Автор: Key Lo
Бета: Tulaga
Название: Неудачное свидание?
Фендом: Naruto
Персонажи: Цунаде, Дан, Орочимару,Джирайя
Жанр: Ангст
Рейтинг: R
Предупреждения: Ship, ER , AU, Vignette
Размер: 3288 слов, 17998 знаков
Статус: закончен
От Автора: пыталась обыграть тему неудачных свиданий и хеппи энда. Изобразила героев юными, еще не рассорившимися, еще дружными. Насчет самокопания Цунаде. Я не думаю что это уж слишком идет в разрез с каноном. Недоверие и любовь идут параллельно, порождая и ревность и «стены» меж людьми. Достаточно неосторожно брошенного слова чтобы чувства изменились. Красной тряпкой для Цунаде стали слова Дана, его мечты.
Честно говоря, первый раз пишу в таком жанре. Надеюсь заказчику понравится )).
Дисклаймер: все права принадлежат их владельцам
читать дальше
Неудачное свидание?
Чувство, что он отдаляется, появилось внезапно и с каждым днем лишь только усиливалось. Сколько Цунаде ни старалась, сколько ли ни занимала его времени, она все больше ощущала невидимую стену между ними. И уже ни встречи не радовали, ни тихие признания в любви. Их постоянные миссии и те редкие свидания лишь усложняли их и так в последнее время не очень тесное общение.
— Ты просто устала, — как-то раз прокомментировал Джирайя, подливая в ее чашку ароматный зеленый чай. — Думаю, вам с Даном просто надо укатить отсюда на месяц-другой, можно даже
на совместную миссию. Я поговорю с Сарутоби…
Они сидели в небольшом баре неподалеку от центра. Играла тихая музыка, приглушенный свет создавал дивную атмосферу.
Подняв на друга жалобный взгляд, девушка замотала головой и неосознанно схватила его за рукав:
— Не надо, прошу. Что он подумает обо мне? Я ведь… — зардевшись, прикоснулась свободной ладонью к горящей щеке. — Я просто не хочу напрягать его.
— Сенсея или своего парня? — сощурился юноша, и при этом в его глазах заиграли веселые искорки.
— Мы не…
— Ты влюбилась, Цунаде, а это вряд ли лечится, — вернулся к их столику Орочимару и поставил перед друзьями графин со странно пахнущей жидкостью. — А я предлагаю за это выпить.
— Типун тебе на язык, — нахмурилась девушка. — Я бесчувственна как пень…
— Ты настолько боишься чувств, что запрещаешь их себе, милая, а потому и чувствуешь, что между вами начались недоговорки. Проблема в том, что их автором на самом деле являешься ты, — вынес вердикт Орочимару и разлил по стопкам принесенный напиток.
— Итак, — поднял свой стаканчик с саке Джирайя и подмигнул напарнику, — выпьем за честность перед самими собой. Это и тебя касается, моя большегрудая подруга, — усмехнулся он.
— Да иди ты, — огрызнулась та, отмахнувшись и вмиг опрокинув свою порцию.
— Пригласи его на свидание, — предложил Джирайя, не обращая на ее тон внимания, — я дело говорю. Вот как увидишь, так сразу и пригласи. Ночку бурную устрой, завтрак приготовь и парочку силовых пилюль… Чтобы на миссии, когда будет жрать их, сразу вспоминал, кто их готовил.
Орочимару одобрительно кивнул и потянулся за графином.
Саке разошлось быстро, а слова обеих парней упали в хорошую почву. Скорее даже в очень благодатную. Была уже ночь, когда Цунаде возвращалась домой. В голове шумело, в глазах непривычно плыло. Она отказалась, чтобы парни проводили ее домой. Ей надо было подумать, и они в этом процессе были явно лишними.
Сейчас ее мысли были заняты лишь одним человеком, не трудно догадаться, которым именно. Дан был силен, нет иначе — Дан был неподражаем. Он был тем, кем хотелось упиться допьяна, кем хотелось наслаждаться, жить. Купаться в его взгляде и чувствовать его прикосновения. Волосы, словно текущие сквозь пальцы, прерывистый шепот, объятия, одно целое до самого конца. Он словно понимал с полуслова и мог развеять даже самое мрачное настроение, он был ее всецело.
Но мысль, что он не ее сказка, все больше поглощала Цунаде. Дан не мог быть идеальным, и каждый раз, будучи с ним, она ловила себя на мысли, что ищет подвох в их отношениях.
Возможно, причиной стало его признание, что он хочет стать хокаге? Возможно, у Цунаде бурная фантазия, но все же она была Сенжу и не самой дальней родственницей первого хокаге Хаширамы. Это глупое недоверие… Она плелась по немноголюдной улице, а перед глазами вновь и вновь всплывало его признание…
«Просто тебе хочется быть особенной. Тебе этого так хочется, что ты даже не заметишь, как навредишь себе», — кажется таким было замечание Дана. Когда он это сказал? В последнюю их встречу. Встречу? Перепалку… Нет, не перепалку, то был обычный разговор. Напрягая память, девушка припомнила тот туманный день, прохладную морось на щеках и его суровый взгляд. Такой муторный, пробирающий насквозь. Дан был неожиданно строг и холоден, словно читал в этот миг ее собственные мысли и подозрения. Цунаде так и не поняла, чем его разозлила тогда.
Прислонившись к стене, взглянула вперед. Кажется, она забрела не в тот квартал. Неяркие фонари слабо освещали широкую улицу, где-то неподалеку играла задорная музыка и слышался смех… Не о особо задумываясь, девушка пошла вдоль стены, осторожно переступая горбинки и ямки на избитом тротуаре. Путь был знакомым. Кажется, она один раз уже была здесь.
Сознание слегка прояснилось, когда она поймала себя на том, что стучит в чьи-то двери.
Резко развернувшись, хотела уже убежать, как за спиной послышался скрип. Нет, не надо этого, упрямо потопала в противоположном направлении. В глазах затуманилось…
— Осторожно! — поймав ее, парень помог выпрямиться. — Как же ты напилась-то…
Черный силуэт мужчины на фоне тусклого света... эти его длинные волосы. Ухмыльнувшись, Цунаде похлопала его по щеке и вцепилась пальцами в пряди:
— Пошли на свидание!
— Нет, мы пойдем спать, — пробурчал он, отцепляя ее пальцы от своих волос и подталкивая в направлении своего дома.
— Я не против быть снизу…
Ни слова не сказав, парень подхватил ее на руки и, зайдя в дом, направился в гостиную.
— Спать будешь на диване, — сухо объявил он, вваливаясь в темную комнату.
— А как же свидание?
— У меня завтра сложная миссия. Вернусь через неделю-другую.
— А потом? — девушка потянулась к нему руками, пытаясь обнять.
— Нет, Цунаде! И я прошу... Не ищи на свою голову проблем. Ты же девчонка, так веди себя как девчонка! — вывернувшись из ее объятий, юноша на ощупь вытащил из ближайшего шкафа одеяло с подушкой и кинул их на диван.
— Дан! Я же люблю тебя!
— Это всего лишь твоя фантазия, Цунаде. — успокаивающим тоном прошептал он, укрывая ее одеялом. — Спи.
— Дан…
* * *
Утро пришло неожиданно. Оно разогнало ночную темень и ворвалось в сознание звонким щебетом птиц. Начало сего дня было вовсе не радостным. Голова гудела от каждого звука, а внутри была странная пустота. Она не особенная. Она лишь хочет быть особенной. Как же это понимать? Ее бросили или намекнули, что ее родословная круче, чем она сама?
— Тебя несет не в ту степь, — послышалось сбоку. Вскинув голову, увидела в дверях Орочимару. Плюхнувшись обратно на диван, девушка раздраженно засопела:
— Я сказала это в голос? – наконец осведомилась она.
— И не только, — пройдя в комнату, ее напарник присел на краешек дивана и по-дружески улыбнулся: — Не вешай нос, подруга, просто здесь, как бы это сказать… Нашла коса на камень. Вы слишком гордые… Причем оба в равной степени.
— А что ты здесь делаешь? — прищурилась Цунаде, повернув к нему голову.
— А я здесь живу, — почесал он затылок. Непонимающе нахмурившись, девушка приподнялась на локтях и удивленно оглянулась:
— Действительно… А я что здесь делаю? — еще больше насупилась она. Орочимару тихо рассмеялся:
— А ты приперлась сюда через час после того, как мы все разошлись, ломилась тут в мой дом, признавалась в любви и звала на свидание, — пояснил он и, слегка нагнувшись, на самое ухо прошептал: — А еще ты желала быть снизу.
Оттолкнув его, Цунаде попыталась подняться с дивана, но неожиданно юноша поймал ее за талию и вернул назад.
— А я решил подождать, пока ты протрезвеешь, милая.
Получив звонкую пощечину, Орочимару опрокинул ее на диван, а сам направился к выходу из комнаты.
— У меня миссия. Надеюсь, за это время ты ни в чью, кроме Дановой, постель не попадешь, а то я пожалею, что вчера не воспользовался…
Увернувшись от летящей в него подушки, Орочимару довольно хохотнул и, помахав на прощанье рукой, покинул дом, оставив напарницу в гордом одиночестве. Цунаде готова была уже во весь голос выругаться от негодования, когда на втором этаже дома послышалась возня и чей-то девичий голос позвал ее напарника. Спустя пару минут по ступеням затопали босые ноги и в гостиную спустилась девчушка года на два моложе самой Цунаде.
— А Орочимару-кун… — растерянно спросила она, глядя на Цунаде во все глаза.
— Ушел на миссию на одну или две недели, — пояснила Сенжу, разглядывая незнакомку. — А ты здесь живешь?
— Да, мы с Орочимару-куном уже более полугода… — счастливо улыбнулась она. — Вы ведь Цунаде-чан, его напарница? Пойдемте, я вам чай приготовлю…
* * *
Цунаде порой чувствовала себя дурой. Нет, иначе. Она была даже очень уверенна в этом и даже порой шутила насчет того, какая она блондинка. И, тем не менее в ней нуждались. Или ей хотелось просто в это верить?
Новый день пришел так же тихо, как тысячи предыдущих до этого. Вот только атмосфера начала неуловимо меняться. Это дикое чувство напряжения, десятки нерешенных вопросов, давящих на сознание. На улице все меньше людей, шатающихся без дела. Все больше спешащих и выполняющих задания. Старый госпиталь в один миг начал превращаться в настоящую крепость, ничем не уступающую загородному домику самого Дайме.
Позже будет и мобилизация, и срочные эвакуации, и многочисленные отступления. День сменится новым, недели перерастут в месяца, и через ее, Цунаде, крепкие руки пройдет не один раненый. Готова ли была она к этому? Она на самом деле не понимала.
Сегодня, ближе к полудню, объявили собрание, и непонятно по какой причине девушка решила высказать свою мысль.
— Предложения есть? Предложений нет…
— У меня есть предложение! — ее звонкий голос разнесся над залом. Вскинув голову, один из советников заинтересовано взглянул вглубь помещения.
— Кто сказал? — послышался его тихий дребезжащий голос. — Поднимайтесь, чтоб мы вас видели, обрисуйте… так сказать.
Кресло слегка скрипнуло, и Цунаде вмиг возвысилась среди двух сотен человек. Отдав честь, представилась:
— Сенжу Цунаде, джоунин-медик, пятый взвод под командованием Кохару-сан.
Мимолетная улыбка проскользнула на лице советника, постучав пальцем по столу, взглянул на подчиненную:
— Сенжу значит таки… Ну говорите, Сенжу-сан, — наконец повысил он голос.
— Предлагаю при формировании боевых единиц включать в каждую одного медика. Это повысит шансы каждого звена на выживание, тем самым сократит потери в будущем, — коротко пояснила она.
— Предложение дельное, если глянуть с одной стороны, — подал голос другой советник. — Но только если взглянуть со стороны. Для начала, мы не наберем такого количества медперсонала. Далее, шиноби-медики всегда были и остаются слабым звеном любой команды. И, в конце концов, их обучение и обмундирование слишком дорогое и недолговременное, простите на слове, удовольствие.
— Вы хотите выиграть или сэкономить?! — не сдержавшись, выкрикнула она.
— Мы ценим твое мнение, Цунаде, — вмешался в разговор Сарутоби. — Капитаны команд, как вы относитесь к данному предложению?
— Я поддерживаю, готов содействовать, — послышался знакомый голос за спиной девушки.
Это был Дан.
* * *
— Спасибо… — Цунаде перехватила его у выхода из зала. Обернувшись, слегка улыбнулся и предложил прогуляться.
— Давно не видел тебя, была миссия? — поинтересовался он, но, скорее, чисто ради приличия, нежели из любопытства. Потому девушка просто кивнула. Перейдя улицу, направились к узкой каменной лесенке, ведущей в парк.
— А я вот вчера вернулся с границы, — прервал он молчание. Подняв взгляд, Цунаде невольно сглотнула.
— Как там? — банальный вопрос. Дан пожал плечами:
— Не особо, честно говоря... Кстати, по дороге назад встретил твоего напарника, Орочимару, кажется.
— Он что-то сказал?
— А он должен был что-то говорить? — Дан остановился и пристально взглянул на девушку: — Ты какая-то напряженная, Цунаде… Что с тобой?
— Я… — опустив голову, девушка запнулась и неожиданно крепко сжала ладони парня в своих. — Я просто... соскучилась. У тебя как сегодня со свободным временем?
— Не особо, — Дан даже не улыбнулся. Проведя ладонью по ее волосам, глубоко вздохнул и поцеловал лоб. — Завтра сложный день, надеюсь, ты понимаешь?
— Да, — кивнула она.
— Не грусти, прошу тебя. Будь сильной.
— Так говоришь, будто я...
— Давай, когда все это закончится, сбежим вместе, хоть на край света, — перебил ее Дан, проводя ладонями по ее щекам. — Что скажешь?
* * *
День опять не задался. Ближе к вечеру в Коноху пришло сообщение о стычках на границе страны Огня. Были жертвы. Джирайя приперся к Цунаде уже под градусом и с подарками.
Разместившись на кухне, девушка с неким унынием смотрела вовнутрь врученного ей бумажного пакета.
— А сегодня какой праздник? — без доли эмоций поинтересовалась она, выставляя на стол бутылку саке. Джирайя усмехнулся:
— А сегодня мы провожаем мирные деньки, моя большегрудая подруга. Война началась, — процедил он и откупорил бутылку. — И я, честно говоря, очень опасаюсь того, что нам придется увидеть. Сегодня команда Кушины вернулась неполной. Минато подавлен, представь, запер ее дома и сказал, что никуда не выпустит…
— Минато… это тот светленький паренек, да? — нахмурилась Цунаде, ставя перед другом стакан.
— Ага, ученик мой… совсем мальчишка, чтоб их за ногу. Если представлю что с ними, или с тобой, или Орочимару что-то случится, вот здесь все переворачивается, — хлопнув себя по груди, Джирайя грустно уставился в окно. — Честное слово, когда все закончится, устроюсь писателем порнороманов.
Фыркнув, Цунаде тихо рассмеялась:
— Скажешь еще… — улыбнулась она и положила голову на стол. Скосив глаза, смотрела на друга под невероятно неудобным углом и пыталась понять, как относится к данному известию. Нет, она не понимала. Или не хотела понять. Война… Что-то такое эфемерное, совсем чуждое. Цунаде боялась понимать это слово.
— Вот ты говоришь «гордое одиночество», — заплетающимся языком втолковывал Джирайя спустя два часа. — Гордый одинокий человек, он кто? Да он фонарь и похож на фонарный столб, как две капли воды. Светит на все с высоты, порой позволяя птицам с этой высоты срать. А самому невдомек, что что-то в этом его существовании неправильно, — ударил он по столу кулаком. — Достаточно перегореть лампочке, сдать нервишкам, закрыть глаза, и он уже ничего не знает об этом мире. До следующего фонаря не достать, а с теми, кто проходит мимо, сложно завязать разговор — скорее не поймут. Если фонарь упадет, его просто поставят на место. Стой, где стоял, человек, свети в пределах разумного. Не выделяйся, общество уже устоялось с максимальным минимумом твоего участия.
— А я человек-фонарь или еще не докатилась? — без тени улыбки спросила Цунаде, подперев лицо ладонями.
— Ты? — Джирайя на миг задумался и мягко улыбнулся. — А ты, Цунаде, круглая дура. Круглая, как вот эта пробка, — поставил он перед ней пробку от бутылки.
— Я крута, — невесело улыбнулась она.
— Врать не буду, люблю я тебя… а тебе просто пофиг, бегаешь за своим Даном. Как собака язык вывалила, ни черта вокруг не видишь. Одно прошу — в доску расшибись, но не сдохни на этой войне, лады?
— Лады, — выдохнула она, выпрямляясь и смотря ему прямо в глаза. Джирайя довольно усмехнулся:
— А теперь дай пять! — подставил он свою пятерню.
* * *
Да… она понимала. Она это понимала и вчера, и сегодня, и даже через неделю, когда в Коноху массово начали поступать раненые. И отчего-то стало невыносимо страшно, что вот так погибнет кто-то из близких. Ей уже хватало смерти дорогих людей, ей их так хватало, что она даже запретила себе думать об этом.
Этим вечером вернулся Орочимару. Явился весь побитый и сетующий на все подряд.
— Если приду домой в таком состоянии, то копыта откину до утра.
— Ты намекаешь на ту девчонку, с которой живешь? — усмехнулась Цунаде, промывая порез на его правом колене. Вскинув голову, Орочимару болезненно зашипел:
— А это она так сказала?
— Она много чего говорила, — улыбнулась девушка, забинтовывая рану. — Не знала, что ты с ней встречаешься…
— Да я даже имени ее не помню… — процедил он, заплетая свои длинные волосы в косу и откидывая за спину, чтобы не мешали.— Комнату ей сдаю, она готовит и дом убирает в оплату… Уже не знаю, куда ее сплавить.
— Неужто жалко? — усмехнулась девушка, переходя к перевязке еще одной раны.
— Мне, ее? Упаси… Просто привык, — фыркнул он в ответ и невольно поймал на себе пристальный взгляд.
— А никак две недели назад мне о любви разглагольствовал, — выдохнула Цунаде, отвернувшись. Орочимару протяжно вздохнул. Опять он сказал что-то не то. Подложив руки под голову, вперился взглядом в потолок:
— Знаешь, что меня бесит? — решил он развеять тишину. — Она всем «кун» говорит, даже сапожнику…
Звонко рассмеявшись, Цунаде уткнулась носом в ладони, тихо всхлипывая от смеха. Орочимару и сам рассмеялся и, погладив ее по голове, притянул за плечи к себе.
Такие дорогие друзья, такие крепкие объятия. Это не семья, это что-то более сокровенное, почти на грани проклятой любви, на грани доверия и ревности.
Для нее объятия Орочимару или Джирайи были более чем естественными, вроде нормы поведения, даже более – нормы существования, жизни. Такие теплые, уверенные…
Чмокнув ее в висок, юноша улыбнулся.
— Прошу тебя, не смей грустить, Цунаде, а то самому тошно, — прошептал он. Вскинув голову, девушка хитро сощурилась:
— Тошно? Гад ты ползучий, это тебе тошно? — смеялась она, начиная его щекотать. Расхохотавшись, юноша попытался увернуться, но не особо получалось. Наконец, грохнулся с дивана на пол, придавив ее собой.
— Я победил. Трепещи! — хохотал он, теперь уж щекоча ее, с удовольствием слушая ее веселый смех, скатывающийся на писк…
* * *
Что она сделала? А чего не сделала? А ведь столько еще можно было достичь, если бы она просто забыла о своих страхах.
Дан смог выкроить время для встречи лишь через несколько дней. Цунаде не понимала этого. Нет, иначе, понимала, но не принимала. Раз он любит, раз говорит такие вещи, то он должен стремиться уделить ей каждую свою свободную минутку. Его работа ничем не отличалась от работы ее друзей, все варились в одном котле, и девушка прекрасно знала, на что и как тратится рабочее время.
Она, конечно же, согласилась и шла на встречу, кипя от негодования, желая высказать все, что думает о его медлительности, о его многих обидных фразах, брошенных неделями ранее, о своих подозрениях… Но стоило увидеть его, как все, что она надумала за это время, опустилось тяжким грузом внутри, не желая выходить наружу. Еще один кирпичик в ее стене между ними. Надо было что-то делать. Надо было…
— Знаешь, порой кажется, что все это и не со мной происходит, — делился он. — Вроде и живешь, и стремишься, добиваешься, а толку. Все надоедает. Порой кажется, что я стою на вершине колокольни в центре вражеской деревни и ни прыгнуть, и ни слезть. И ждешь там до посинения непонятно какого дуновения ветра, — на миг умолкнув, убрал с лица прядь упавших волос. — А на самом деле и ждать не самый лучший выход. Хочется что-то изменить в этом мире. Сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы запомнили и не забывали.
— Хочешь прославиться? — тихо спросила тогда Цунаде, обдумывая его слова. Дан слегка нахмурился и покачал головой.
— Просто не хочу быть забытым. Не хочу исчезнуть, так ничего и не сделав, — прошептал он. Это было хорошее желание, она поддерживала его.
Ночь пришла как всегда тихо, застелив своим черным саваном небо. Не было ни Луны, ни звезд, лишь отдаленно мелькали молнии и натужно гудел гром.
— Хочу тебя, — этот его шепот, тяжелое дыхание и затуманенный взгляд. Пальцы комкали одежду, добираясь до самых чувственных точек. Он знал их все до единой.
И кажется, что ты под его руками, как комок глины, из которой создают настоящие чувства. Такие нежные прикосновения. Туманящее сознание дыхание, едва подавляемые стоны…
И уже их пальцы зарывались в волосы, кожа горела. В ногах путались простыни, и тихие стоны ласкали слух. Абсолютный сумбур чувств. Просто слезы.
Цунаде так хотелось раствориться в его любви, так отчаянно хотелось забыться.
И вот уже дыхание стало одно на двоих. Прикосновения рвали самообладание на части, порождая первобытные желания... Цунаде и сама не заметила, как уже таяла под его жадными ласками, крепкими поцелуями, собственническими объятиями, словно никого в этом мире кроме них двоих никогда и не было.
И казалось, что та меланхоличная ночь, словно закрыла глаза на них, заступив от всего мира грозовыми дождями.
* * *
В чувствах как в политике: для их достижения все средства хороши. Завоевание и обладание, власть и ее волеизъявление. Каждый человек как государство; каждое сердце как крепость. Можно пустить слух, отравляя крепость изнутри, можно шептать самую отъявленную ложь и ждать, пока под напором внутренних склок и неуверенности падут стены, тогда можно будет перейти к наступлению. Человек по своей натуре доверчив. Даже если он в полной мере отвергает чувства, ему хочется верить в свою особенность, хотя бы малейшей частью подсознания. Человек как инструмент, на котором достаточно умело сыграть, чтобы выдать хорошую мелодию.
Чуть позже, стоя у окна, вслушиваясь в его тихое сопение за спиной, Цунаде решит отдать самое дорогое, что было на тот миг у нее.
Чуть позже она вручит ему вещь, принадлежавшую еще Первому Хокаге, в знак поддержки и приятия его целей, в знак доказательства, что она всегда будет с ним, Даном, и телом, и душой, всеми своими действиями.
Знала ли тогда та девушка, что ее маленький, наконец установившийся той ночью мир вскоре разрушится? Стены, орошенные кровью, рухнут вместе с надеждой и его последним вздохом? Наверное, для нее было бы слишком жестоко это знать.
Тем утром его разбудил щебет птиц, и первое, что увидел Дан, взглянув перед собой — это ее хрупкий обнаженный силуэт. Солнечные лучи играли в светлых прядях ее волос, очерчивали тело мягким ореолом. Тихо поднявшись с постели, крепко обнял Цунаде сзади и положил подбородок на плечо. На душе играли умиротворение и спокойствие. Абсолютная удовлетворенность. И ничего не было больше важно в тот миг. Она слегка склонила голову, прикасаясь щекой к нему, и тихо улыбнулась. Их молчание не было тишиной, оно словно пело ускоряющимся стуком их общего сердца.
Крепче обняв ее, Дан и сам улыбнулся. Такова была его любовь, чувство, затерявшееся в ее недоверчивом взгляде.
Конец