www.diary.ru/~Tsunadestory/p170870288.htm
vkontakte.ru/topic-712843_25925764
animeblog.ru/view-41528.html
Автор: Key Lo
Бета: нет
Название: Милосердие
Фендом: Naruto
Персонажи: Цунаде, Дан, Орочимару,Джирайя
Жанр: Драма
Рейтинг: R
Предупреждения: Ship, ER , AU, Vignette
Размер: 2000 слов, 11402 знаков
Статус: закончен
От Автора: В этом рассказе я пыталась смоделировать ситуацию, которая чисто гипотетически могла оказаться одной из причин, по которым Орочимару стал тем, кем он является в каноне. Надеюсь, понравиться )))
Дисклаймер: все права принадлежат их владельцам
читать дальше
Милосердие
Это мир таков, или это я просто одинок в этом мире? Пытаясь понять один из аспектов собственной жизни, прихожу к выводу, что одинок именно я. Мир же, по сравнению со мной, пропитан самодостаточностью. Ему не нужны друзья, чтобы сходить вечером в парк, не нужна чужая жилетка, чтобы поплакать. Он просто живет собой ни шагом больше, ни мыслью меньше… Он выверен до самого малейшего кирпичика, уравновешен и до безобразия прекрасен.
Часть 1.
Страна Дождя была давно позади, как и Джирайя с тремя оборванцами, которых последний решил взять под свое отческое крылышко. То ли инстинкт брал свое, то ли мораль встала колом, но Орочимару не особо пытался понять мотивации друга. Цунаде, которая была его единственной спутницей на протяжении уже шести суток, низменно молчала.
Продолжительный день медленно приближался к ночи. Их пеший путь вел на восток, пересекая небольшую, но довольно жаркую каменистую пустыню. И только когда солнце, обагрив своими лучами заснеженные пики, уже почти спряталось за горным хребтом, они достигли неглубокого ущелья меж скал.
— Думаешь, мы правильно сделали, оставив его одного? — наконец спросила Цунаде, после того как был сделан привал. Орочимару как раз вытаскивал из вещмешка консервы, прикупленные по дороге.
— Переживаешь, что детки его угробят? — вопросом на вопрос спросил мужчина, протягивая ей металлическую банку с тушенкой. Хмыкнув, Цунаде взяла ее и принялась открывать ножом.
— Скажешь еще, — фыркнула она, принюхиваясь к содержимому банки. — Похоже, есть можно.
— На худой конец прожарим на огне, — пожал плечами Орочимару, открывая другую банку, — надо было убить тех оборванцев.
Цунеде хмуро глянула на него:
— Надо было убить, надо было прибить… — покривлялась она. — Ничего так, что это просто дети?
— Эта голодрань, Цунаде, откинула бы копыта на следующем повороте… — пробурчал мужчина, пробуя свой скромный консервированный ужин на вкус, — сорвали бы весь периметр, черти… Чего они только в эту тушенку пихают?
— Не ворчи, — чавкнула его напарница. — Не ты же с ними остался охранять линию. Тебе не помешает поучиться у Джирайи милосердию…
Подавившись водой, Орочимару расхохотался. Цунаде недоуменно на него глянула:
— Расшифруй, злыдень.
— Я намного милосерднее вас с Джирайей вместе взятых, — самодовольно заявил Орочимару, криво улыбнувшись. — Я не обременяю людей своими идеями.
— Ты то? — прыснула женщина. — А кто в пошлую субботу учил генинов правильным взглядам на жизнь, я что ли?
Орочимару даже бровью не повел на ее подколку:
— Я помогал им определится, это довольно милосердно.
— Ха! Милосердно подать старушке на хлеб и помочь вылечить ребенка от лейкемии.. А то что ты сделал это зомбирование, друг мой…
Исподлобья взглянув на нее, мужчина продолжил жевать тушенку:
— В твоем варианте милосердие вообще противоестественно. Абсурд, — протянул он. — Ты сейчас вылечишь десять человек и дашь им родить в будущем, они родят двадцать слабых человек, те родят сорок слабых человек. А слабый будет рожать от слабого еще более слабого человека. Это милосердие ослабляет нас физически. Физическая слабость ослабляет нас духовно, духовная слабость уничтожает ум. Милосердие… Полная деградация. Твое милосердие ведет к гибели, Цунаде.
— Слишком много демагогии, — пожала она плечами, нисколько не обижаясь.
— А я разве пытаюсь тебе что-то доказать? Убивать слабых и больных из милосердия правильно, — взглянул он ей в глаза, — это не претит принципам природы…
«Принципы природы… как законы джунглей» , — тихо фыркнув, женщина молча доела свой скудный ужин. Этой ночью ей снились беспокойные сны. Словно все существующие в мире кошмары решили в один час заполнить ее и так намаявшееся в этой жизни сознание.
Ей снился ребенок. Обычный, голодный... с отвисшим пузом и сочащейся сукровицей кожей. Ребенок смотрел на нее невидящими старыми глазами и усмехался совсем по-взрослому. Словно то и не ребенок был вовсе, а столетний старик.
Орочимару разбудил ее через несколько часов. Была уже глубокая ночь и ей, Цунаде, следовало сменить своего напарника и дать наконец ему отдохнуть.
Та ночь была не дольше остальных. Холодная, звездная, поддетая сизой паволокой полупрозрачных облаков.
Странное чувство неправильности, даже некого стыда, а может и вины, глодало Цунаде. Сейчас слова Орочимару, наложенные титрами на только что увиденный сон, приобрели совсем иной смысл… Прикрыв глаза, женщина неосознанно мотнула головой, будто таким образом пыталась прогнать навязчивую мысль.
Она давала людям шанс прожить жизнь… но не более. Так словно протягивала ребенку пустышку, которой он мог играться здесь и сейчас, но не мог унести с собой домой…
Волнение, неожиданно нарушившее ее душевный покой, не исчезало. Черные как смоль глаза, с потрескавшимися сосудами на белках, затянутыми катарактой зрачками опять смотрели на нее… Ребенок из ее сна опять глядел ей в душу сквозь эту звездную ночь; тяжело вздыхая, опять пронзал тело колючим холодным ветром. Словно сама Пустыня явилась ей в том видении, представ во всей своей безобразной необъятной людскому пониманию красоте.
Пришедший день пополнил собой склад самых трудных воспоминаний. За ущельем их ждали... Никакой военной романтики, воспетой бродячими менестрелями и старыми повидавшими жизнь скитальцами. В пылу сражения было трудно на что-то надеяться. Пыль вздыбилась, скрыв за собой нападающих, забиваясь в ноздри, под зубы... в легкие.
Душный ветер сбивал с ног. Атаки последовавшие следом были более чем ощутимыми… В такие моменты казалось словно в сознании отключается рациональность и человеколюбие позволяя применять к противникам не самые гуманные схемы действий. Осознание масштабов опасности приходит после и можно с уверенностью сказать: «Да. Тем утром им повезло вырваться из окружения живыми и устранить угрозу.»
Цунаде устав сидела на влажном от крови песке и отсутствующим взглядом смотрела на лежащего рядом парализованного Орочимару. Их взгляды пересеклись и тот лишь губами прошептал: «Уходи»… От осознания того, что именно он велел ей сделать, бросало в дрожь. Эта женщина не готова была так поступать. Но даже так на тот момент никто из них не брался прогнозировать: смогут ли они добраться до Страны Огня вместе.
Часть 2.
Последний вечер в этом каменном море… Пустыня, окруженная скалистыми вершинами и крутыми обрывами щелей, уходящими на несколько сотен метров вниз. Солнце только село и нагретый за день воздух еще не успел остудиться, забирая все тепло у земли.
— Брось… — послышалось над самим ухом. Нахмурив брови, женщина лишь шумно выдохнула, крепче цепляясь пальцами в свою ношу, — Цунаде…
Чужое теплое дыхание защекотало ухо. Руки, перекинутые через ее плечи безвольно висели, невольно царапая пальцами ее обнаженный живот. Раздраженно дернув головой, опять промолчала. Смешно, она бы в жизни не подумала, что когда-то будет тащить его на спине.
Длинные черные волосы, упав, заслоняли раскинувшийся унылый пейзаж. Тяжело вздохнув, Орочимару закрыл глаза. Не было сил не то что бы двинуть рукой, просто стряхнуть головой, что бы убрать челку. Наверное, за последние несколько часов слово «брось» было единственное, что он просил. И когда Цунаде останавливалась и все же бросала его на землю, ему казалось, что вот сейчас он увидит ее гордо вскинутый подбородок... а может и ссутулившиеся плечи; увидит, как она развернется и уйдет. Но эта Сенжу, словно насмехаясь, заставляла пить, жевать безвкусный сухпаек, снова подолгу взваливала его на плечи и уперто шла вперед.
— А я бы тебя бросил… — это было что-то новенькое. Пройдя еще два шага, женщина резко остановилась и, выпрямившись, отпустила руки, которыми поддерживала его… Послышался глухой удар о землю. Орочимару даже не охнул. Не оборачиваясь его напарница размяла плечи и просто ушла вперед, так и оставив его лежать на земле. Не интересуясь даже в сознании ли он после падения. Ее шаги стихли, а он и не пытался окликнуть напарницу, быстро все сложив в уме и приняв.
* * *
Иссиня черное небо, словно игрушка, украшенное до безобразия красивыми россыпями звезд во всем своем неподражаемом величестве возвышалось над головой. Было слышно, как перекатываются мелкие, почти сточенные в пыль камешки под скользящими движениями змей и юрких ящериц, как вдали потявкивают дикие собаки и тихо шуршат насекомые, не стесняясь ползать даже по лицу, заползая и в уши, и в ноздри. Ночью пустыня словно просыпалась и с еще большим рвением пыталась извести его.
Орочимару лежал, всматриваясь в это небо над головой, и не мог себя поймать ни на одной мысли. То ли не хотел, то ли просто не о чем было думать. Назойливая муха присосалась к щеке. А холод, пришедший вместе с этой ночью, сковывал, вводил в странное оцепенение и так обездвиженное тело; пробирал до костей, надоедая и сводя с ума, словно зубная боль.
Засмеялся, сначала тихо, охрипши, а после и вовсе на надрыве, звонко, словно сумасшедший. Она все же бросила, как и просил. Задыхаясь от собственного хохота, Орочимару громко и протяжно вздохнул, даже улыбнулся. Правда, не от хорошего настроения, скорее от безвыходного положения. Он не мог шевельнуться, что-то случилось с позвоночником в последней стычке возле ущелья, а может и с нервами. Цунаде говорила, что это поправимо, надо лишь достаться Конохи. Хотя, в последние несколько часов она лишь сопела, стиснув зубы.
Глаза начало жечь от этого бессознательного вглядывания перед собой. Щека занемела, словно в нее впрыснули добрую дозу новокаина. Почему-то представил себя в роли неплохого ужина перед сном. Чьей-то едой быть не хотелось, а противиться не выпадало возможности... Усилившийся ветер поднял пыль. Зажмурившись, мужчина чертыхнулся. Теперь, вдобавок, его глаза еще и слезились. Какой позор.
— Хоть бы уж кровь пустила из жалости, — невнятно прошептал он, не зная на кого злится: на себя за беспомощность, или на нее, из-за того что все же послушала его совета и ушла? И раз за разом, словно пытаясь найти ответы, а может и оправдания, проигрывал в памяти в ярких красках прошедшие сутки.
Истошный вопль противника, до сих пор звенел у него в ушах. Призывное животное Цунаде буквально растворяло и пожирало его живьем. А дальше… Орочимару поморщился, пытаясь вспомнить. Почему-то следующим он помнил то, как очнулся уже будучи верхом на Цунаде. Что-то она ему говорила, потом ворчала, а когда заметила, что пришел в сознание, поведала о его не завидном положении. Он очень часто терял сознание, и каждый раз, когда открывал глаза, понимал, что совсем не ориентируется : где они находятся. Переход этого пустынного перешейка, исполняющего что-то вроде границы между странами Ветра и Огня должен был стать их последним марш-броском. Дальше уже можно было бы расслабиться… Если бы они дошли. А судя по тому, что сама Цунаде хромала, это вряд ли случилось бы.
Отчего-то вспомнился их разговор накануне о милосердии… Усмехнулся. Милосердие не уместно, задание превыше всего. Задание превыше… Рядом неожиданно протрусил какой-то зверь. Зашипев сквозь зубы, Орочимару попытался пошевелиться, но тело и дальше безвольной тряпкой лежало, упорно не желая слушаться.
Почему-то припомнился остекленевший взгляд ребенка, найденного в одном из разбомбленных зданий за чертой деревни Дождя. Глаза навыкат, лицо замазано кровью, с отпечатками ладоней на щеках, заалевшими влажными прядями волос… И полудикая усмешка, исказившая уже посеревшее лицо…
Милосердие…
Если бы оно могло дарить бессмертие…
* * *
В следующий раз когда Орочимару открыл глаза откуда-то уже тянуло дымом, паленой шерстью и мясом. Дан тут же склонился над ним, поднося к его губам бурдюк с водой:
— Пей, — с некой задержкой велел он, приподнимая голову друга. — Осторожней, не захлебнись.
Сразу же подавившись, Орочимару закашлялся. Удивленный взгляд поднялся на неожиданного спасителя.
— Цунаде?
— Жрать готовит, — тихо ответил Джирайя, сидя неподалеку и хитро щурясь. Закупорив бурдюк, Дан отставил его в сторону. Скосив глаза на Джирайю, Орочимару уже хотел было спросить о тех троих сорванцах, которых Джирайя собирался обучать, но был отвлечен протопавшей мимо Цунаде.
Женщина явилась с казанком добротного вареного риса в руках и под пристальным взглядом напарников молча кормила Орочимару с ложечки.
— Счастливчики, реально, — усмехнулся Джирайя, поймав на себе скептический взгляд напарницы. Накормив Орочимару, женщина быстро куда-то утопала.
Проводив Цунаде взглядом, Дан повернулся к парализованному напарнику:
— По гроб жизни должен будешь, за то что она тебя на своем горбу вытащила. — без тени насмешки, заметил он и сменив тон с ноткой гордости добавил: —мы, кстати, решили пожениться. Она даже мне свой кулон фамильный отдала, — похваставшись, он вытащил из-под рубахи фамильное ожерелье Сенжу в подтверждение.
От неожиданности поперхнувшись, Джирайя в немом удивлении взглянул на не менее удивленного Орочимару и , пожав плечами, одобрительно похлопал Дана по плечу.
— Таки правильно, тебе давно надо было усмирить эту козочку, — усмехнулся он.
— Ну если бы он не подоспел, я бы точно не упустил такой возможности, — с издевательской ноткой протянул Орочимару. Он был сыт, даже немножко счастлив. Немой ужас прошлой ночи отступил на задний план и даже собственное парализованное тело уже волновало меньше — ведь точно вылечат...
Поставят на ноги и… нет, это не милосердие.. Орочимару содрогнулся от мысли что еще несколько часов назад молил о скорой смерти. Он не мог понять, почему Цунаде позволила ему поверить и боятся, что его еще живое тело растянут на части. И даже умом понимая, что он сам об этом просил, в глубине души он не мог простить ее. Ведь теперь ему до одури хотелось жить вечно…