Мысли стали четче, а неясные блики начали очерчиваться во вполне понятные вещи. Яркий огонек в чужом теле пульсировал. Запрятанный в странную костяную клетку, он вытягивал ее сжавшуюся в испуге сущность, словно черная дыра.
Потянулась, чтобы потрогать, прорываясь сквозь упругую преграду, выламывая толстые прутья. Огонек вспыхнул, а потом сжался, неожиданно тускнея.
«Хадиса, открой глаза...»
Послушалась... Взгляд выхватил черную маску с ужасным кричащим лицом, измазанное кровью тело, собственное запястье, погруженное в это тело. Казавшимся ярким «огонек» испуганно бился в руке, неистово пульсируя, захлебываясь от ритма и агонии...
Воспоминания нахлынули разом. Ветер неистово трепал ее длинные влажные волосы. Собственная сила полыхнула по коже. Взгляд скользнул по телам, висящим вокруг нее, выхватывая знакомые лица послушниц, адептов… Самсон смотрел на нее слишком внимательно и довольно улыбался… Влад, наоборот, хмурился, из последних сил удерживая манипулирующее заклинание. Рука Хадисы, подчиняясь его воле, дернулась назад, вытягивая за собой чужое сердце.
Песнь захлебнулась, шар над головой продолжал искрить черным, пробиваясь красными разрядами. Надменное выражение сползло с лица Репетитора.
Что-то пошло не по плану.
Он обернулся и понял, что жрецы начали оглядываться… Новая звонкая песнь оглушала. Стройные девичьи голоса, низкий басовитый гул... Корни врывались в зал изо всех трех ходов, доступных из Академии.
Ананьев без особого удовольствия поднялся на ноги. Энергетические лучи, прошившие его насквозь, лопнули, словно натянутые струны, оставляя после себя лишь прожжённые насквозь раны. Тьма уже пробиралась изнутри, вытягивая тонкие щупальца и сплетая на их месте черные латки. Раздорец, пошатываясь, прошел в противоположный конец зала. Фыркнул, всматриваясь в абсолютно безучастное лицо Звездунова, и обошел его. Пожеванный кляп валялся рядышком, правда, Хранитель этого, судя по всему, даже не заметил.
Анонис сорвал ошметки сорочки с его спины, внимательно рассмотрел татуировку, а потом прочел заклинание, выведенное на нем. Его руки почернели, потом стали бесплотными, словно сотканными из черного дыма.
— Безвольная дрянь... — прошептал Кнут, погружая свои черные неосязаемые руки в его спину. Звездунов заорал. Татуировка вспыхнула. Белый свет ударил по глазам. А в следующий миг Ананьев вытащил наружу светящийся сгусток, за которым из тела Хранителя потянулись тяжелые энергетические цепи.
Глава 65
Глава 65
Вихрь в центре зала нарастал, скрывая Хадису Кирин, склонившуюся над мертвым телом ее пожирателя. Репетитора отбросило из круга. Лучи познавшего смерть Источника рассекали все вокруг, обжигая…
В руках Анониса Ананьева, словно звезда, сияла память Хранителя. Октопус Звездунов на ее частичное отсутствие все еще не реагировал, что откровенно раздражало Раздорца.
За спиной пробежала Линн, размахивая металлической штуковиной, выбивая ею чужие зубы и глаза. За ней тянулась толпа немагов, орудуя своими амагическими приборами.
Корни и ветви хлестали по обессиленным ритуалом жрецам, обвивали и ломали их, словно кукол, превращая в сплошное месиво, и медленно оплетали зал живым дышащим деревянным коконом. Некоторые тянулись к вихрю, в котором застряла Кирин, или Источнику, но их сразу разрывало на щепки. Щепки на скорости вонзались в кожу, дополняя бушующий вокруг Хаос новыми штрихами.
Ананьев не реагировал на творящийся вокруг бедлам: он слишком устал, и кости откровенно побаливали. Его отросшие волосы трепало, на коже проступила чешуя, защищая от щепок и обжигающих лучей Источника.
Сгусток в его руках начал менять форму и вскоре очертился белоснежными гранями книги. Белые цепи натянулись. Октопус, все еще распятый энергетическими лучами Источника, захрипел, вскидываясь в немом крике. Миг — и его глаза закатились, голова тяжело упала подбородком на грудь. Опустив на его затылок книгу, Ананьев обслюнявил палец, отчего черная бесплотная поверхность затянулась обычной кожей, и открыл энергетический фолиант.
Кодекс послушно шелестел страницами под его пальцами.
— Ненавижу выполнять чужую работу, — вздохнул Раздорец, находя нужную песнь. Дыхание Звездунова сменилось, затылок дернулся. Похоже, Хранитель начал приходить в себя. Склонившись над ухом начавшего дрожать Октопуса, Ананьев прошептал:
— Ну что, куколка, запоем?
Звездунов слабо повел головой. В скосившем в сторону глазе наконец промелькнуло сознание.
— Горло саднит? Бедолага… Столько часов такие толстые вещи в зубах мусолить... — продолжал подначивать Анонис, цедя слова с откровенной изощренностью. Световой луч скользнул по лицу Звездунова, оставляя за собою жженый росчерк. Тот лишь слегка вздрогнул, на миг прикрыв глаза.
— Иди жрать кактус... — прохрипел он, окончательно очнувшись.
— Это такое особое хранительское пожелание, как трахнуть ежа? Откровенно говоря, удовольствия мало что в первом, что во втором случае.
Лучи, державшие тело Звездунова недвижимым, наконец лопнули, отпуская его в свободное падение. Упасть — не упал, но раком встал хорошо. Ананьев оценил и упёрся пяткой ему в копчик, выводя Хранителя на новый уровень охренения.
— Не торопись, Звезда, боюсь, для хранительских примочек мерзость не сгодится.
Звездунов вскочил как ужаленный. Книга, вытащенная из его тела, продолжала мерцать в руках Раздорца. Белые цепи, соединяющие ее с Хранителем, провисли и истончились.
Ананьев при всем сказанном оставался предельно сосредоточен.
— Я, между прочим, твою репутацию сейчас спасаю…
— Чистого порыва души достаточно... — сдавшись, выдохнул Октопус, а после накрыл руку Анониса своей. Его ладонь вспыхнула белым, переплетаясь с черными крепкими пальцами Кнута.
Разнонаправленная энергия диссонировала, но тем не менее сплеталась воедино, словно дикая поросль вьюнка.
Тело Репетитора коробило, как и многих подконтрольных ему же жрецов. Их плоть трансформировалась, обнажая хитиновое нутро. Вихрь в центре зала нарастал, поднимая с пола кровь, подобно морскому смерчу.
— Линн!!! — вскричал Самсон. — Не дайте им трансформироваться!
Песнь Ананьева оглушила фальшивыми нотами. От Раздорца другого и не ожидалось. Под ногами вспыхнула алая печать. Энергетические страницы Кодекса перелистывались одна за другой, дополняя происходящее светопреставлением на лицах обоих мужчин. Вихрь вытягивался вверх. Источник, наоборот, сжимался, плотнея и треская, втягивая свои жалящие лучи обратно.
Звездунов, отдавая остатки того белого, что в нем оставалось, чувствовал, как растет внутри тьма, и напряженно следил за происходящим.
Адептка Линн, прорываясь вперед, оседлала один из хранительских корней, и ее на полной скорости понесло к оставшимся фейским тварям. Корни и ветви под их ударами рассыпались пеплом, успевшие развоплотиться послушники, словно послушные куклы, оборачивались против своих.
Репетитор хохотал, чувствуя всеобщую беспомощность.
— Все уже предрешено! — вскричал он. Вихрь за его спиной наконец достиг Источника, и тот вконец застыл, превратившись в гладкий шар.
Несшуюся к нему Линн на корне бывший жрец воспринял как очередное недоразумение. Корень под ногами девушки вспыхнул. Успев подпрыгнуть, она, совершив сальто, увернулась от энергетического заряда и приземлилась перед Репетитором.
Гвоздь вдолбился аккурат в лоб, запечатывая радостное предвкушающее выражение на его лице как окончательную предсмертную маску. Нож, наспех выточенный из напильника, резко прошелся по толстой шее, почти идеально копируя смертельную рану Велены и пуская нечеловеческую желтоватую кровь.
— В Преисподней поржешь, сука, — с чувством прошептала Линн, отталкивая погрузневшее тело ногой, аккурат в центр малого ритуального круга.
Ананьев продолжал петь. Алая печать под его ногами росла, распространяясь по залу, и наконец охватила каждое мертвое нечеловеческое тело, испепеляя до последней энергетической структуры.
Шар, в который схлопнулся Источник, прочертили силовые завитки заклинания. Плотная поверхность треснула и начала соскальзывать со все еще трепыхающегося энергетического нутра.
Последний жрец пал. Корни и ветви начали оборачиваться в людей.
Вихрь оседал, освобождая из своего плена Хадису. Полностью обнаженная девушка, испачканная кровью, сидела на коленях возле несостоявшегося пожирателя и все еще держала в своих руках его сердце. В груди ее жертвы черной проломленной дырой зияла рана. Маска Многоликого была сдвинута с искаженного мертвого лица Максимилиана Дрейка.
Повисшая всеобщая тишина оглушила. Рука, в которой Линн все еще держала гвоздемет, опустилась, а пальцы разжались, отпуская оружие. Звук падения разнесся гулким эхом по черным альковам.
Ананьев молча захлопнул энергетическую копию Кодекса. Звездунов сполз на пол, уже не чувствуя, как призрачные цепи втягиваются назад в тело, а отобранная Раздорцем память возвращается на законное место в его голове.
Развернувшись к повисшему на цепях Самсону, Линн быстро его освободила и потянула за собой.
— Дай мне упасть, Линн... — тихо прошептал он.
— Позже упадешь, я хочу трахаться, — зло процедила она и грозно посмотрела на него. — Или ты против?
Виртуозов тяжело покачал головой: хочет трахаться — пусть трахается, любой другой экзекуции сейчас он точно не выдержит.
— Что-то я не вижу энтузиазма... — грозно прошептала она, щурясь.
— Линн, сжалься над ним, дай хоть поспать, — вклинился Влад, которого уже успели освободить.
— А ты не лезь, иначе третьим будешь.
— Кажется, его это не испугает, — заметила одна из послушниц, потирая освободившиеся руки.
И по залу прокатился тихий, уставший, поддетый нервами студенческий смех. Это уже позже в одном из альковов найдут тело Веленки, и Камилла прольет немало горьких слез на плечах Влада, а потом бросит его в очередной раз.
Смешно было не всем. Смерть блуждала в глазах и Звезды и Кнута. Хадиса, все еще держащая в руках мертвое сердце Его Высочества, без каких-либо эмоций на лице вложила его назад в рану и прикрыла маской его лицо.
Источник, обычно хранящий равновесие, теперь был перенасыщен смертью и ставил под вопрос возможность проводить здесь целительские или хранительские ритуалы.
Да и кому проводить? Октопус чувствовал, как почернело его нутро. Как темнота добралась до каждого светлого зерна, что в нем было. Жреческие качества, которые всегда претили.
Красная птица залетела внутрь и сделала круг над головами. Линн вскинула руку, и та уверенно села, впиваясь острыми когтями в ее плоть. Следом в зал уже спешили очухавшиеся студенты медицинского, слаженной гурьбой перли бойцы в спецовках Службы Безопасности.
— Как всегда тормозят, — хмыкнул Ананьев, наблюдая разворачивающееся перед глазами действие.
Мелькнул начальник дворцовой службы охраны, поспешно накинувший на сестру потрепанный пиджак, а после склонившийся над трупом Максимилиана.
— Когда все утрясется — проведешь ритуал, — тихо прошептал Октопус Кнуту. Взгляд его был непривычно тяжелым. Отделившийся от отряда человек с перебинтованной рукой уже направлялся в их сторону, явно намереваясь задавать вопросы.
— Какой? — Анонис и сам смотрел в сторону надвигающегося командира.
— Подключишь Источник к моему энерготоку, может, удастся хоть немного уравновесить его.
— Он выпотрошит тебя, — заметил Ананьев, ничуть не сомневаясь ни в этом, ни в том, что поможет ему с задумкой лично. — И на порядок приблизит к черной колыбели.
Он наконец взглянул на Хранителя.
— Пусть, — прошептал Звездунов. — Не выпотрошит Источник — выпотрошит очередная служба…
Представитель той самой очередной службы наконец подошел и представился, протягивая руку для пожатия. Судя по потрепанному виду, досталось сегодня не только Академии.
* * *
Солнце медленно поднималось, окрашивая воскресное небо теплым розовым цветом.
Краски прошедшей ночи смазались в памяти, оставляя за собой только вопросы. Сплошные «почему» множились, и вишенкой на торте было имя Максимилиана Дрейка, которому случайно вырвала сердце Хадиса Кирин.
А случайно ли?
Девушка не призналась, что ее рукой управлял Влад Мухотряскин, посчитав, что если он захочет — скажет сам. А считанная с нее память отображала больше визуальной, нежели мысленной информации. На большее Хинеус Кирин не дал добра, самозабвенно используя все доступные ему рычаги и право куратора, коим являлся для своей сестры.
Усиленной работой факультета хранителей семейного очага Эвересте вернули некое человеческое подобие, и она, после неприятной процедуры считывания памяти, сидела в репетиторском кабинете и отстраненно скользила взглядом по сохранившейся здесь роскоши… В ее собственном же кабинете в ковровую дорожку были втоптаны ошметки мозгов Диндинуса, что делало пребывание там слегка неприятным.
Голопроектор и две коробки маг-кристаллов так и не нашли. Забрали ли их нападавшие, или спрятал кто-то из своих — оставалось загадкой. Память Эвересты Борин сильно пострадала из-за трансформации, и по этому поводу она молчала. Женщина не помнила ни как выжила, ни как стала птицей. Единственное, чем она могла порадовать наполнивших Академию следователей, — так это безобразной учебной неделей, полной всевозможных казусов и претящих учебному процессу действий. Несмотря на это, даже следователи отметили, что каждый спорный момент бардака в ее памяти ознаменовался слаженной работой отгулявших в этом бардаке студентов. А потому будущее пополнение в государственные службы вселяло в равной степени как светлую надежду, так и сильные опасения.
Особой проблемой стала пропажа целого склада экспериментальных артефактов, создаваемых под началом мастера Кризопраза Волосянова. Подвалы, в которых находилось сердце системы безопасности, были безжалостно выпотрошены и вывезены вместе со студентами и самим Кризопразом. Часть из них у фей отбили на границе Зоны препятствий, часть упустили. Массовое похищение было делом государственной важности. Однако оставался вопрос: «А с какой целью?» Очень сильно тянуло терроризмом. А раз так, вскоре выдвинут и требования… Или не выдвинут, если цель исключительно ритуальная…
— Будем надеяться на лучший исход, — прокомментировал произошедшее Хинеус Кирин. Они расположились в кабинете Репетитора: сержант, командир, ректор и два декана. Места хватило всем, так что сидели, обсуждали и связывали произошедшее воедино.
Получалось спорно.
Пока службы бросили все свои силы на решение проблемы с нетопырями, а ВАДИМ развязывала непривычные задачи, такие как покушения, наркота и коконы с прорванными барьерами — преступник спокойно вершил свои дела под самым носом, действуя абсолютно открыто и прикрываясь государственными корочками.
Особо изощренным оказался ход с журналистом. Ведь именно опусы «Столичного вестника» и стали основным тормозом в действиях государственной машины, из-за чего Служба координирования подвисла, не успевая обработать все запросы сразу.
Чего уж говорить об Академии, которая бросила все свои силы на поимку «писателя». Особой темой стал и план поимки, утвержденный Главным репетитором, который, как оказалось, тоже ушел в массы для «почитать и потешиться». Теперь Ученый совет Дайкирии ждали встряска и полное преобразование. Императорская подпись, между делом, с документа исчезла, хотя и осталась в памяти не только Борин, но и преподавательского состава.
На этом понятные вещи в этом сложном деле заканчивались.
Как ни странно, свои соображения первым внес Ананьев, крутя в пальцах медальон, одолженный у Трахтенберга. Вещицу стоило вернуть ее владельцу, о чем вполне категорично намекнул Хинеус Кирин, запретив Раздорцу экспериментировать с чужими артефактами и лепить их «кому-либо» и «куда хочется». Идея с «куда хочется» была интересной, но Кирин был прав — ломать вещицу Его Высочества Рубина было слегка не с руки.
— Основное исполнительное лицо у нас — Репетитор… — начал Анонис, внимательно смотря на Кирина. — Он утвердил перевод девочек. Он же просил содействовать правильному пробуждению сущности, предоставил соответствующие препараты, гасящие резонанс между вашей сестрой и Виртуозовым.
Хинеус слушал молча, раскладывая каждую фразу по полочкам в своей голове.
— Он же инициировал проверку наркотического вещества, по которому у меня готов целый отчет.
— Вас это не удивило — проверять наркотик? — наконец поинтересовался Командир, имя которого Ананьев благополучно забыл, сразу после знакомства.
— Ученый совет часто перенаправляет всевозможные вещи на исследование в полевых условиях, — прошептала Эвереста Борин. — В договоре каждого студента этот момент прописан. Так сложилось исторически и всех устраивало. Причина тривиальна. Близость Источника и как следствие — высокие магические потенциалы, высокая живучесть обьектов испытаний, а при наличии мощного медицинского факультета — стопроцентная выживаемость. Количество и разнообразность разумных видов вполне раскрывает исследуемые вопросы в полной мере и позволяет составить алгоритмы действий.
Не сказать, что ей удалось обелить Ананьева, или что ей самой был приятен факт его пособничества преступнику… Но после драки кулаками не машут. Никто и не ожидал такого поворота.
— Кстати, о Первом репетиторе, — взял слово Командир, хмуря свои черные брови. Чем-то он напоминал Эвересте Диндинуса своими правильными чертами лица, но она поспешно прогнала от себя эту мысль. — Последний, как оказалось, уже полторы недели как мертв. А то, что так красиво пристрелила адептка Линн из гвоздемета, — человеком вообще трудно назвать…
— То, что пристрелила адептка Линн, — прошептал Октопус порядком севшим голосом, — было разумным насекомым. Проще говоря, феей… Вместе с Хадисой Кирин этих особей на факультет поступило целых две, и в первый же вечер они свалились от запрещенной в Академии медитации. Последнюю ради них разрешил все тот же Репетитор…
Феями оказалась большая часть жрецов, ведущих ритуал, хотя и остальных сущностей среди них было предостаточно. Феями были нападавшие возле Аномалии… Феей оказался каждый труп с завязанным на лице платком…
Наличие такого количества непохожих друг на друга фей не объясняло двух вещей: каким образом в центре ритуала оказался погибший Максимилиан Дрейк.
@темы: Кодекс Хранителя