Приветствую lele123456!

Привет lele123456 !

Приятно, что вы на меня подписались. Давайте знакомиться! Что вас привело ко мне и что заставило остаться?



Н

@темы: приветствия, мои картинки

---

Рисовала на заказ

@темы: мои картинки

---

Откровение

Автор: Екатерина Лылык
Жанр: Драма, триллер
Аннотация: Аморальное увлечение Жанны, дочери Андрея и Карины, запускает в ее семье цепь событий, с которыми каждому из персонажей придется справиться. Карине переступить через персональный ужас и найти себя. Андрею — бороться с оглушающей его ревностью и снова увидеть в любимой игрушке — женщину. Жанне разбираться с тем, что сама натворила.
И если бы их проблемы затрагивали только их самих. Кирилл, чей брат пропал после встречи с Жанной, пытается сам его найти, сдвигая цепь событий под невообразимым углом.

litnet.com/ru/book/otkrovenie-b226008?_lnref=XB...

ОТКРОВЕНИЕ

6. Красный

6. Красный

Бывает, планы рушатся.

Бывает, обстоятельства начинают играть против устоявшегося течения. Наплывают тромбами на привычные действия, зажимают все выходы, оставляя лишь узкие щели, через которые тебя выплёвывает под давлением твоих же действий. Трепыхаться или нет, бороться с мощным потоком или поддаться, держаться на плаву или идти на дно — кто знает, на что хватит действий и моральных сил. Чтобы не захлебнутся и не утонуть, не погрязнуть под своими личными результатами, придётся вырасти, измениться, переосмыслить.

Жанна Лебедева, разбалованная самоуверенная девчонка двадцати лет от роду, была не готова меняться. А уж тем более пожинать плоды своих личных ошибок. И несмотря на то, что отец пытался ей показать иной путь, смотрела она на него с привычной ей ленцой и не охотой. Договора, обязательства, лишние телодвижения. Отчёты и декларации, налоги и сборы...

Другое дело — включил камеру и расслабился вдоволь.

Мысли Жанны сосредоточились на договорах, которые она заставляла себя читать, а глаза вместо строк видели очередной кадр из видеообъектива. Латекс и разврат, бутылки всевозможных размеров... Эксперименты и возбуждённый смех.

Телефон тем временем трещал... И старший Азимов опять приставал с вопросами, на которые не было ответа.

— Жанна, напомни, когда ты будешь в городе? — в голосе Кирилла чувствовалось напряжение.

Отложив копию договора аренды на стол, девушка выпрямилась и потёрла переносицу.

— В пятницу, ориентировочно… Ты поговорил с моей матерью?

Кирилл засопел в трубку.

— Да… На ужин пригласила.

Жанна удивлённо вскинула голову, а потом поднялась со стула.

— Шутишь…

— Сказала, что твой отец поможет, — Кирилл снова умолк, обдумывая слова. — Она многое вообще сказала. О твоих делах с Ренатом…

Жанна молчала, не перебивая и не оправдываясь.

— Молчишь?

— Причём здесь наши с ним дела, Кирюш? — наконец ответила она. — Слушай, не пори горячку, к моим больше не ходи. Приеду, поговорим.

Азимов отключился, а Лебедева раздражённо отбросила телефон в сторону и застонала. Мать, как всегда, в своём репертуаре. Что она могла сказать Кириллу, Жанна догадывалась. А вот как преподнесла? Преподнести любую информацию можно по-всякому. И легко, и сложно… Мама Жанны умела так извратить самые обычные вещи, что порой волосы дыбом вставали.

Вот только на кой сейчас эй это надо? Вот так просто сказать малознакомому мужику о делах… Нехорошее чувство задевало ум. Жанна слишком хорошо знала родителей, чтобы понимать, что «пригласить на ужин» это слишком мягко сказано.

Снова подхватив телефон, девушка набрала номер Вари и нервно зашагала по комнате.

— Варюш, планы меняются. Надо возвращаться и решать вопрос с Ренатом.

— А как же аренда? — удивление подруги было неприкрытым. Жанна остановилась у окна и скользнула взглядом по угрюмым домам.

— Подождёт… Дуй на вокзал менять билеты.

— Слушай, я тебе бегать не нанималась, — разозлилась Варвара. — Точку найди, за аренду договорись... билеты поменяй, ещё и сиськами помахай. Жанусь, а ты не охренела? Пусть Кирилл разбирается со своим братом сам! Не лезь в это дело и в полицию не ходи, только светить мордой не хватало.

— Отдеру, — зло пообещала Жанна.

— Сука ты… — Варя обиделась и бросила трубку.

Варя, как всегда, была права. Жанна прикрыла глаза и опять набрала её номер. Но подружка, как назло, оказалась в не сети.

Набрала Веру. Вера повздыхала в трубку, сказала, что слышала весь разговор и пообещала, что билеты поменяет сама…

— Но только с одним условием, Жанночка, — строго ворковала она, — больше тему Рената не поднимать.

Закончив разговор, Лебедева опять позвонила, теперь уже драгоценной маме.

***

— Привет… — Карина ни капли не удивилась звонку дочери. Можно сказать, она его ждала. Время близилось к полудню. Она сидела в садовом кресле на паре мягких подушек и пила кофе. Солнце приятно грело. Тюльпаны на клумбе радовали своим душистым ароматом.

— Что ты сказала Кириллу? — шипела Жанна в трубку, почти идеально копируя интонации своего отца. Пригубив горячий напиток, Карина отставила чашку на переносной столик и задумчиво уставилась на собственное запястье, усеянное мелкими круглыми синяками. Ещё пара дней и они начнут желтеть, окрашивая кожу горчичным. Воспоминание о способе их нанесения подтёрлось и смазалось. Хотя боль внутри тела всё ещё доставляла неудобства в самых житейских моментах. Это заставляло Карину злиться, а Андрея ждать и терпеть. Несмотря на его откровенное доминирование во всём, в вопросе её женского здоровья он неожиданно остался щепетилен…

Обдумывая вчерашний обед, Карина невольно улыбнулась. Вчера было больно, ночью горько. Сейчас же воспоминание поддевало тело истомой и лёгким возбуждением. Вечернего разговора с Андреем ждала как манны небесной, но увы, не благодатной.

— Я жду! — крикнула Жанна в трубку. — Так и будешь молчать?

— Рассказала о вашем с Ренатом увлечении. Пообещала дать видео. Всего-то…

— Ты… — Жанна явно не находила слов, — больная просто! Зачем?!

— А что не устраивает? — Карина ни капли не сожалела о разговоре с Кириллом. — Взялась за дело, отвечай за него сполна. Может, мозги появятся.

— Ужин зачем?

— Познакомиться, приглядеться, — ничуть не смутилась её мать, — понять, чего человек стоит, надо ли помогать вообще…

— Ты издеваешься, да? — Жанна откровенно кипела.

— Доченька, я тебе помогаю, ты же просила помощи найти Рената? Посодействовать. Получай. Найдём, правду расскажем и кого надо приструним… — прошептала она, а пальцы снова скользнули по шее. Забираясь под ворот и очерчивая синяк. Что-то Ренат сломал в ней в воскресенье. Андрей добил. Кирилл и Жанночка на их фоне казались красной тряпкой тореадора, на которых хотелось кидаться. Или это магнитные бури так действовали? Климакс?

Наверное, стоит съездить в город за продуктами и за красным платьем. Приготовить ужин и подготовиться к скандалу. После всего, что она сегодня всем наговорила, Андрей будет в бешенстве. Это точно...

И всё же ожидание непривычно радовало, словно внутри поднял голову давно изголодавшийся зверь.

* * *

Ренат жил в собственной квартире в спальном районе, почти на окраине города. Последние полгода работал где придётся, и Кирилл часто подбрасывал ему свои проекты. Ключ от квартиры брата у него имелся. Обычно старший Азимов никогда им не пользовался, а в последнюю пару суток прям зачастил в чужую квартиру.

И если в прошлый раз он открывал двери с опасением увидеть внутри что-то не то. То сейчас он, наоборот, собирался искать и надеялся не найти.

Впрочем, что искать? Флешки, хард, карты памяти, ноут — в аккуратной и убранной квартире всё лежало на своих местах. Всего-то включить и посмотреть.

Вот и смотрел, и ничего не находил. В тоннах видео, музыки и игр было всё чинно и прилежно.

Либо Ренат спрятал, а такое наверняка прячут. Либо Карина Лебедева говорила что-то не то.

Кирилл честно обыскал каждый сантиметр, потратив на это не один час. А потом сел за стол и обхватил руками свою уставшую и потяжелевшую голову.

Часы показывали восемь. Поставленный на беззвук телефон сел. Живот голодно урчал. В тишине братовой квартиры всё неожиданно предстало слишком чёрными красками.

Отчего-то показалось, что брата он уже не найдёт, как не находит сейчас абсолютно никаких свидетельств словам Карины Лебедевой.

В любом случае, слушать Жанну он не будет. Обещанный ужин всё расставит на свои места. Кирилл честно надеялся на это.

***

Андрей пришёл около девяти вечера. Голодный и уставший. Привычными движениями сбросил обувь в прихожей. Не глядя, кинул на тумбу кожаную сумку, полную документов. Потом нырнул в карман за телефоном, набрал чей-то номер и начал нарезать задачи на среду. Так, словно человек должен костями лечь и сделать всё до утра. Впрочем, зная его контингент рабочих, ребята поднатужатся и лягут, точнее сделают. Хотя последним палец в рот тоже не клади, деньги за каждую внеплановую работу просили и получали исправно.

Карина привычно подогрела еду в микроволновке и накрыла стол в столовой. Зажгла свечи. Сказала мужу, чтоб садился кушать, а сама ушла переодеваться. Красное парчовое платье, купленное в праздничном салоне, сидело на ней как влитое. Волосы убрала в высокий хвост. Полоса на открытой шее, казалось, стала ещё темнее, просвечивая через бледную кожу неровным синим пятном. Жемчужная нить оттенила синяк, делая образ странным и извращённым. Яркий красный на губах и глубокий дымчатый на веках дополняли картину в полном объёме.

Украшенная россыпями синяков Карина выглядела крайне дико в этом дорогом платье. Скрывать пятна она не собиралась. Один их вид давал ей силы на задуманное.

Карина в последний раз взглянула на себя в зеркало. Вытащила из тумбочки кожаную плётку и с абсолютным спокойствием на лице спустилась в столовую.

Андрей, поглощённый едой, не обращал на неё внимания ровно до того момента, пока плётка не легла перед ним на стол. Кожаная плетёная рукоять прекрасно уместилась ему в тарелку, заставив Лебедева озадаченно моргнуть.

Карина молча обошла стол и села напротив. Стол был не большой, чуть больше метра. По центру послушно горела свечка в резном слюдяном подсвечнике. Стояли бутылка вина и два бокала. Из блюд буженина и печёные кабачки с грибами. Ароматный сыр с мёдом.

Андрей шумно проглотил кусок, внимательно смотря на жену. Объятая красным, словно пламенем, она привлекала его взгляд и порождала в усталом мозгу крамольные мысли. Плеть, положенная поверх куска мяса, явно намекала на неприятный разговор. И судя по внешнему виду жены, она к нему готовилась.

Задумчиво отложив плеть в сторону, наколол на вилку гриб. Жевал, ожидая спектакля. Вот только он всё равно оказался неготовым. Андрей подавился грибом и хлопнул себя по груди откашливаясь. А после остервенело уставился на жену и прошипел:

— Повтори...

— Я буду встречаться с другим мужчиной, — с расстановкой вымолвила Карина, — возможно, изменять...

Андрей прокашлялся и даже проморгался.

— Тебе мозги отшибло?

— Я серьёзно, — она жевала, и явно получала удовольствие. — Я пригласила его на ужин.

— У меня даже слов нет...

— Вот и ладно... — Карина сама взяла штопор и откупорила бутылку. Молча налила себе вина и присосалась к бокалу. — Если нет возражений, давай вернёмся к ужину...

— И кому это счастье привалило? — поинтересовался Андрей, всё ещё не понимая шутит жена или нет.

— Кирилл Азимов... — она взглянула на него тем своим неповторимым прямым взглядом, — брат Рената Азимова.

Андрей шумно выдохнул, понимая, что что-то пропустил... А Карина, читая его словно открытую книгу, начала пересказывать утреннюю встречу и разговор. Ничего не утаивая и не привирая. Делясь своими соображениями: о Жанне, о ситуации в целом, о том, что могила под окном не самое лучшее решение для утайки трупа.

Отдельной темой она подняла вопрос любви к видеопродукции, судя по всему, передающейся в их семье на генетическом уровне.

— Я собираюсь с ним спать, Андрей, а у тебя будет другая задача.

Она с задумчивостью наблюдала как медленно краснеют его уши, как покрывается пятнами шея и щёки.

Ярость Андрея была чистой и ничем не прикрытой.

— Плетью не отделаешься, Кариша... — прошептал он, нервно вертя в руках кожаную рукоять, измазанную соусом.

Карина проглотила остатки вина и привычно скривилась.

— Я тоже люблю тебя, милый.

7.Нежные чувства

7.Нежные чувства

— Я тоже люблю тебя, милый…

Карина всё также не отводила взгляд. Губы её перестали кривиться. На лице проступила грусть и усталость.

Как давно она говорила эти слова… И как давно он вторил ей ими же. Рутинность обязательств, обыденность недомолвок. Измены, как его, так и её. И всего лишь одно условие — не лгать и не утаивать. И что теперь?

Теперь между ними изнасилование и убийство. Два звена одной общей тайны, связывающей так же крепко, как и любые другие чувства. Как гнев и счастье, вражда и дружба, отвращение и интерес.

Была ли в этих звеньях любовь, как причина, или как следствие хоть каких-то из наломанных ими дров?

Оглядываясь на прошедшие сутки, Карина неожиданно для себя поняла, что Андрей всю ту ночь, гоняя раз за разом отвратное видео, настраивал себя на тот акт, который не мог в принципе совершить. И теперь его, сильного и целеустремлённого, корёжило изнутри и ломало, словно наркомана после дозы. Вот только не от желания получить ещё, а от отвращения самим собой.

Понимал ли он сам своё состояние?

Андрей сидел напротив и смотрел только на неё. И продолжал краснеть, крутя ненавистную ей плётку. Его глаза скользили по её лицу, выхватывая детали кусками, словно отдельно друг от друга. Волосы, губы, брови… глаза… словно два чёрных омута. Болото, в котором можно завязнуть и утонуть.

В особо погожие дни, когда солнце необычно ярко, на её карих радужках можно увидеть зелёную паволоку. Она словно тина, поверх стоячей воды, распускает свои листья на свету. В хмурые дни, наоборот, цвет её глаз лаконичен, как и тучи в небесах.

Когда-то давно он любил смотреть в её глаза в те особые погожие дни. И вот сейчас опять вспомнил, после её грустного признания… Ставшей обыденностью констатации факта. И ведь как она это сказала... да как посмотрела… Словно он, решившийся ради неё на самосуд, последняя сволочь, падаль на обочине, нищеброд, не стоящий даже её пятки.

Столько презрения вложила, что сердце сжалось, словно помереть собралось. Кажется, когда она в ту полночь показалась ему вся истерзанная и того легче было. Намного легче, чем сейчас, когда она решила позабавиться с другим мужчиной.

Любит она... разве? Или всё же, а вдруг? Андрей смотрел на неё и понимал, что душащее его чувство отдаёт шумом в ушах. Собственная кожа горит, а мускулы сжимаются, все как один, формируя из ладоней кулаки, давя лёгкие удушливыми спазмами. Спину не согнуть, словно штырь вогнали по самое не балуй. Не встать, не шевельнуться и не успокоиться. Хотелось её ударить, но понимал, что просто убьёт.

Плетёная рукоять плети напоминала собственные чувства, переплётшиеся в диком танце и отпущенные на волю одновременно. Каждое из них унизанное костью на конце. Хлестнёшь им — и распорет кожу до крови. Хлестнёшь ещё раз и получишь ненужный шрам. Нужны ли такие чувства? Да и что с ними делать? Можно до посинения хлестать Карину этими чувствами. До красноты орать над ней после, изуродованной и бездыханной. Мёртвая Карина не съязвит и не скривится, признаваясь в любви. Не будет лгать о похождениях дочки и не будет делиться запланированной изменой.

Игрушка, которую можно сломать...

Женщина, которой не отделаться плетью...

Андрей медленно откинулся на спинку кресла и тяжело выдохнул. Карина не шевелилась, застыв с другой стороны стола.

Она только что столкнула их лбами, прекрасно осознавая последствия. И молчала, отстранённо ожидала его решения, чтобы беспрекословно подчиниться. Принять любое, даже самое изуверское решение. Она знала своего мужа всяким и продолжала на него смотреть всё так же, не прикрывая глаз.

— Ты меня сводишь с ума... — наконец тихо прошептал Андрей, голос его всё ещё дрожал, пропитанный раздражением. Карина грустно улыбнулась:

— Тебе же нравится...

Нравится... Андрей взглянул на неё сквозь полуприкрытые веки и понял, что гнев отпускает. Карина добилась своего, опустила его и вышла сухой из воды.

— Разденься, что ли...

— Под музыку?

— Под тишину, — прошептал он. — Хочу тишину и глубокий минет. И чтоб яйца ласкала губами.

Карина впервые за вечер улыбнулась. Её вечно холодное лицо преобразилось. Появились смешинки в глазах.

— Давно ты не просил... — прошептала она неожиданно нежно и искренне. Поднялась и обошла стол. Андрей чуть отодвинулся в сторону, давая ей полный простор. А когда Карина опустилась перед ним на колени, привычно опустил руку на её голову... Чёрные, затянутые заколкой волосы, привычно скользнули меж пальцев. Распустил их, словно художник, обрамляя их волнами её лицо.

— Давно не было желания…

***

— Жанна, ты где? — голос отца сквозил усталостью. Девушка вся подобралась и, зыркнув на подруг, уткнулись спиной в угол купе.

— В поезде. Возвращаемся. — Колёса стучали, чёрная полоса пейзажа сменялась за окном синими просветами и яркими бусами далёких фонарей. Варя и Вера спали. Четвёртая полка пустовала. Её они просто выкупили, чтобы никто с ними больше не ехал.

— Когда будешь?

— Ночью, — нервно облизнула она губы. Ей не нравилось начало разговора, да и с отцом она обычно не разговаривала.

— Я тебя встречу, — в голосе отца неожиданно проскользнуло тепло, от чего Жанна невольно подобралась.

— А может не надо?

Отец тяжело вздохнул в трубку:

— Если хочешь увидеть Рената... Будешь ждать как штык. Поняла? — мягко апеллировал он.

— Хорошо... — тихо прошептала Жанна, сбрасывая звонок, и невольно застыла, смотря в окно со смазанным вечерним пейзажем.

Варька свесилась со своей полки и недовольно на неё глянула. Косметику она так и не смыла и теперь, в полутьме купе, её глаза обрамляли две чёрные тени:

— Кто звонил?

— Отец, сказал, что встретит.

— Да ладно, — Варя аж глаза прищурила, — с чего такие почести?

За отца стало неожиданно обидно.

— А что не так? Мы в три ночи приезжаем, встретит, по домам развезёт …

— Ладно, не кипятись. — Варя сползла с полки и присела напротив, потеснив попой спящую Веру.

Её ладонь скользнула по Жанниной щеке, обхватила затылок, путаясь пальцами меж тонких чёрных волос.

— Ты сама не своя.

— Он сказал, что даст увидеться с Ренатом… Криминалом тянет. Как бы его не закрыл папа где-то в подвале. С него станет.

— Жанусь, нервы тебе не к лицу. Скорее всего он убежал с подачи твоего отца и поделом ему.

— А я ведь всех баб из его телефона обзвонила... И готова была бежать заявление в полицию писать, но...

— Но ты снимаешь взрослое видео и боишься огласки, — вместо неё шёпотом дополнила Варвара. А после наклонилась и коснулась её своими мягкими губами. Жанна шумно выдохнула, застыв от неожиданности. Варя же бесцеремонно обхватила её руками, притягивая к себе крепким объятием.

— Ты же вроде обижалась... — выдохнула Жанна ей в губы.

— Люблю я тебя, глупая, — промурлыкала Варя, опрокидывая подружку на тонкий ватный матрас. — Такую талантливую, упёртую, наглую гетеросексуалку... гоняющуюся за глупым охранником…

Жанна насмешливо вскинула брови:

— Мне кажется, или ты меня решилась поиметь?

Варя фыркнула, но не отстранилась.

— И поимею, даже если ты против.

Жанна недовольно дёрнулась, а Варвара уже накрыла её рот своим, мягко целуя. Одна рука потянулась к застёжке джинс и неожиданно быстро справилась и с пуговицей, и с молнией. Вторая рука юркнула под майку, поддевая тугую резинку бюстгальтера. Жанну начало откровенно трясти, то ли от испуга, то ли от другой мешающейся в голове мишуры.

Варе было всё равно, она наконец добралась до желанной груди, в наглую содрав футболку.

— Слушай, перестань...

— Ещё скажи, что не нравится, — прошептала Варвара ей в губы, а позже скользнула языком по тонкой, святящейся в вечернем сумраке коже. Очерчивая им ореолы, покусывая кожу под грудью и пробираясь пальцами под тонкую ткань остающегося на ней белья...

Телефон опять зазвонил.

— Не бери...

Жанна поджала губы и всё-таки ответила.

— Да, пап...

— У тебя в комнате есть что-то для стояка? — озадаченно поинтересовался он.

— Что?!

— Что слышала... — недовольно процедил он и на миг задумался, словно не мог подобрать слов, — нам с мамой надо...

Жанна икнула...

— В коробке, под кроватью. Действует ровно через час. Одна таблетка!

— Спасибо, дочь, — проворчал отец, так словно в тот же миг нырнул под ту кровать… Может, и нырнул. — Не забудь, в три я буду на вокзале.

Жанна озадаченно взглянула на трубку телефона. Варька не менее заинтересованно на Жанну:

— Что?

— Отец виагру попросил...

— Гонишь...

— Серьёзно...

***

Карина краснела. Он давно уже не видел на её лице столь яркий неподражаемый румянец. Словно школьница, в первый раз зажатая парнем. Нервная и дрожащая перед своим первым взрослым поцелуем.

Те детские забавы казались слишком серьёзными и умудрёнными. Длительные игры на кончиках языков. Жаркие объятия, закованных в одежду тел. Необъяснимое желание от лёгких, невесомых прикосновений. В школьную пору, бывает, пробивает разряд от одного взгляда, небрежно брошенного слова. Стоя напротив, уже взрослыми, познавшими все этапы близости, хочется вернуться и по-новому испробовать яркие краски тех школьных по-детски острых чувств.

Взрослый поцелуй Карины не был столь невинным. Откровенный в своём обычном исполнении. Нарочито медленный, тёплый и нежный. Она смотрела на него, стоя на коленях… закованная в своё плотное платье и целовала нежную тонкую кожу так, как просил. Глубоко и губами. Она улыбалась и получала истинное удовольствие от той власти, что имела сейчас над ним.

Стрелки часов медленно отстукивали свой неизменный ритм. Андрею хотелось остановить их насовсем, чтобы разрумянившаяся Карина осталась стоять на коленях подле него, вечно исполняя свой откровенный танец своим тёплым слегка шершавым языком.

***



Было одиннадцать вечера, когда телефон Кирилла зазвонил. Небо уже было покрашено глубоким чёрным. Ветер гнал дождевые тучи. Луна подсвечивала их своим холодным светом, подобно бездушному электрическому фонарю. Порой её бока окунались в них, словно в призрачную дымку. А порой, наоборот, взлетали над ними, подсвечивая белесым полупрозрачные края.

Слегка моросило, но почти не ощутимо.

Контакт был неизвестен, но Кирилл всё равно ответил, надеясь, что это всё-таки брат.

Ошибся. Голос был так же незнаком, как и ряд цифр на сенсорном экране.

— Кирилл Азимов, полагаю? — поинтересовался с той стороны незнакомый мужской голос.

— Да... Кто это?

— Андрей Лебедев, слышал, вы искали встречи. Могу узнать суть вопроса?

— Я уже всё жене вашей рассказал.

— Карина не смогла мне толком объяснить, что вам надо, — ничуть не смутился Андрей, — Хочу услышать от вас.

— Мой брат пропал, Ренат Азимов. Последний раз его видели у вас дома в воскресенье, часов в семь вечера в компании Жанны. Свой телефон он оставил у неё, — начал объяснять Кирилл. — Я хотел поинтересоваться, видели ли вы что-то на своих записях, куда ушёл, куда уехал... что делал.

— Я ночью уезжаю по делам... если хотите, можете заехать сейчас. Обсудим…

— А не поздно?

— Тогда на следующей неделе. До свидания...

— Подождите... — Кирилл нервно облизал губы, — Буду, минут через сорок.

8. Злой умысел

8. Злой умысел

Сорок минут. Разве это много? Или, может, непозволительно мало? Ценность каждой минуты можно ощутить на пороге смерти, а её протяжность только погрязнув в цейтноте. Когда каждый шаг равен километру, а действие идёт как ответ на десяток противодействий. Когда решение беспрерывных задач похоже на танец меча против роя диких взбешённых ос. Секунды, бывает, жалят не хуже насекомого.

И пока они кусают, норовя отодрать от твоей жизни побольше времени, можно столько успеть сказать: важного или лишнего, нужного и не очень. Откровенно солгать, полюбить и даже умереть.

Можно только надеяться, что время пролетит незаметно и без каких-либо последствий. Но они то будут. Звонки были сделаны. И время пошло.

Андрей откинулся на спинку кресла. А Карина лениво растянулась на столе. Её ноги были слегка согнуты в коленях, открывая перед ним вид на промежность, возбуждённую и пульсирующую от удовольствия. Он смотрел на жену сквозь полуопущенные ресницы и откровенно наслаждался её неприкрытостью и абсолютной раскованностью. Это настолько резко контрастировало с её обычным поведением, что было даже удивительно.

Карина любила боль и только что было очередное тому доказательство.

Её стон, как десерт был изумительно приятным и ласкал уши... Ужин, в свою очередь, лежал разбросанным по полу вместе с тарелками и скатертью. Украшенный её алым платьем, как флагом победы, и его белоснежной сорочкой — символом полной капитуляции.

Карина чуть сдвинулась, повернулась на бок, закрывая ему чудесный обзор. Чуть подняла голову, опершись на руку. Взгляд её был яркий и чистый. Глаза возбуждённо блестели. Подбородок покраснел, стёртый о его трёхдневную щетину. Помада слезла... оставшись красными разводами на его обмякшем члене.

— Твои пальцы, как всегда, чудесны, — язвительно заметила она, улыбаясь.

— Могу выпить таблетку, — ни капли не смутился Андрей. — Стерпишь? Или будешь экспериментировать... с Азимовым?

— Какой ты неожиданно заботливый... — прошептала Карина и села, поджав ноги. Отвернулась обхватив себя руками. Но Андрей и так знал, что она опять скривилась. Это было такой же нерушимой аксиомой как математические законы. Сила нерушимой привычки, формировавшейся не один год. Его взгляд скользнул по её обнажённому телу и опять застопорился на синяке, обхватившем правое бедро... на сероватых полосах от ремня... Он был уверен, внутри её болело не меньше. И стервенела она от этого не просто так.

— Знаешь, Карина... Я неожиданно хочу тебя придушить. Но трахать труп не в моих принципах, милая, — прошептал он в ответ, а после нагнулся и потянул с пола свою рубашку, изгвазданную в мясном жире. Недовольно цокнул языком, разглядывая пятно. — Оденься и уберись. У нас мало времени.

Лестница на второй этаж была скрыта за дверьми, отрезая личное пространство от публичного. Даже гостевая была на первом этаже. На верху был его кабинет, общая спальня, спальня дочери. Ванная. Сегодня на верху будет ещё один человек, которому определённо там не место.

Андрей собирался поступить с ним так же, как и с Ренатом. Вот только неизвестный Кирилл ещё никого не насиловал и ни на чью территорию не посягал. Лебедев понимал, что убить простого человека будет не просто. Ему обязательно надо было его возненавидеть, позарез.

Хотел ли он чтобы Карина ему изменила? Нет... Её план был по-женски дерзок, коварен, витиеват. С кучей ненужных моментов.

Андрей же не любил коварностей. Лаконичность действий, в его разумении, это всегда беспроигрышный вариант. Впрочем, когда перед тобой определённая цель, способы её достижения — всего лишь очередной путь из точки «А» в точку «Б».

Карина обещала Азимову видео... Пусть будет, много обычного, абсолютно тривиального видео приправленного вишенкой из последствий...

Андрей отдал бы многое, чтобы увидеть, как Кирилла Азимова перекосит от увиденных им откровенных сцен. Как его мозг скукожиться от осознания произошедшего. Грядущая ночь многое изменит. Не только для Азимова...

Завтра все они будут абсолютно другими людьми, на абсолютно новом уровне отношений.

И чтобы они не сделали этим вечером — это окончательно их изменит. Переломит мировоззрение, личные отношения, понимание друг друга. Исковеркает до неузнаваемости всю прошедшую жизнь.

Когда Лебедев уже полностью одетый спустился в столовую, Карина ещё убиралась. Она всё также была обнажённый, не позаботившись одеть даже нижнее бельё.

Привалившись спиной к косяку, Андрей молча наблюдал за ней.

Вопрос, кто из них двоих больше псих, уже который год оставался без ответа. Закончив с уборкой, Кариша выпила из бутылки остатки вина и облизнулась. А потом, заметив Андрея, вздрогнула и попятилась.

— Какая же ты испорченная... — пошептал Андрей, — Иди умойся, хотя бы.

— Пойдёшь со мной?

— Разве ремнём отхлестать, — процедил он, понимая, что бутылку вина она выхлестала в одиночку.

***

О чём он думал, соглашаясь на поздний визит?

Кирилл не мог объяснить себе даже этой малости. Ночь, прозрачная и свежая, дышала в затылок, пока он шёл на стоянку к своей машине. Ночные фонари смотрели на него отовсюду, словно живые. Ноги отбрасывали тени со всех сторон. Они чёрными кляксами накладывались одна на другую и шевелились. Казалось, ещё миг и сорвутся с асфальта, обнимут колени, скользнут к глотке, удушат, но не дадут сделать и шага.

Мысли оставались мыслями. Его быстрое, поспешное передвижение на самом деле некому остановить, кроме него самого.

Сторож задумчиво проводил взглядом, вынырнув из своей будки. Машина, словно послушный зверь, тихо заурчала и сдвинулась с места. Руль под руками Кирилла поворачивал уверенно, сглаживая лёгкую нервозность, прорывающуюся в его движениях лёгкой нервной дрожью. Скрипела под колёсами крошка, но в тихом салоне кроме собственного дыхания да шума мотора ничего не было слышно. Ветровое стекло отрезало от ночи, разделив мир на два измерения: уютное и безопасное, чужое и враждебное.

В одиннадцать вечера потока машин почти нет. А к двенадцати уже не работают светофоры. Их глаза мелькают жёлтым или же совсем отключены. Редкие прохожие исчезают с каждым метром от центра. За городом кажется, что дороги превратились в космические автострады, по которым иногда с диким рёвом взлетают стритрейсеры... на своих прокачанных тюнингованных тачках.

Ночь пыталась его отвлечь. Заглядывала в окно жёлтым глазом луны, бросала в окно ночных мотыльков. Да и только. Мысли всё равно возвращались к одной и той же теме, иногда меняя месторасположение или вклиниваясь вне очереди.

Ренат... Жанна... Порно... Лебедевы...

Порно, Лебедевы... Жанна, Ренат?

Всё равно не верил. И если бы показали видео, наверное, нашёл бы тысячу оправданий, но не поверил...

«Порно ведь многие смотрят», — словно в насмешку всплывали слова Карины... Кто-то мог отомстить. Или она сказала это иначе? Может, с другой интонацией... Может, он не так понял?

Или наврали...

Когда ворота загородного участка отрезали его от дороги, показалось, что он сотворил глупость.

Улица встретила его знакомым лаем псины. Яркие глаза диодных фонарей слепили, рассеивая темноту белым, снедающим все краски цветом.

Андрей Лебедев, одетый в костюм, стоял у ворот и сосредоточенно наблюдал за тем, как Азимов паркует машину. Щёлкнул пультом и ворота беззвучно закрылись. Фила металась по своему вольеру, срывая глотку. Её остервенелый лай эхом разносился в ночной тиши, бил по ушам.

Кирилл мягко закрыл дверь машины и, озябши, повёл плечами, оглядываясь на вольер...

— Злобная собачка, — прокомментировал он, чтобы хоть как-то расслабить собственные нервы. Лебедев протянул ему руку для пожатия и только после этого прокомментировал:

— Это бразильский мастифф. Чужих, страх как не любит. За своих разодрать готова. Лезть к ней не советую. Задушит.

Кирилл молча кивнул, давая понять, что уяснил. А Лебедев больше не говорил. Они двинулись по каменной дорожке, ведущей к дому. Слышно было как журчит вода, словно где-то был искусственный фонтан или ручей. Большой сад был засажен деревьями и усеянный мелкими клумбами. Белые лепестки усеивали газон, выбеливая его до серости. С зимой не сравнить. Весна дышала здесь как-то по-другому. Нарядно и красочно.

Дом был огромен. В два этажа, с широкими окнами. Не в пол, но ощутимо. Лебедев привычно взлетел по ступеням, ведущим к парадному входу.

Тяжёлая добротная дверь открылась без скрипа.

— Заходите. Ужинали? — разуваясь поинтересовался он, без особого радушия в голосе. Впрочем, Кириллу был безразличен последний факт.

— Не откажусь, — ответил он, наблюдая как Лебедев резко тормознул.

— Карина, закуску в кабинет принеси и на стол накрой...

Женщина молча удалилась, а Лебедев взбежал на второй этаж дома.

— Заходите... Кирилл.

Имя Андрей выговаривал так, словно пытался распробовать каждую букву. От чего Азимов трижды подумал, что с Жанной общаться приятнее.

— В два я уезжаю, если не успеем закончить, уже сами сориентируетесь, — сходу начал он... и указал жестом на свой рабочий стол. — Садитесь...

Напротив стола прямо над дверью висели часы. Стрелка подбиралась к полуночи. А это значило, что на всё у него два часа.

Лебедев непринуждённо продолжил.

— Предупреждаю сразу, секс я удаляю, потому записи могут быть подрезаны.

Кирилл сел в удобное кресло. Но даже не притронулся к ноутбуку. Лишь напряжённо следил за Лебедевым. Но человек почти не смотрел на него, мотаясь по собственному кабинету и собирая в кожаный дипломат документы.

В конец Азимов расслабился и принялся смотреть записи. Их было бессчётное количество. Все разложены по папкам, по дням, по месяцам... по комнатам.

— Много... — прошептал Кирилл, выбирая нужную дату среди папок и выводя на экран видео.

Андрей усмехнулся, слегка сощурив глаза. Закрыл дипломат, и звонко щёлкнул замками.

— Есть такое... Вы с самого утра воскресенья смотрите, так легче будет разобраться в ситуации... Потом расскажете. Нам ведь тоже интересно...

Кирилл покосился на него и в ответ кивнул... Интересно, значит? Лебедев говорил так, словно сам не смотрел... Но при этом предупредил о вырезанных кусках.

Издевательство, причём неприкрытое. Абсолютно.

***

Карина провожала мужа и гостя настороженно. Со спины Кирилл ещё больше напоминал Рената. И от того под ложечкой тянуло от ужаса. Пальцы невольно сжимались в кулаки. Истерика, казалось бы, позабывшаяся днём, наступала вновь, накатывая панической атакой. Словно вулканическая лавина, сжигающий огонь, накрывающий с головой и прожигающий каждый сантиметр тела до чёрной раны.

Она сейчас многое бы отдала за то, чтобы вместо нежности на том столе, Андрей опять прогулялся по ней своей ревностью. Вкладывая в каждый удар всё своё нервное напряжение.

Когда же она стала такой зависимой от боли?

Попятившись, женщина скользнула в кухню, растерянно осмотрелась... Закуска для Кирилла?

Крысиный яд...

Вытащила из холодильника куски буженины, которые ещё недавно собрала с пола и собиралась отдать Филе. Нарезала хлеб. Молочный сыр прекрасно сбился блендером с солью, зеленью и таблетками, взятыми из-под кровати Жанны. Бутерброды должны были выйти отличные.

Глупая дочь... Столько всего держать под кроватью...

Ну что ж, Кирилл... Быть и тебе извращенцем, возбуждающимся на насилие...

9. У богатых свои причуды

9. У богатых свои причуды

Карина стояла внизу у самого края ступеней с подносом в руках. Её лицо, как всегда, застыло. Лёгкая брезгливость на лице, отображала её внутреннее волнение. Руки слегка дрожали, а ноги стояли твёрдо. Андрей сбежал вниз и на миг остановился напротив неё. Поправил гольф на её шее, разгладил складки на рукавах, прикрывая её синяки. Так было лучше. А после пошёл дальше и, поставив дипломат у входа, начал обуваться. Не заметил, как жена тенью поспешила за ним. Она умела это — подкрадываться незаметно, застывать за спиной, окликать тихо и неожиданно, от чего дрожь порой пробирала до костей. Сейчас просто стояла с долбанным подносом, нависнув над ним.

— Человек голоден, есть ему принеси.

Хотя проще было сказать ей: уйди и не стой надо мной. Андрей на неё даже не смотрел. Романтика растаяла без следа. Общее воспоминание осталось позади, уступив место такому же общему решению. Они снова были всё теми же Андреем и Кариной. А на втором этаже гость... Возможно, мститель, возможно, любовник... однозначно — враг. Объект для концентрации гнева и ярости. Преграда, мешающая на пути. Вот только... Андрей всё ещё не был готов стрелять ещё раз, тем более без причины.

— А если... — Карина чуть подалась вперёд, от чего её длинные волосы взметнулись волной.

Андрей молча выпрямился, скользнул по ней взглядом. Задумчиво провёл ладонью по щеке, убирая прилипший волос. Чтобы они не сделали этим вечером — это окончательно их изменит. Переломит мировоззрение, личные отношения, понимание друг друга. Исковеркает до неузнаваемости… Но точно не вознесёт и не сделает лучше. Андрей понимал, что, скорее всего, сегодня они в последний раз так искренне смотрели на друг друга.

— А если... Тебе надо думать меньше... — прошептал он едва слышно, — чтобы глупостей не говорить и не делать.

Карина застыла изваянием, а после отвернулась, привычно скривившись.

— Я поняла...

Андрей скрипнул зубами и вышел во двор. Нырнул в гараж... Его внедорожник стоял горой, отсвечивая глянцевыми боками в свете автоматического светильника. Рядом стояла абсолютно такая же машина Карины. Отличающаяся, разве номером да цветом внутренней обивки.

Открыв свою машину, зашвырнул дипломат внутрь. Постоял, посмотрел...

Мысли оформлялись странными росчерками, охватывая разом весь его разум. Выходя за рамки и гуляя по салону автомашины вместе со взглядом, словно у них свои ноги и тела. Личные головы.

Вот это её: «А если...» Отлупить, чтобы даже не думала.

Хлопнув дверью, упёрся руками в неё и склонил голову, думая совсем о чём-то пространном.

Вернуться бы на двадцать лет назад… И вздохнуть грудью обычного воздуха. Того давнего, прошлого.

Опять вспомнилась юность...

Быть бы снова глупым студентом и сбегать на отцовской машине с самой красивой первокурсницей. В ночь, к озеру или в лес, на красивую полянку. Где места побольше и людей поменьше.

А не планировать как вытрясти из себя ещё больше грязи.

Цели и выбранные курсы, они не прощают уступок... И расшаркивания вокруг да около не прощают.

Стоило возвратиться в дом и наблюдать... Настраиваться.

Но выйдя из гаража, в дом не пошёл. Ноги несли его к Филе. Красавица дремала в своей просторной будке. Кончик носа торчал в проёме, а голова покоилась на лапах. Тихо присвистнув, Андрей потянул засов и отворил решётчатую дверь вольера.

— Гулять, Фила…

* * *

Ориентироваться в папках Лебедева было просто.

Время шло быстро. Кирилл не замечал уже молчаливого хозяина кабинета, занимающегося своими делами. Всё его внимание было приковано к видеорядам, которые наконец начали что-то да прояснять из происходящего в выходные.

Началось всё в воскресенье. Когда Лебедевы укатили куда-то, каждый по отдельности в двух абсолютно одинаковых машинах. Массивная собака время от времени попадала в объектив. Что-то нюхала, куда-то смотрела, навострив уши. Под вечер в дворе появилась Жанна, подкатив на такси. Она мелькала по объективам, смеясь ловила Филу и загоняла её вольер.

То, что происходило позже, можно было объяснить всего одним словом: «Тусовка».

Было человек пятнадцать. Ренат... Камеры, объективы. Народ откровенно пил и танцевал. Неприкрыто целовался, обжимался, валяясь кто-где хотел. Брат налегал на водку и отбивался от Жанны и ещё пары девиц.

Дверь в кабинет отворилась, пропуская Карину с подносом в руках, тарелкой бутербродов на нём, чайником и чашками.

— Ешьте, скоро на стол накрою…

— Спасибо.

Кирилл на неё толком и не взглянул. Потянулся за бутербродом и откусил половину, почти не прожёвывая глотнул. Физическая и моральная усталость, как обычно проявляла себя отсутствием вкусовых ощущений. Можно хоть острый перец жрать и ничего не ощутить, пока жжение не постелится по кишечнику.

Специфический горький привкус бутербродов, ощутил на пятом укусе. Задумчиво взглянул на Карину, застывшую возле стола с пустым подносом. Зашёл Лебедев, уже без дипломата и нырнул в сейф, абсолютно не стесняясь постороннего наблюдателя. Карина продолжала стоять над ним каменным изваянием.

Её муж, сосредоточенный и хмурый, сел в мягкое кожаное кресло и принялся листать какой-то документ.

— Нравится? — тихо поинтересовалась Карина. Улыбка у неё была странной. Кирилл сглотнул и задумчиво взглянул на бутерброд.

— Что с сыром?

— О-о… это плесень.

— В твороге?

— Сыры разные бывают.

Карина чуть склонила голову в сторону, от чего начала напоминать ему птицу. Не хватало только хохолка да перьев. Её муж оторвал взгляд от документов и теперь просто смотрел на них. Стало неожиданно прохладно.

— Дай и мне... — попросил он.

Получив свой бутерброд, вгрызся в него зубами.

— Вкус на любителя... — процедил он. — Лучше стол накрой.

Проглотив угощение, Азимов углубился в просмотр видео. Карина удалилась, а вместе с тем Андрей опять вернулся к своему занятию... Щекотливая ситуация рассосалась, а послевкусие осталось.

Плесень...

У богатых свои причуды... И видимо, оставлять его в одиночестве никто не намерен…

Впрочем, это не важно.

Ничто и не напоминало о тех ужасах и откровенностях, которое уже успело нарисовать его воображение.

Лишь один раз встретилось обрезанное видео, да и только. Отметившись коротким кадром, Ренат был утащен пышной блондинкой в одну из комнат. Но и оттуда он вышел на своих двух. Блондинка кривилась и ругалась.

— Вы знаете, кто это? — Кирилл впервые обратился к Андрею за объяснением. На экране белобрысая уже вернулась в гостиную. Лебедев подошёл к столу, а любвеобильная девушка уже лезла к рассерженной Жанне, зажимая её в угол и откровенно целуя. Кирилл сглотнул, чувствуя, как Лебедев застыл за спиной.

Тяжёлая тишина... иначе и не скажешь

— Варвара, подруга Жанны, — прокомментировал Андрей. — Что-то смутило?

Кирилл стушевался.

Лебедев вернулся к своим документам, утопнув в мягком кресле. Напряжение в комнате продолжало расти, хотя вроде... может, его чувствовал только Азимов?

Как с плесенью... у богатых — причуды?

Кирилл нырнул в новую папку. Злая нервная дочь Лебедева выгоняла людей во двор, люди разъезжались... Ренат и белобрысая ругались. Пятёрка открытых видео-окон показывала их перемещение по дому, как подъезжало такси. Жанна пыталась убрать бардак, но похоже, у неё мало что получалось. Наконец, она с подругами запрыгнула в такси и уехала... Ренат не поехал, Рената не пустила в машину Варя.

Брат шатался, прошёлся по карманам в поисках, судя по всему, телефона... Выругался, а после уселся возле ворот, да так и застыл...

Спал он долго, а Кирилл смотрел на его фигуру и не мог понять, что-же собственно произошло. Наверно, он встанет и уйдёт... лесом или дорогой...

Да и при чём здесь порно? Зачем Карина это говорила?

Он поставил видео на промотку и вскоре подался вперёд к монитору, наблюдая за тем, как знакомый внедорожник скользнул по дороге. Ворота отъехали в сторону, да так и остались открыты, пропуская внутрь машину, а после плавно закрылись. Ренат оставался лежать на земле ещё некоторое время, а потом начал подниматься, опираясь об стену, и направился в сторону леса. Его слегка шатало, и это было видно невооруженным взглядом.

А после калитка открылась, выпуская наружу знакомый силуэт Карины Лебедевой... Она точно знала, куда идёт.

Кирилл шумно выдохнул, наблюдая как брат скрылся за воротами, проскользнув вслед за хозяйкой дома. Их фигуры промелькнули в другом включённом видео-окне, потом скользнули дальше... переходя из двора в дом... из коридора в холл... из холла в знакомую комнату... то, что происходило позже...

В дверь кабинета постучали, и Кирилл нервно дёрнулся, резко сворачивая окно.

— Ты просил ужин накрыть, — заглянула Карина, а после она внимательно взглянула на Азимова. — Всё хорошо? На вас лица нет...

Голос её казался тягучим. Словно пробивался издали или из-под толщи воды, или это у него в ушах зашумело?

Он смотрел на одетую женщину, а видел обнажённую, заходящуюся немым криком ... Чёрные поверхности не свернутых видео-окон вспыхивали, обнажали внутреннее убранство дома. Она вплывала в него, брела по ним жутким привидением... Кирилл же смотрел на неё реальную...

— Человек устал смотреть видео, Карина, — нахмурился Андрей. — Час ночи, если ты не заметила...

«А секс-то он удаляет», — подумалось Кириллу в этот жуткий, по своей сути, момент...

10. Синева

10. Синева

Огромный дом Лебедевых неожиданно показался Кириллу тесной клеткой. Не убежать, не скрыться и каждый шаг подсмотрит бездушная камера.

А тем временем стрелки часов давно перешагнули за час ночи. Безмолвное небо подглядывало в окна мрачной синевой. Ветер дышал сквозь приоткрытые окна и скользил по повлажневшим от пота щекам.

— Идёмте, — улыбнулась Карина, и Азимов попросту не осмелился возразить. Судорожно закрыл все видео-окна на экране ноутбука и пересёк кабинет. За спиной раздался знакомый лязг крышки сейфа, но обернуться Кирилл попросту постеснялся.

Он и дышать сейчас стеснялся, всё время возвращаясь к кадрам записи. Сумбур в голове, ком в горле. Сердце сорвалось в диком ритме... Пальцы Кирилла дрожали, и он, чтобы скрыть испуг, спрятал ладони в карманы штанов.

Спустились на первый этаж в абсолютной тишине. Андрей тихо ступал сзади и отчего-то было муторно даже оборачиваться к нему. Азимов и не оборачивался. Прошёл в столовую следом за хозяйкой и послушно сел на указанное место.

Стол был накрыт основательно. Красовался толстыми стейками на подложках из салата. Розовый мясной сок уже собрался на белоснежном дне лежащей перед ним тарелки. Зелёные листья неожиданно показались синими. Кирилл сглотнул, смотря на сыроватый кусок говядины. Сначала плесень. Теперь почти сырое мясо. Они создавали в его мозгу свой тандем, выглядевший на фоне внутренних переживаний и диких мыслей, как сигнал общей тревоги.

Синева в собственных глазах поглощала, а кровь до боли пульсировала в висках...

Андрей обошёл Кирилла со спины и положил на стол пистолет. Присел. Взглянул на мясо, посмотрел на жену и принялся есть, всё также не отрывая от неё взгляда. Резал мясо медленно, жевал ещё медленней. Кирилл же не мог отвести взгляда от пистолета, лежащего под правой рукой Лебедева. От столового ножа, неожиданно острого, находящегося в абсолютно спокойной, не дрожащей руке.

Всё спланировано с самого начала? Видео, разговоры, приглашения и даже поздний ужин?

Неприкрытое издевательство Карины днём, выглядело сейчас изощрённым введением в происходящее.

Его откровенно начинало мутить. Поздний ужин напоминал Кириллу сцену из фильма ужасов в окружении демонов, но никак не людей. Два дня назад, в это же время, сидящая напротив него женщина обнажённой тенью скользила по этому дому с ножом... Ещё раньше её насиловал Ренат, его родной брат. И это было ещё непонятнее, чем обещанное порно.

«Оцените брата по достоинству», — звенел в его ушах пропитанный плесенью голос... стекающий кровавыми мыслями...

Карина ела без стеснений, как и её муж. Бросала в Азимова задумчивые длинные взгляды, словно пыталась прожечь ими насквозь.

Кирилл не шевелился. Пистолет же продолжал лежать там, где Лебедев его положил. У него под рукой, смотря дулом Азимову в лицо.

— Вина хотите? — тихо поинтересовалась Карина, так, словно ничего странного не происходило. Сейчас на её лице играла лёгкая улыбка, вполне уместная на романтическом ужине. Кирилл сглотнул набежавшую слюну.

Лучше бы он написал заявление в полицию сразу... и послушал Жанну.

— Налей ему, — решил Андрей и потянулся за очередным куском стейка.

Женщина медленно поднялась из-за стола и направилась к бару. Лебедев продолжал поглощать свою порцию.

— Как вам поцелуй Варвары с Жанной? — поинтересовалась она, откупоривая бутылку.

— Это была сама лёгкая из увиденных сцен, — неожиданно для себя ответил он, слыша свой голос со стороны. Лебедев усмехнулся, оценив иронию. Азимовы радовали меткими фразами. А Карина тем временем уже разлила вино в два бокала и вернулась за стол. Мужу не налила.

Ну да, он же в два уезжает... Кирилл судорожно выдохнул, отчётливо понимая, что у Лебедева каждое действие расписано по времени. Даже этот ужин, поддетый красным и синевой... и лежащий на столе пистолет...

— Есть такое... — пила она большими глотками и досуха. Опустила пустой бокал на стол. — Хотите посмотреть ещё?

Зачем она это говорит? Участие в её голосе было столь же обманчивым, как и тишина за окном.

— Не понимаю...

— Да всё вы понимаете, — прошептала она. — Вам ведь хочется знать, чем всё закончилось?

— Он ещё не осознал, милая, — тихо вклинился в её разговор Андрей. Отложив приборы взял в руки салфетку и обтёр ею рот. — Испуган, зажат... Классическая жертва...

— А может, наоборот, осознал слишком чётко? — улыбалась Карина, щуря свои карие глаза. — И ужас теперь гложет...

— Может быть...

Правая ладонь Лебедева опустилась рядом с оружием, едва задевая указательным пальцем рукоять.

Нервы сдали. Резко опрокинув стол, Азимов схватил своё кресло и не раздумывая приложил им замешкавшегося Лебедева по голове. Один раз, второй, третий. Лебедева визжала... Подхватив с пола пистолет, бросился к окну и резкими движениями отворил его. Выпрыгнул во двор и побежал к своей машине.

Вот только, открыть её не смог. Ключи остались в куртке, в прихожей. Чертыхнувшись, обхватил голову руками и в абсолютной панике оглянулся... Синева заполняла его, окутывала, отдавала рычанием в голове. Она набросилась на него словно хищный зверь и прижала к земле до миллиметра выверенной хваткой...

* * *

Карина склонилась над Андреем. Взгляд её был взволнован, выражение лица растеряно, как у маленького ребёнка.

— Ты как?

— Ударен, — прошептал он, морщась. На темени уже наливалась гематома. Рассечение было незначительным, но кровило. Человеческий вскрик за окном раздался и умолк, также как и рычание Филы. Выстрелов не последовало.

Похоже, Азимов не смог убежать далеко.

Ветер развивал занавески, сквозняком гуляя по дому. Ночь продолжала молчать.

Андрей откровенно устал.

Карина занялась раной. Он же, послушно замерев, сидел на полу, упёршись локтем в колено, головой в ладонь... Терпеливо ждал и думал, чувствуя, как ноет ушибленная креслом спина. Опрокинутый стол был тяжёл, и удивительно, что Кириллу хватило силы это сделать. Посуда снова была разбросана, и Карине опять прибавилось работы по уборке.

— Удушит? — тихо поинтересовалась жена, накладывая на гематому мазь от воспалений.

— Не знаю. — И он действительно не знал. Одно дело говорить, дрессировать, другое — окунуться в омут действий.

Карина закончила обрабатывать ушиб. Андрей поднялся на ноги и вернул стол на место. Вместе убрали. Пошёл, переоделся.

— Уже едешь? — подняла на него взгляд Карина.

— Должен... Поезд в три, — Лебедев взглянул на свои часы, обхватившие левое запястье.

Карина погрустнела. Получила в щёку дежурный поцелуй и пожелала удачи.

Андрей вышел из столовой молча. Без стеснений проверил карманы чужой куртки и выудил из неё ключи от «Логана». Оделся, обулся, натянул кожаные перчатки. Беззвучно закрыл за собой дверь дома и спустился по ступеням.

Занимательную композицию нашёл у самих ворот. Фила сидела верхом на Азимове и сжимала его глотку зубами. Хорошо сжимала. Кирилл тихо хрипел, но ещё не задыхался. Пистолет валялся в метре от него.

Хорошо упал. Удачно.

Подняв свой макаров, Андрей привычно проверил обойму, а после заговорил.

— Ты знал, что бразильский мастифф был выведен для поимки беглых рабов? — тихо поинтересовался он.

Старший Азимов молчал, как и его брат. С немым ожиданием в глазах. Страхом, не пониманием, обвинением. Фила не двигалась, ожидая команды. Лоб её добычи был вспотевший, дыхание учащено, сигнализируя о охвативших человека побочных действиях таблеток.

Команды не было, и собачья челюсть продолжала держать человеческую глотку.

Хороший мужик, этот Азимов, предприимчивый... Андрей не любил таких. Они ставили палки в колёса.

— Я знаю, как ты себя чувствуешь, Кирилл. Тебе страшно. У тебя пульсирует в висках. И стоит тебе встать, голова закружится. Ускорен сердечный ритм...Туманит в глазах. И всё кажется... чрезмерно синим... Передозировка на лицо.

Азимов продолжал молчать...

— Просто знай, что этого могло не быть.

Эпилог

Эпилог

Ночь была тихой, как и положено быть ночи. Дорога пустынной. Вокзал дышал усталостью, немытыми телами и креозотом. Тяжёлая смесь щекотала ноздри.

Поезд приехал вовремя, и Андрей, докурив сигарету, бросил бычок на платформу, да припечатал носком. Девушек, выскользнувших из вагона, приметил сразу. Взгляд безошибочно выхватил дочь, мазнул по Варе и Вере.

Красивые девочки...

— Сумки где? — поинтересовался он.

— Мы налегке, — пожала плечами Жанна и указала пальцем на заплечный рюкзак, — Только самое необходимое.

— Идём к машине...

Шли молча. Жанна, как обычно, на полшага спешила. Она держалась чуть левее отца, и когда оборачивалась к нему, то был виден след от засоса под её ухом. Свежий, ещё не успевший почернеть.

На стоянке она растерянно оглянулась, ища знакомую машину. Андрей же молча вытащил ключи и отключил сигнализацию «Логана».

— Ты тачку поменял? — удивилась Жанна, — Старьё какое.

— Ей всего пять лет... — процедил её отец, садясь за руль. — Сядь рядом.

Пожав плечами, Жанна села спереди. Её подружки скользнули на задние и почти одновременно хлопнули дверьми.

Машина тронулась с места тихо и послушно, прорезала ночь на всё увеличивающейся скорости.

Внутри машины разгоралась своя беззвучная драма, диктующая страх, оторопь и боль.

Ночи было всё равно. Она обнимала слишком много домов и невообразимое количество душ. Скрывала своей чернотой чужое бремя, слепо баюкая и даря понимание каждому из живых существ. Не видя ни добра, ни зла; не ощущая ни любви, ни ненависти... ни чужих извилистых дорог.

Ночь, как океан. Каждый человек в ней как рыба. Пищевая цепочка, где слабого поглощает сильный. Где чья-то свобода постоянно положена в угоду чужому интересу. Океан расслоён высотами, течениями, нравами. Одна сплошная масса интересов и направлений, которые никогда не пересекутся.

Ночь похожа на лес. Каждый человек в ней как дерево. Молодое или старое, облепленное паразитами или сгнившее внутри... Пока не срубишь, не поймёшь сколько мелких жизней от него зависит... Продолжат ли эти жизни копошиться на павшем стволе, словно ничего не случилось, или переползут на место потеплее...

Ночь похожа на разбитые розовые очки. И в этом она до ужаса откровенна. Под её пологом тишины срываются милые маски, обнажаются зубы, потаённые желания и страшные помыслы. Их не меньше, чем любящих сердец и чистой безграничной любви, радости, счастья и доверия.

Розовое стекло втопчется под чужими шагами в землю. Ночь же останется, как и общество поломанных судеб и душ вперемешку с чистыми и яркими сердцами...

Увы, пока ночь безразлична, невозможно будет что-то изменить...

Течению не свернуть. А океану, не высохнуть...

КОНЕЦ

___________________________________________________



_________________

___

Словарик

Бразильский мастифф или фила бразилейро — молоссоидная порода с крупным костяком и большим количеством складок кожи. Стандарт породы требует, чтобы рост кобелей был от 65 до 75 см в холке, а вес по меньшей мере 50 кг. Суки немного меньше — от 60 до 70 см в холке при весе от 40 кг.

Фила - отличный охранник для загородного дома. Он не скрывает своё недоверие к посторонним и даже на выставках проявление агрессии по отношению к судье не является поводом для дисквалификации. У филы это заложено в генах, поэтому даже бразильский стандарт породы советует судьям не дотрагиваться до собаки.

Порода собаки выведена для охраны и преследования беглых рабов. В обязанности филы так же входило охранять стада и жилища от очень опасного хищника — ягуара.

В Великобритании, Израиле и Норвегии запрещается владение филой бразилейро без специального решения суда. В некоторых штатах Австралии владение филой запрещено или ограничено, также запрещен импорт. В Новой Зеландии филы автоматически классифицируются как опасные собаки, что подразумевает запрет импорта и кастрацию кобелей. Также собак этой породы запрещено ввозить в Республику Кипр.



Виагра (Силденафил)

Передозировка силденафила может сопровождаться редкими случаями потери зрения. По результатам исследований препарат на микроскопическом уровне повреждает клетки сетчатки глаза, отвечающие за восприятие цвета. Как доказали ученые, картина повреждения была аналогична той, которая наблюдалась при генетических нарушениях сетчатки (например цветовая слепота) . Также по данным других исследований было показано, что люди с генетическими расстройствами сетчатки глаз, подвергаются большему риску возникновения проблем со зрением, после передозировки силденафилом . К тому же, даже рекомендуемая доза силденафила способна вызвать затуманенность, повышенную светочувствительность и изменения цветового зрения, длительностью побочного эффекта не более одного дня . Однако, случай, описанный в отчете, опубликованном в журнале Retinal Cases, показывает, что потеря цветности зрения и другие нарушения могут длиться до года и больше .

Передозировка силденафилом может вызвать сердечный приступ, а также болезненно длительную эрекцию, способную вызвать развитие гангрены полового члена с последующей его ампутацией.

Головная боль, «приливы» крови к лицу, головокружение, диспепсия, заложенность носа, нарушения зрения (изменение цвета объектов (синего/зелёного), повышение чувствительности к свету, нарушение чёткости зрения)

____________________________________________________________

Хочу выразить благодарность своей бете salvira за борьбу с ошибками!

И отдельное "Спасибо" каждому, кто прокомментировал книгу и указал недочеты. Я ценю Вашу помощь!



Эта книга для меня была тяжелой. Люблю экшн. Люблю действие, а не расписывать красоты природы под дулом пистолета. Но жанр требовал себе изменить. Азимовы требовали внимания к своим персонам, Лебедевы хотели показать себя со всех своих откровенных сторон.



В этой книге нет положительных персонажей. Есть психически больные люди. На самом деле таких людей вокруг пруд-пруди. Мы их не замечаем. Их жизнь проплывает мимо и часто не пересекается со светлым миром многих других людей.

Для меня эта книга как личный Эверест. Если она вам понравилась, напишите об этом.

Если она затронула в вас злое или неприятное - напишите об этом.

Я хочу знать, что моя мысль услышана.

Всем спасибо за внимание!

___________________________________________________

@темы: Откровение

---

Откровение

Автор: Екатерина Лылык
Жанр: Драма, триллер
Аннотация: Аморальное увлечение Жанны, дочери Андрея и Карины, запускает в ее семье цепь событий, с которыми каждому из персонажей придется справиться. Карине переступить через персональный ужас и найти себя. Андрею — бороться с оглушающей его ревностью и снова увидеть в любимой игрушке — женщину. Жанне разбираться с тем, что сама натворила.
И если бы их проблемы затрагивали только их самих. Кирилл, чей брат пропал после встречи с Жанной, пытается сам его найти, сдвигая цепь событий под невообразимым углом.

litnet.com/ru/book/otkrovenie-b226008?_lnref=XB...

ОТКРОВЕНИЕ

1.Изнасилование

1.Изнасилование

— М-м-м… — только и смог протянуть Ренат, хватаясь за голову. Мир перед глазами качнулся... или это он качнулся посреди этого мира? Или, может, колыхнулось внутри головы… да так, что тошнота подкатила к горлу.

На самом деле не важно. Определение, кто же кого на самом деле укачивал, никогда не спасало от пьяного вертолёта в голове. А то, что это были именно последствия лишнего стакана водки — не было никаких сомнений.

Путаясь в собственных ногах, он налетел на ограду и сполз наземь. Прислонился спиной к крашеной решётке чьих-то ворот. Осознание происходящего вокруг приходило натужно, словно сквозь пелену. Он знал и эту улицу, и этот дом за оградой. А ещё он знал одну девушку отсюда. Раньше они хорошо развлекались с ней... Точнее, развлекалась она, Ренат же её сторожил на правах телохранителя и бессовестно называл мелким капитаном. Девчонка дула алые губки и предлагала называть её хозяйкой… Ренат смеялся, спрашивал, где ошейник, и на этом разговор обычно заканчивался. Капитанша не решалась стать хозяйкой в том смысле, который вкладывал в это слово её телохранитель. Сам же Ренат никогда бы не переступил через должностные обязанности.

Было всё это не так давно, полгода назад. Но почему-то он никак не мог вспомнить ни названий, ни имён, ни причин, по которым тогда уволился, и уж тем более, зачем сегодня пришёл сюда. В памяти всплывали лишь расплывчатые образы. Всё в забавных розовых тонах. Насмешливый взгляд и взметающиеся под порывом ветра чёрные как смоль волосы…

Выпитый накануне самогон был хуже тех винных одеколонов, штабелями лежащих в кладовой семейства Лебедевых…

Кстати, о них... Представитель последнего как раз остановилась напротив и теперь молча взирала на своего рыжеволосого охранника, в наглую развалившегося у калитки дома.

— Азимов Ренат… — властным тоном вымолвила Карина Лебедева, мать его зазнобы, словно впервые пробовала имя на вкус. На её горделивом аристократическом лице промелькнуло едва уловимое недовольство. Но Ренату было и этого достаточно, чтобы попытаться взять себя в руки.

— Босс?! — поморщился он, кое-как поднимаясь и пытаясь держать равновесие. Увы не получилось. Пошатнувшись, уткнулся лбом в живот Карины и неосознанно вздрогнул. Лебедева даже не шелохнулась, молчаливо выждав, когда бывший телохранитель её дочери всё же выпрямится перед ней.

— Заблудился? — бесцветным голосом спросила она, смотря парню прямо в глаза.

— Вспомнил о чёрных волосах и мятежном взгляде пылких глаз твоих... — досадливо махнул рукой Ренат и тут же пошатнулся, заваливаясь вправо.

— Азимов… — сдаваясь, вздохнула Карина, на миг прикрывая глаза. — Мы вернёмся к этому разговору, когда ты протрезвеешь.

Парень невольно сглотнул, даже не представляя, во что всё это в итоге выльется. Двинувшись с места, женщина отворила калитку и, на миг замерев, взглянула на бывшего телохранителя через плечо:

— Проходи…

В темноте её облачённый в белое платье силуэт выглядел почти невесомо. Чёрные волосы блестящей волной спадали почти до пояса. Впечатление портила лишь кожаная сумка, перекинутая через плечо и шлёпающая Карину по попе на каждом шаге.

Внутри голодной кошкой заворочалось дивное чувство, и Ренат невольно сглотнул, неожиданно поймав себя на мысли, что засмотрелся на неё… А ведь Карина была на добрый десяток лет старше него.

Наверное, всё дело было в алкоголе, а может, и просто в уникальности этой женщины. Неуверенно ступив следом, Ренат прикрыл за собой калитку.

Здесь, в поместье блатного семейства Лебедевых, воздух казался иным. Наполненным запахом вечно цветущих растений, журчанием искусственного ручья. Даже ветер был другим, нежели за оградой. Более мягким, что ли?

Образ Карины опять расплылся перед глазами, и снова Ренат видел перед собой дивное танцующее марево. Прелестный гибкий стан и мимолётную улыбку… белую кожу в свете луны.

Сон наяву, дивное мечтание, отдающее в паху болезненным напряжением…

Голова опять закружилась. И опять умудрился налететь на свою бывшую работодательницу, а после сразу усесться в какой-то цветник.

— Азимов… Ренат, — в свойственной ей манере начала Карина, — ты неисправим…

И вдруг улыбнулась той самой мимолётной улыбкой из незваного видения.

Наверное… в том самогоне было ещё что-то кроме спиртного. Ренат облизнул сухие губы, заворожено смотря в спокойные глаза возвышающейся над ним женщины. В них не было ни удивления, ни настороженности… лишь извечное равнодушие и отстранённость… До жути захотелось увидеть в этих глазах искры ярости…

— Гостевая более удобное место… — тем временем обернулась к нему спиной Карина, — нечего спать у меня на клумбе... Ренат.

* * *

Внушительных размеров дом был привычно пустынным. Включив свет, Карина Лебедева быстро окинула взглядом холл. Отметила пыль, скопившуюся на полу и перилах лестницы, свежие пятна, отпечатавшиеся на ковре. Осколки стекла, завалявшиеся под мягкой лавочкой, разместившейся сразу возле входа между дверью и ящиком с обувью. Похоже на выходных дом ходил ходуном. С дочерью придётся опять поговорить на эту тему. Объём наметившейся уборки раздражал.

Она шла вдоль коридора, а автоматические светильники послушно зажигались, улавливая вибрации. Спрятанные в углах камеры видеонаблюдения бездушно смотрели с потолков во все стороны.

Ренат шумно дышал за спиной, и женщина поторопилась отвести его в комнату, прежде чем он грохнется посреди коридора.

Спрашивать, что он здесь забыл, было бесполезно. Слишком пьян. Такой разговор действительно лучше оставить до утра. Муж задерживался и должен был приехать после полуночи. Дочь укатила с подружками на неделю... Пустые бутылки из-под пива наталкивали на мысль, что не только с подружками.

Нужная дверь нашлась быстро. Распахнув её и включив свет, Карина раздраженно сощурилась, отметив не только помятую узкую кровать, но и разодранный квадрат презерватива.

Муж её убьёт...

— Проходи, — вздохнула она и застыла, наткнувшись взглядом на заляпанное чем-то зеркало. Ренат стоял позади, словно скала, дышал тяжело. Отросшие рыжие пряди закрывали светло-карие глаза. Но напряжённость этого взгляда чувствовалась в полной мере, сквозь чёлку… и сквозь грязное зеркало.

Они не виделись полгода, и в тот последний раз он был обколот, раздет и связан. Дочурка забавлялась, дорвавшись до игрушки. А им с мужем пришлось впопыхах сглаживать ситуацию. Даже сейчас Карина чувствовала некоторое сожаление по этому поводу. Ренат был хорошим телохранителем и удобным работником.

И вот сейчас руки этого когда-то удобного работника неожиданно опустились на её плечи, сжимая вовсе не по-дружески и явно не из благодарности. По позвоночнику словно электрическим разрядом прошлись, предательски обдав давно забытой истомой.

А потом он её толкнул. Неожиданно и слишком сильно, чтобы ей удержаться на ногах. Упав наземь, она болезненно приложилась головой о твёрдые края собственной сумки.

Азимов за её спиной засопел. Встряхнув головой, Карина резко перевернулся на спину и попыталась встать. Но тут же была подхвачена мощными руками и опрокинута на кровать. Сверху упал Ренат, вжимая в постель всей своей массой и лишая возможности дышать. В глазах поплыло. Вытянула вперёд руку, упёрлась ладонью в его подбородок, пытаясь отстранить его от себя. Напрасно. На запястье сразу сжались чужие пальцы, вытягивая руку вверх, не давая шевельнуться, воспротивиться. И тут же влажный язык скользнул по её губам, прорываясь внутрь и размыкая её зубы, втискиваясь до самого горла. Осознание происходящего было столь шокирующим, что Карина попросту растерялась. Это была её ошибка. В следующий миг она уже лежала на животе. Ренат дернул ее бедра к себе. Колени болезненно уперлись в пол. Тяжелая рука легла на затылок, вдавливая ее лицо в кровать.

— Мать вашу... Карина, вы лучше любой девчонки… — едва слышно прохрипел парень, пытаясь свободной рукой, задрать её платье.

Карина запаниковала, чувствуя как откровенно не хватает воздуха. Попыталась ухватиться за его руку и освободить голову. В итоге, получив локтем в спину, женщина застонала, ослабев.

Натянув на шее своей жертвы мешающуюся сумку, Азимов, не особо отдавая отчёт своим действиям, хорошенько спутал руки своей бывшей нанимательницы холщовой лямкой у неё же за спиной. Карина захрипела, испуганно захныкала, чувствуя, как совсем нешуточно передавило шею. Судорожно ухватилась ослабевшими пальцами за собственную одежду, чтобы лишний раз не дёргать руками. Ренат же задрал её белоснежную юбку почти до самой головы, обнажая молочно-белое тело. С задумчивым выражением на лице стащил с Карины прозрачные колготки, и с не меньшим удовольствием спустил собственные штаны. Обхватил ладонью член и шумно выдохнул...

Кажется, она ещё никогда так не хрепела и никогда столько не ревела в одночасье. Пресные сильные движения рвали её, ремень душил... Азимов шумно дышал, выстреливая масляными эпитетами сомнительного содержания... Хваля за крики и за жар... за приятно узкую задницу и не кусачие зубы... не забывая при этом двигаться сильно и резко, покуда его пьяный запал не сошёл в обмякшее нечто...

Ренат не останавливался до последней секунды, пока полностью не иссяк.

А после просто накрыл её своим тяжёлым телом, обнял, крепко прижимая к себе… провёл языком по уху, словно преданный пёс и захрапел, дыша перегаром…

Изнасилованное тело болело каждым своим сантиметром и каждым укромным местом, куда только можно было залезть. А он лазил, всем чем только можно, отпечатывая себя буквально во всём, вертя её словно игрушку из порномагазина.

В свете электрической лампочки, Карина с ужасом смотрела на собственные разметавшиеся по постели волосы, резко контрастирующие с его рыжими, словно огонь, прядями…

Если бы он был настоящий, этот огонь, Карина хотела бы сгореть в нём. Очиститься с его помощью от того ада, в который её вверг Ренат.

Храп стал тише. Довольная улыбка сошла с его лица, пропустив на своё место безмятежное спокойствие. Осторожно выбравшись из-под его тела, Карина вдруг с омерзением почувствовала, как из неё откровенно течёт. Руки всё ещё были связаны, глотку саднило, а ненавистная сумка всё так и жалась к уху. Осторожно высвободившись, коснулась собственных бёдер онемевшими пальцами и болезненно сжала зубы.

Прерывисто вздохнув, опять взглянула на Рената.



Полночь наступала медленно, пугая своей тишиной и яркими звёздами. Многочисленные тени стелились садом, иногда запевала сбившаяся с дневного времени птица. Карина пошатываясь шла по дому, не обращая внимания ни на собственную обнажённость, ни на вспыхивающие светильники, стелящиеся за ней ярким следом, ни на бездушные глаза камер. Зашла на кухню, привычно вытянула любимый нож из подставки, после потянулась за мотком клейкой ленты и мусорными мешками.

План действий был так же резок, как и движения Азимова, всё ещё отдающиеся в её теле. Так же безжалостен и беспощаден. Продиктован исключительно желанием получить максимум удовольствия от мести.

Своего мужа, Андрея Лебедева, Карина встретила на полпути назад. Он стоял в холле, успев сбросить кожанные туфли и лёгкую куртку. Хмуря чёрные брови, он шипел голосовое сообщение на телефон, поминутно вспоминая имя дочери, её блядство и бардак, устроенный в доме. Он запнулся, когда обнажённая фигура Карины выросла перед ним во всей неприкрытой откровенности, с наливающимися синяками от чужих рук, грязными потёками на ногах, истерзанными губами и синим, словно ошейник, следом поперёк шеи. Палец слетел с графической кнопки экрана, а телефон выскользнул из рук.

— Кто? — резко дёрнул её за подбородок, приподнимая вверх и разглядывая шею. Его карие глаза блестели, медленно наливаясь яростной краснотой.

— Ренат... старался... — голос Карины был сорван и тихо шелестел на низких нотах. Взгляд Лебедева выхватывал каждую деталь её падения и застопорился на мотке клейкой ленты и свёртке пакетов, зажатом в левой руке... По ножу, уверенно обхваченном тонкими пальцами правой руки.

— Поставь нож на место, — процедил её муж, отбирая мешки и ленту. — Оденься... и свари кофе...

Карина дёрнулась от его слов как от удара и беспрекословно подчинилась. Андрей не любил ножей... Он всегда делал всё иначе...

2. Неизбежность неминуема

2. Неизбежность неминуема

Ренат даже не дёрнулся, когда его выволокли из гостевой в зал. Рыжая Фила лениво перебирала толстыми лапами, наматывая вокруг него круги. Учуяв запах хозяйки, псина озадачилась и села на задницу, дёрнув мордой. Похлопав любимицу по холке, Андрей велел стеречь, а сам ушёл на улицу.

Пробуждение ворвалось в сознание Рената адской головной болью и тошнотой. Болезненно простонав, парень открыл глаза и с удивлением понял, что лежит связанный на полу. Рядом с ним сидела Фила и лениво щурила свои коричневые глаза, чуть склонив огромную квадратную морду в сторону. Псину Ренат знал, и то с какой мощью смыкается её пасть — тоже. Чуть поодаль, у окна, стояла Карина Лебедева в тонком, закрывающем горло платье. Длинный трикотажный подол обрамлял её бёдра, напоминая о их приятном скольжении под пальцами.

Осознание произошедшего ночью ударило по мозгам, словно оглоблей. Воздуха на какой-то миг не хватило, слов на оправдание тоже… он и не знал, надо ли вообще сейчас оправдываться.

Дверь в комнату резко отворилась, пропуская внутрь Лебедева, мужа Карины.

— Очухался? — оскалился он, недобро сверкнув глазами. Ренат тем временем попытался сесть, правда, это слабо удалось, он почти не чувствовал тела.

— Карина Александровна… дайте объясниться... — наконец выдавил он из себя, с отстранённостью отмечая, что штаны на бывшем боссе забрызганы влажной землёй. Женщина не ответила и не шелохнулась.

— Объяснились уже, — процедил Лебедев и рывком поднял Рената на ноги. — Идём, со мной побеседуешь.

Фила лениво потрусила вперёд, не дожидаясь команды.

Дверь за ними громко хлопнула, от чего Карина вздрогнула. И всё же не сдвинулась с места. Её взгляд был полностью прикован к пространству за окном, где её муж ещё минуту назад отмерял рулеткой место под новую клумбу… Там же лежала лопата. Вокруг неё неровным овалом были вбиты деревянные колья, отмечая пространство аккурат в рост Рената.



* * *

Они остановились в центре сада. Высокие ели далеко впереди скрывали каменную ограду, низкие яблони цвели и благоухали, осыпая всё вокруг кремовыми лепестками.

Андрей молча развязал руки Азимову, а потом так же тихо и без каких-либо объяснений нырнул рукой под куртку и расстегнул кобуру.

— Лопату видишь? — поинтересовался он, вытаскивая макаров и прикручивая к нему глушитель. — Действуй.

Ренат нервно потёр руки, лопата действительно лежала здесь. В центре отмеченного колышками пространства. Шумно выдохнув, оглянулся. Заметил камеру, мигающую красным огоньком и смотрящую аккурат в их сторону. Застывшую Карину в окне. Псина неустанно следила и, казалось, уже отмечала на его теле самые удачные места для хватки. Вышколенная Фила бегала быстро, хватала цепко и безжалостно. А ещё она думала и не всегда дожидалась команды, предпочитая действовать по одной ей понятной логике. Это Ренат тоже помнил.

Опять повернулся к Андрею и, потянув лопату за черенок, принялся копать. При всём желании и возможности вдолбить лопатой по Лебедеву — убежать от злобной собаки он не успеет чисто физически. Не со связанными полуметровой верёвкой ногами.

Пьяная оторопь всё ещё блуждала в голове, соревнуясь с чувством вины. Потому, всадив инструмент в землю, вдавил его пяткой и поднажал. Земля оказалась твёрдой.

Слишком твёрдой, от чего древко натужно заскрипело и надтреснуло. Верёвка откровенно мешала, давая в полной мере понять, как чувствует себя стреноженная лошадь.

Он никогда не задумывался над тем, каково это, копать землю для своей персональной могилы. Какие они, чувства, когда врезаешься острым краем лопаты в маслянистую смесь песка и глины и не без усилий вырываешь из единой массы плотные куски, щедро украшенные чернозёмным слоем и пышными маковками зелёной травы. Мышцы ощутимо бугрятся. Ладони скользят по гладкому черенку, остро ощущая кожей свежие трещины. Яма растёт медленно, а время бежит быстро, гонясь по кровяным сосудам вместе с воспалённой кровью. Звук от каждого удара лопаты о землю бьёт по ушам, словно щелчок возведённого курка.

Неизбежность неминуема?

Настолько?

Стоит ли такого конца нелепое развлечение… Ночью, казалось, было хорошо. Сейчас же, когда утреннее солнце красило небо золотом, всё выглядело совсем иначе. Как и эта лопата с надтреснутым черенком.

Андрей левой рукой вытащил из кармана пачку сигарет. Привычно сдвинул пальцем крышку упаковки. Выуженная сигарета уверенно легла меж узких губ. Щёлкнула зажигалка… Затянулся, не отрывая взгляда от действа. Курить левой он не любил... а правая была занята макаровым.

— Хорошо было? — дым выходил из его рта вместе со словами, скрашивая грубые черты лица.

Ренат вдавил металлическое полотно в землю и налёг на древко, поднял тяжёлый взгляд на Лебедева. Хорошо, плохо? Какая теперь разница. Мысли были занятны чёрной дырой пистолета, который Лебедев держал абсолютно легко и непринуждённо. Длиной глушителя, которая напоминала о том, что никто ничего не услышит.

Утреннее солнце поднималось, опаляло кожу своими лучами. День намечался погожий. Внутри же бушевал персональный шторм, спаянный из надежд, страхов и воспоминаний. Отчаяния не было, и ожидания тоже... Всё это вынеслось из головы в пространство, сосредоточившись на монотонной работе.

Андрей переступил с ноги на ногу, примяв кроссовкой сочную зелень. Наконец докурил и бросил окурок, привычно припечатав его носком. Взгляд выхватил силуэт Карины, замершей тенью в окне. На её холёном лице, как всегда, застыло раздражающее самодовольство.

Чтобы не произошло, она всегда держала подбородок высоко и усмехалась, словно так и должно было произойти. Это бесило. Молчаливый Азимов бесил ещё больше. Но чтобы хоть какая-то мысль отобразилась на лице Андрея? Нет...

Лебедевы не бесятся, они диктуют правила. И сейчас Андрей продолжал следовать выбранному курсу. Яма всё ещё была недостаточно глубокой, а солнце уже поднялось.

— Поторопись, Ренат, у меня мало времени…

Парень сглотнул, а после упёрто вдавил лопату в землю и выпрямился, всё ещё держась за черенок. Фила за его спиной зарычала и приподнялась на мощные лапы.

— А у меня его предостаточно... — голос его дрожал, и на языке явно вертелось ещё что-то. Сарказм... Впрочем, он был абсолютно прав. Времени у него хоть отбавляй. Смерть — безконечна.



* * *

Карина отшатнулась от окна, поспешно прикрыв веки. Но всё равно, образ Рената, дёрнувшегося от выстрела, засел в голове неизменной картиной, словно кто-то нажал на стоп-кадр. Лопата так и осталась торчать из земли, словно безмолвный памятник. Парень упал, сверкая простреленной головой и широко распахнутыми глазами. Андрей молча снял глушитель и спрятал пистолет в кобуру, подцепленную под спортивной курткой. Взял лопату и принялся копать сам. После хорошенько замотал тело в целлофан, спихнул в яму и засыпал землёй. Закончил не в пример быстро и вернулся в дом, оставив мастифа наматывать круги вдоль ограды. Карина всё так же смотрела на чёрный холмик, выросший перед окном.

Тяжёлые шаги мужа гулко разносились по их дому, пока он сбрасывал одежду и так же непринуждённо и быстро переодевался.

— Постираешь сама, ручками, — выдохнул он ей на ухо и чмокнул в щёку, — я на работу. И цветы купи сама, красные. К камерам не лезь, после обеда сам посмотрю. Не скучай.

Входную дверь он закрыл легко, но Карина всё равно поёжилась. Отвернулась от окна и отстранённо взглянула на одежду, сброшенную посреди коврика прямо в прихожей. Грязь и брызги крови вводили её мозг в оцепенение. Ослушаться или сделать иначе, она не могла. Руки дрожали, а сердце судорожно билось.

Будь её воля, она бы спалила эту одежду.

Воли не было.

Зазвонивший телефон, отметился в её сознании строгой мелодией, а голос мужа ещё одним наставлением:

— Про таблетки не забудь, милая. До встречи…

Собрав дрожащими руками грязные вещи, она снесла их в постирочную комнату и замочила. Взяла щётку и пошла оттирать загрязнившийся коврик. Руки дрожали, а мысли уплывали в сторону, выстраивая списки задач. Рассаду цветов надо было не только купить, но и посадить. Думать о том, что она будет копошиться в земле, в которой зарыт Ренат, ещё пару минут назад гордо копающий себе яму, она не хотела. О том, что готова была его зарезать — тоже вспоминалось с дурнотой, как и вся прошедшая ночь.

В голове прошедшие часы не укладывались. Ни издевательства обычно добродушного Рената, ни нарочитая отстранённость Андрея. И от того фраза о «после обеда» казалась ей чем-то опасным...

Муж не любил, когда трогают его вещи. Когда трогают его семью он не любил ещё больше, считая это посягательством на своё личное пространство.

То, что он сам посягал на это пространство, его никогда не волновало.

К обеду дом стоило убрать. Работы было много. Андрей обязательно проверит, раз будет копаться с камерами...

Оставался не решённый вопрос с дочерью, но сколько она не звонила, постоянно попадала на длинные гудки.



***

— У тебя телефон разрывается, — недовольно процедила Верка, — орёт в две карты как ненормальный…

— Нет у меня двух карт, — фыркнула Жанна, сонно разлепляя глаза. Вчерашняя гулянка удалась на славу, благо, успела выпереть всех из дому до того, как пошли в разгул.

Её карманы действительно трещали. Один справа, другой слева.

— Однозначно, мой телефон раздвоился… — трели били по ушам и врывались в голову военным маршем после перепоя. — Господи, да умолкните вы оба…

Телефоны умолкли и снова затрезвонили…

— Выключи… — простонала Варька.

Обе девушки были похожи как две капли воды. С той лишь разницей, что капли — это природное явление, а Виктория и Варвара были случаями исключительно хирургического и косметологического вмешательства. Пластики в их лицах хоть отбавляй, ботокса не меньше.

Подхватив курточку, Жанна шмыгнула в туалет и умостилась попой на крышке унитаза. Злясь на длинные поломанные ногти, кое-как расстегнула молнии карманов и выудила два почти одинаковых телефона в синих оправах.

Свой определила сразу, чужой был тяжелее и без паролей, что слегка удивляло. Не думая, залезла в сообщения и самодовольно хмыкнула.

— Ой, Ренат, Ренат… Чего ж ты такой забывчивый то…

Бывшего охранника она выцыганила вчера из дому. Пришлось немало повозится. Этот упёртый бугай всё время от неё ускользал, а теперь, под напором целого женского коллектива, подчинился… Но не сдался. Пришлось подкачать таблеткой, а он всё равно потерялся… Телефон Азимова опять зазвонил.

— Да-а-а, — она нарочито медленно протянула слово. — Кирюша, это ты?

— Жанна? — брат Азимова, Кирилл, явно озадачился. — Рената позови…

— А если не позову? — улыбнулась она, удобнее усаживаясь на толчке и высматривая в зеркале свежий прыщ на лбу.

— Слушай, то что ты ему в штаны залезла, не значит, что надо наглеть…

— Я ж обижусь сейчас, — продолжала она и дальше издеваться. Опять раздался звонок, теперь уже её телефона — мать, как-всегда, не унывала.

— Жанна… — Кирюша сопел в трубку, а Жанночка рассматривала свои зубы, которые требовали срочной чистки…

— Да не бесись ты… Нет у меня Рената. Телефон у меня, а где Ренат, не знаю, — она наконец слезла с унитаза и начала наматывать круги по узкому помещению… — Потеряли мы его вчера, вдрызг пьяного, где не помню. Да не парься, это ж Ренат, к обеду припрётся…

Кирилл раздосадовано фыркнул и отключился. Загул брата сбивал планы.

Загулявший брат не явился ни к обеду... ни к ужину, что крайне озадачило старшего Азимова… а следом за ним и Жанну, которая в надежде на ещё одну встречу отказалась отдать Кириллу Ренатов телефон.

3. Чужая семья - потемки

3. Чужая семья - потемки

Карина остановила машину на полпути к дому, съехав с трассы. Прислонившись к капоту, она отстранённо смотрела на уток, копошащихся в мелком болотце, поросшем камышом. Фила бегала, довольно махая толстым хвостом. Её уши трепетали по ветру. Мышцы перекатывались под кожей. Короткая шерсть лоснились в ярких лучах, а длинная, свисающая шкура обтекала мощное тело бойцовской собаки.

Купленный на заправке кофе обжёг язык, но Карина продолжила его цедить сквозь зубы. Мысли носило из стороны в сторону. Сонный мозг, издеваясь, подбрасывал картины прошлой ночи, казалось бы, не закончившейся даже с приходом утра.

Андрей связал Рената в полночь. Потом выпустил Филу из вольера и, взяв кофе, пошёл смотреть видеозаписи с камер.

Он в принципе любит смотреть записи, ставя на быструю перемотку изображения пустующих комнат и по десятку раз перематывая острые моменты.

Острых моментов с Ренатом было полно, и Андрей мотал их один за другим по несколько раз, цедя свой кофе так, как его цедила она, стоя сейчас на трассе: мелкими глотками, сквозь зубы.

Карина не удивлялась. Жить под взглядом камер, спрятанных или открыто глазеющих, она давно привыкла, абсолютно не раздражаясь по их поводу. Как и привыкла к странному увлечению мужа. Порой ей даже казалось, что он их коллекционирует, так трепетно он относился к каждой записи.



А после, уже в ванной, Андрей сам раздел её и, молча, до красноты растёр её кожу лавандовым мылом. Скрупулёзно вымыл тёплой проточной водой, не забыв залезть отвинченным шлангом всюду, где бывал Ренат. Обтёр полотенцем и отнёс в спальню.

И ни разу не прикоснулся, продолжая гонять видеозапись от начала и до конца. До самого рассвета. Потом полез в сейф, накинул на плечи ремни кобуры и спрятал в неё оружие... Нашёл в инструментах старую рулетку и ушёл во двор.

И всё молча, без грамма комментариев, оставив жену со включённой плазмой и безмолвным видеорядом...



Карина на миг прикрыла глаза. Утки не могли отвлечь её, она всё равно видела перед глазами свои мысли, а не длиннотелых птиц. Кофе закончился. Время приближалось к десяти утра. Цветы, тремя ящиками рассады уже стояли в багажнике, противозачаточные лежали в сумке, она выпьет их под чутким контролем Андрея... Она уже знала, каким будет его выражение лица в этот момент — строгим и цепким, как ночью в ванной, когда он отмечал пальцами каждый её синяк...

***

— Жанна, ты где пропадаешь? — Карина дозвонилась до дочери только к двенадцати. Большая часть работы по дому была уже сделана. Одежда постирана, обед сварен, дом убран. Траву в саду она постригла, привычно пройдясь по ней сначала газонокосилкой, а после граблями. Ладони ныли и, кажется, она натёрла себе мозоль. Осталось разбить клумбу и привести себя в порядок.

— Гуляем, буду в пятницу, — прогундосила дочка в ответ. Её интонации выдавали похмелье, и Карина недовольно поджала губы…

— Прекрасно… — прошептала она. — Я здесь в гостевой презервативы нашла, сама уберёшь или отцу дать посмотреть?

Жанна засопела в трубку.

— Это не мои.

— Ну да, конечно… и бутылки не твои.

— Мам, ну не могу я сейчас, — её голос резко поменялся. — Понимаешь, один парень у меня телефон забыл. Жду, когда вернётся… Очень жду, правда.

— Ждёшь, значит… — Карина устало опустилась на садовое кресло и уставилась на чёткий овал вскопанной земли, уже обрамлённый низким каменным бортиком. — А сказать больше ничего не хочешь?

Жанна опять засопела. Сказать ей было что, и похвастать было чем, но не перед матерью.

— Парня своего знакомить приведёшь, или как всегда?

— Надеюсь, что не как всегда… — тихо прошептала она. — Мам, ты там замажь перед папой… а то он слегка нервный с утра…

На самом деле она хотела сказать кое-что другое, но, как-всегда, оформила в более мягкую форму.

Знала бы она, почему он нервный…

Короткие гудки обозначили конец разговора. Карина молча уставилась в экран телефона. А после встала, бросила его на кресло и принялась таскать ящики с рассадой. Свежевскопанная земля поддавалась обработке легко, и вскоре первый цветок лёг корнями в лунку. Работа спорилась. Тюльпаны вставали ровными красными рядами, синим смеялись незабудки, суккуленты ложились сизыми мясистыми листьями вперемешку с кусками ярко-зелёного мха.

Телефон зазвонил. Отбросив лопатку, Карина стащила рукавицы и скользнула пальцем по сенсору, отвечая на звонок.

— Алло…

— Я тут подумал, — дышал в трубку Андрей, — я не нашёл телефон. Не видела? Может, выпал где под оградой... Или в гостевой? — он на миг умолк. Карина продолжала судорожно молчать, вспоминая разговор с Жанной.

— Можешь не отвечать, — продолжил Андрей, — ты это... цветики сади. И оденься поприличней, в красненькое, хорошо?

— Хорошо... — сглотнула она, слушая уже короткие гудки. Телефон в её руке, казалось, раскалился и готов был обжечь.

Сложить дважды два не сложно. Пьяный Ренат и пьяная дочка. Телефон у Жанны, которого не нашли у Рената... Похоже, про пачку презервативов придётся рассказать, даже если они, как дочка выразилась, «не её». И заодно на этот телефон глянуть... и отобрать... И уничтожить.

Спрятав лицо в ладонях, она на миг задумалась о произошедшем и сразу задрожала всем телом, не в силах справиться с накатившей на неё истерикой.

***

Муж приехал домой, как и обещал, в обед. Оценил клумбу, потрепал довольную и сытую Филу по холке, а после прошёл в дом. Разулся и потянул сумку Карины. Сев в гостиной, порылся в ней и вытащил пачку купленных утром противозачаточных. Инструкцию читал вдумчиво, потом прошёл в кухню, налил воды и молча выдавил мелкую белую таблетку на ладонь.

— Рот открой.

Карина, шедшая за ним тенью, послушно разомкнута губы и вздрогнула, когда его пальцы скользнули аж к основанию языка, вдавливаясь костяшками в нёбо.

— Тише, не дёргайся, — улыбнулся он, наслаждаясь её покорностью. Слова же стегнули по Карине, словно ремнём. Она явственно почувствовала себя собакой.

Он убрал пальцы, но продолжал держать её челюсть открытой, вдавливая подушечки в зубы и разглядывая её горло и таблетку, прилипшую у самих миндалин. Отпустив наконец её лицо, протянул стакан с водой.

— Пей, милая... Не горчит?

Карина, словно этого и ждала, схватила протянутый ей стакан и жадно выпила из него.

Обедали молча, тушёным говяжьим мясом и овощами.

— Я тут думал, — начал было Андрей, поглощая говядину. — Всё не могу взять в толк, зачем ты его в дом пригласила?

Его взгляд скользнул по её шее, подвязанной тёмным платком, светлому голубому платью, лёгкими складками обрамлявшему хорошо сложенную фигуру. Красного в одежде не было, хотя он просил.

Она порой любила перечить. И красный не любила. На общем фоне её выдрессированности, это выглядело забавно, а иногда даже глупо.

С Кариной он познакомился в сентябре, будучи уже на пятом курсе института, и тогда же и пропал под надменным взглядом карих глаз первокурсницы. Красивый разлёт чёрных бровей, не тонких и не грубых. Длинные чёрные ресницы, которые она никогда не нагружала тушью. Миндалевидные тёмные глаза над узкой, слегка вдавленной переносицей. Прямой нос и вечно недовольные чётко очерченные губы. Ещё чуть-чуть и их можно было бы назвать либо тонкими, либо пухлыми. Не хватало ни для первого, ни для второго определения сущей малости. Впрочем, это не мешало считать её красивой.

Карина проглотила кусок, который успела прожевать, и потянулась за салатом. Она, наоборот, не понимала, как могла пройти мимо Рената. Возвращаясь раз за разом в прошлый вечер, она осознавала, что поступила бы так же. Возможно, будь человек не знаком, она просто вызвала бы ему такси…

Но… Вот в тот момент ей вспоминался удобный и добродушный Ренат, посреди грубой забавы Жанны… В кого удалась их дочь, для Карины не было секретом, человек сидел перед ней и забавлялся так же неприкрыто.

Она могла ответить Андрею, что просто сжалилась над пьяным человеком, в которого втрескалась Жанночка. Но ответ никак не ложился на язык, как бы она его не вертела и не оформляла во всевозможные словесные интерпретации.

Растерянность, как всегда, пролезла на её лицо, некрасиво исказив губы.

Ошибка, которая ещё долго будет идти за ней следом.

Андрей дожевал. Взгляд заскользил по столу, отмечая влажное пятно на белоснежной скатерти, ополовиненные порции на синих пятнах тарелок. Овощи, поддетые лёгким слоем острого соуса, уже успели остыть и стали неаппетитными.

Карина продолжала надменно кривить губы, словно делала ему одолжение. Раздражение от застывшего на её лице выражения распаляло. Отложив вилку и нож, Андрей вытер рот хлопчатой салфеткой, молча встал и обошёл стол, встав за её спиной. Убрал распущенные волосы со спины и взялся за платок. Узел поддался легко. Ткань скользнула, обнажая лиловую полосу. Шумно выдохнул и провёл пальцем по отметине. Карина замерла, словно пойманный зверь, и почувствовала, как молния беззвучно скользнула вниз по спине. Прохладный воздух лизнул кожу. Её свободное голубое платье начало сползать, обнажая до пояса, выставляя на обозрение тонкую серую ткань нижнего белья.

Широкие ладони легли на её узкие плечи и медленно двинулись к шее. Обхватывая полностью, держа крепко и заставляя запрокинуть голову. Вот так они и замерли. Смотрели в глаза друг другу, Карина, тяжело дыша и подняв на него взгляд, а Андрей, нависнув над ней, чуть согнувшись.

— Я жду ответа... — прошептал он. Взгляд цепко скользил по её лицу, отмечая глубокую растерянность и напряжённость, трещинки в уголках губ. Надменность стёрлась, гордость отступила на второй план. Карина была в полном подчинении.

— Я просто... не смогла пройти мимо... Это же... Ренат.

— Не смогла, значит... И что, понравилось... кричать под Ренатом? — тихо поинтересовался он. Голос его звенел от раздражения. — Не вздумай врать.

Она судорожно сглотнула, чувствуя крепость его пальцев на шее, а он помрачнел ещё больше.

— Мне больно, — прошептала Карина, и Андрей шумно выдохнул. Её слова хлестнули не хуже пощёчины. Азимов, казалось, продолжал дышать ему в спину, внося диссонанс в их давно утвердившиеся отношения. Разомкнув ладони, очертил ими её плечи, стянул шлейки нижнего белья и прикоснулся губами к втиснутой на её коже красной полоске.

— Ты такая дрянь... Карина...

Жена не ответила, лишь опустила голову, ничуть не реагируя на осторожную ласку. Провела пальцами по собственной шее, а после выскользнула из его рук, придерживая расстёгнутое платье. Чем ещё больше разозлила...

— Ты ничего не забыла, Кариша? — громко поинтересовался он. — Может, спросить Жанночку, с кем она гуляла ночью? А ещё лучше видео посмотреть?

Карина замерла и не раздумывая соврала:

— Пижамная вечеринка, девичник…

— С презервативами? — тихо прошептал он. Карина вскинула голову, испуганно сжавшись. — Ты должна была мне сразу сказать, о разговоре… — процедил он, приближаясь. — Я предупреждал, не стоит мне лгать…

4. Одиночество внутри

4. Одиночество внутри

Если остановиться и оглянуться, можно заметить свою жизнь. Она будет разной: в колдобинах тротуара, мощёная плиткой, литая асфальтом, с зарешеченными ямами стоков и открытыми люками, а порой и глубокими лужами...

В каждой луже плещется боль, а в каждом стоке ютится страх. Под асфальтом закатаны воспоминания. Вместо плитки — кропотливые кирпичики шагов на пути к цели. Предательство, как колдобины на просёлочной дороге, — изысканный соус, придающий особую остроту блюду.

А кто в роли блюда?

Жизнь, поставившая, его на стол, уже давно распределила посадочные места, кому-то отведя главенство, а кому-то угол на остром изгибе скользкой скатерти. Соскользнуть в пропасть легко, как и запутаться ногами между искусственной тканью и ножками мебели.

Карине казалось, то место на углу её собственное и, который год, неизменное.

Она просто забыла сказать, а он ждал, явно зная о разговоре. Она не раз ловила себя на мысли, что муж посвящён во всё, куда бы не звонила и что бы не говорила. Информация всегда доходила к его ушам одному ему известными путями.

Вот и сейчас так случилось.

Андрей не церемонился. Пряжка тихо звякнула, когда он резким движением потянул ремень собственных брюк.

— На четвереньки, Кариша...

Собственное имя царапнуло уши. Муж редко называл её сокращённо. И, обычно, цедил или выдыхал это ненавистное «Кариша» в состоянии бешенства.

Сложенный вдвое кожаный ремень притягивал взгляд — толстый, коричневый, в три пальца шириной и массивной литой бронзовой пряжкой, спрятавшейся в его широкой ладони.

— Не вынуждай повторять дважды...

Карина шумно выдохнула. Послушно, словно выдрессированная собака, опустилась на колени и упёрлась ладонями в пол. Руки дрожали, сердце билось словно умалишённое. В свои тридцать восемь, она чувствовала себя нашкодившей малолеткой, перед впавшим в ярость отцом.

Вот только... Отец её никогда не прибегал к таким методам воспитания…

Андрей молча обошёл жену, задрал расстёгнутое платье до пояса, спустил её трусики до колен и задумался, проводя пальцами по сероватому отпечатку Ренатовой ладони, обхватившему её правое бедро почти идеальной пятернёй.

Рыжий ублюдок... Так некстати вспомнилось, что он вытворял с Кариной воскресным вечером. Лебедев не знал, как стереть произошедшее из памяти. Но он хорошо знал, как спрятать одни синяки за другими.

Закусив губу, Карина от первого же удара упала на локти и уткнулась лбом в лакированный пол. Ремень гулял по её коже в издевательски размеренном ритме, давая прочувствовать каждый удар сполна.

Тишина дома впитывала её всхлипы и хлёсткость его ударов, словно губка. И хуже в происходящем была даже не боль, наносимая родным человеком, а глубокое одиночество, поглощающее изнутри.

***

Они почти никогда не приглашали гостей в дом, держа гостевую для родственников. Единственным исключением был Ренат, который был на несколько лет приставлен к Жанне. Сопровождал в школу, а потом и в институт... Когда всё изменилось?

Как маленькая девчонка превратилась в неуправляемую егозу, а нормальный в принципе парень в насильника?

Наверное... Стоило самой воспитывать, где-то проявить твёрдость, где-то резкость... Но рядом с Андреем Карина всегда чувствовала себя мелкой песчинкой. Андрей же был той босой пяткой, которая несла песчинку в только ей ведомые дали.

Даже их отношения были исключительно решением Андрея.

Жанну Карина родила рано, почти в восемнадцать, не дотянув до собственного дня рождения пары недель. Андрей был доволен, считая рождение дочери выполненным долгом. Недовольными были родители, которые представляли жизнь своей Кариши слегка иначе.

Впрочем, они ещё успели увидеть широкий размах, с которым зажили Лебедевы, и успокоились...

Жанна своих бабушек и дедушек, ушедших рано, не помнила, с подачи Андрея росла самостоятельной и всегда со своей точкой зрения. Её комната, единственное место в доме, где не было камер. Для Андрея личная жизнь дочери всегда было непоколебимым табу. Тот день, когда дочурка вылезла со своими откровенными забавами за пределы выделенного ей пространства, стал поворотными и для самой Карины.

Ренат был уволен. Возле Жанны появились Вера и Варвара, которые быстро прогнулись под её влияние. И теперь, как две злободневные тени, сопровождали её во всех забавах. Здесь даже увольнение не помогло. Девочки спелись.

Последней точкой в отношениях с дочерью стал вопрос о записях. Она, издеваясь, приводила парней куда хотела, выставляя забавы подруг на обозрение, как хорошо поставленные фильмы. Никогда не принимая в них участия и при этом наслаждалась тем, как отец, скрипя зубами, удаляет их, даже не смотря.

В один прекрасный момент он просто отдал ей ключи от съёмной квартиры и несколько кофеавтоматов в собственность, и с фразой: «Махайся, как хочешь», — выставил за дверь.

Жанке было девятнадцать... В свои двадцать разбалованная Жанка умудрилась бросить институт, купить ещё один кофеавтомат, аренду платила сама и домой приезжала только тогда, когда там никого не было... Пошалить... Чтобы папа не расслаблялся...

Теперь же это её баловство вылезло боком.

Муж не был груб или жесток, он просто был чрезвычайно принципиален и откровенен в своих желаниях. И наказывал только за дело. По крайней мере, он в это верил. Карина этой его верой была перенасыщена, ощущая каждый его нерв на себе, как свой собственный.

Когда он закончил «воспитывать» — встать на ноги Кариша не смогла. Помог Андрей, как-всегда после «дела» нежный и обходительный. В такие моменты Карине казалось, его грызла вина. Но на холодном лице в извечном блеске сурового взгляда, невозможно было понять, вина то или удовлетворение, гордость собой или брезгливость ею. Одно ясно — не любовь…

Записи в гостевой, которые ознаменовались появлением в углу той нечастной упаковки из-под презерватива, он нашёл быстро. Они были разделены парой часов пустого пространства с обеих концов. Как всегда, привычно отметил стоп-кадрами, кто вошёл туда и кто вышел, и после удалил не глядя... Крина всё это время пролежала у него на коленях, полураздетая, всё в том же голубом платье. Подол был задран, а грудь и ягодицы полностью обнажены. Отхлёстанные до горящей красноты бёдра с воспалённой от ударов кожей, продолжали болеть. Левая ладонь Андрея периодически гуляла по ним, очерчивала пальцами набухшие поддетые красными точками полосы. Скользила меж ягодиц, периодически их крепко сжимая и дразня.

Карина, словно послушный зверь, не дёргалась, шумно дышала и вздрагивала, каждый раз, когда прикосновения опаляли болью.

День перешёл в поздний вечер. Муж наконец успокоился и осторожно обработал антисептиком её исполосованную кожу. Чмокнув в щёку, позвал спать и пожелал спокойной ночи.

Он снова не прикасался к ней, а Карина и сама не тянулась.

Заснул он, дыша горячим влажным дыханием меж лопаток, уткнувшись кончиком носа в её синюю от удушья шею. Карина не спала. Её усталый взгляд скользил по просторной спальне, утыкался в окно, в слегка колышущееся на ветру занавески, плотные, обрамляющие арочное окно шторы. Цеплялся за строгие росчерки комнатных растений и холодный квадрат плазмы.

Сон накатывал волнами и так же отходил, подобно морскому прибою на берегу взволнованного моря. Словно её уставшие глаза были берегом, которые раз за разом надо было омыть солёной прохладной водой, поднятой из самих глубин. Веки щипало от влаги, а горло душило беззвучным спазмом.

Дыхание Андрея ярко напоминало прошлую ночь, когда вот так же дышал в затылок Ренат. Его странная, огранённая заботой и болью собственническая ревность пугала и заставляла дрожать. Чувство вины перед ним, как и чувство вины перед дочерью, всё сильнее укоренялись в сердце, вдавливая врождённую гордость, стесняя её и обрамляя в болезненные личные ограничения.

Сказать о своей боли или вине было некому... Разве клумбе под окном, цветам, мху... Суккулентам. Ренату, лежащему под пудом земли в своём чёрном мешке...

Настолько ярким было сейчас её одиночество...

* * *

Телефон Рената снова звонил, вот только Жанна уже не бежала с улыбкой, скорее озадаченно дёрнулась спросонья.

— Да-а-а…

— Опять ты... — раздражённо констатировал Кирилл.

— Как видишь, — Жанна прошлась по съёмной квартире и задумчиво уставилась в окно. Утреннее солнце красило высокоэтажки причудливыми огненными бликами. Стелило по земле тени и поднимало лёгкую весеннюю пыль.

— Ренат?

— Не звонил, — Жанна открыла окно и высунулась наружу по пояс. Звук трассы ударил по ушам и приглушил их разговор. — Слушай, Кирюш, я очкую слегка.

Её грубая речь била по ушам, выдавая в ней отпетую дворовую пацанку, а не очередного заносчивого члена из рядов золотой молодёжи.

— Давай подъеду, обсудим...

— Да нечего обсуждать…

— Диктуй адрес.

Жанна скривилась:

— Кирилл, я на выезде. В пятницу буду, встретимся.

— Мне завтра нужно заявление в полицию написать, хорошо бы тебя при себе иметь. — Кирилл был непривычно серьёзен и мрачен. Жанна нервно почесала засвербевшую щёку.

— Может, без полиции? Они к моим предкам нагрянут, неудобно будет...

— А что, Ренат был у Лебедевых?

— Он был у меня дома в компании ещё пары девиц, оттуда же и ушёл сам. Мы уехали уже без него. Ну не знаю, может, на видео что-то увидим. Если отец не выбросил записи конечно.

Кирилл отключился, а Жанна ещё некоторое время смотрела в окно на непривычные очертания незнакомого города.

Синяя панель тяжелила руку.

Вторник... вторые сутки, как у неё этот бьющий по нервам телефон.

Жанна успела просмотреть в нём всё, начиная от мелких записей-напоминалок и заканчивая тяжёлыми папками с видео и фотографиями. Ознакомиться с давно знакомым плейлистом и проверить все женские контакты...

Похоже, стоит начать по ним звонить. И лучше бы Ренату найтись, потому что звонить в больницы и морги Жанна откровенно боялась.

Не смотря на тревожное настроение внутри, вторник радовал хорошей погодой и раскрывал объятия для мелкого предпринимательства. Жанна со своими подружками собиралась пройтись по всем точкам, подбирая наиболее выгодное место для нового кофеавтомата. Позже склонить к аренде квадратного метра очередного собственника этого дохлого метра, договориться об обслуживании. Мелких вопросов, которые тянул за собой агрегат, было много. Все, как один — привычны... Непривычным оставалась проблема, напрямую связанная с тяжёлым телефоном, лежащим в её тонкой руке.

Ренат пропал, в этом уже не было сомнений.

— Ты совсем скисла, — заметила Варвара, вырастая за её спиной. Крашенная в блонд Варя непринуждённо жевала зубочистку, обхватив её пухлыми накачанными губами. Руки Вари привычно скользнули по талии, забираясь под тонкий халат Жанны и царапая длинными когтями её плоский живот.

— Стоит расслабиться, вдруг ответ сам придёт... — заговорщицки прошептала она.

Жанна лениво взглянула на неё через плечо и чуть сощурилась.

— Кирилл хочет заявление писать в полицию.

— Может, спешит?

— Может...

У Вари были сильные руки, и она беспардонно этим пользовалась, порой ведя себя откровенно, словно мужик. Вот и сейчас, утянув подружку внутрь квартиры, она захлопнула окно и выплюнула зубочистку.

— Пойдём ещё поваляемся, Жанусь, — прошептала она.

5. Неудобные обстоятельства

5. Неудобные обстоятельства

Привычно включив поворот, Кирилл аккуратно вывел свой Логан с дороги на обочину. Притормозил и перевёл ручку передач в режим паркинга. Седан замер, тихонько урча мотором.

Полдесятого утра...

Жанна очень подробно описала дорогу. Даже заморочилась и нарисовала путь на скрине с гуглкарт. Последнее для Кирилла стало неожиданно приятным моментом. Девчонка явно переживала. Азимов лишь надеялся, что переживает она именно из-за Рената, а не за сохранность собственной шкурки.

Странно всё выглядело. Молодёжная гулянка, куча камер, глухой лес возле загородной трассы и пропавший человек... Мысли блуждали нехорошие. Но Кирилл упёрто гнал их от себя подальше.

Выключил мотор и, наконец, вылез из машины.

До дома Лебедевых он не доехал, предпочитая пройтись на своих двоих.

Место было живописным. Лес зеленел свежими травами и цвёл весенними цветами. Распускал листья, купаясь в ярких лучах солнца. Утренняя зябь уже отступила и воздух наполнял лёгкие влажным теплом.

Трасса осталась в некотором отдалении и звуки проезжающих машин сюда не доносились. Заасфальтированная неразмеченная дорога тянулась по правую руку. Врезалась ровной стрелой между мощных стволов старых дубов и клёнов, тополей и грабов. Порой попадались высокие скрипучие сосны с растрескавшейся рыжей корой, засыпанные со всех сторон старыми перепрелыми шишками.

Земля была ровной, словно кто-то срезал каждый горбок и засыпал каждую яму. Больше всего поражала чистота, будто сюда никогда не ступала нога человека.

Каменная ограда показалась из-за деревьев не сразу. Сделанная из красного кирпича, с нарядными, чуть выступающими столбцами каждые два метра. Она всё тянулась и тянулась в разные стороны, покуда хватало взгляда. Излюбленная Ренатом фраза о «блатном семействе» начинала принимать не просто смысл, а и размах.

Кирилл обошёл их территорию по кругу, посматривая: на ограду, на кончик тёмно-красной крыши, выпирающей из-за ограды, на глухие автоматические ворота, увенчанные камерой...

Подошёл весьма кстати — ворота отъехали в сторону, выпуская из своего нутра чёрный внедорожник... Кирилл притаился за старыми широкими стволами, стараясь не засветиться. Машина уехала без излишней спешки в сторону трассы. Ворота закрылись, отрезая любопытный взгляд от нарядного цветущего двора.

***

Фила хотела гулять, а Карина не могла сидеть. Кожа всё ещё болела после порки. Отлёживать бока не привыкла, а стоять над клумбой было как-то неудобно. О том, чтобы сесть и почитать, не было даже и речи. Но Андрей сделал своё дело, думать о чём-либо кроме его ремня Карина не могла. Возвращаясь к его болезненной экзекуции мыслями каждый раз, когда хотелось просто воспользоваться креслом.

Настроение было отличное. И ночная истерика казалась чем-то нереальным и приснившимся. Лес манил тёплыми весенними объятиями, копошащимися насекомыми, яркими белыми пятнами цветов, ненавязчивым шелестом листьев. Но стоило выйти со двора, закрыть калитку и перейти дорогу, как всё изменилось. Фила натянула стальную цепь повода и недовольно рыкнула, резко уставившись в сторону. Карина проследила её взгляд и вздрогнула от неожиданности.

Мужчина стоял, привалившись спиной к дереву, и смотрел на неё в упор. На миг показалось, что это Ренат... Но пригляделась ещё раз и стало ясно: рост не тот, волосы темнее и лицо другое.

Фила резко дёрнулась, готовая прыгнуть. Карина, поджав губы, с силой потянула её назад. Не раздумывая, повернула назад к дому, оттаскивая её за собой.

Настроение к прогулке исчезло.

Человек, словно издеваясь, отлип от дерева и двинулся в её сторону, ещё больше дразня собаку своим поведением. Карина ускорилась.

— Постойте, — он окрикнул её, нагоняя.

— Не подходите! — её окрик был тих, а на лице на миг явно проскользнула озадаченность. — Вы дразните её...

Мастиф недовольно дёрнул мордой и зарычал, с возмущением косясь на хозяйку. А Карина продолжала её тащить...

Дразнить собаку мужчина явно не хотел, потому отступил на шаг, но не отстал:

— Могу я с вами поговорить?

Карина не ответила, затянула разнервничавшуюся Филу во двор и закрыла за собой плотную дверь калитки. Собака фыркнула, гавкнула и, недовольно махнув хвостом, грозно засопела. Наметив свою цель, начала наматывать круги возле ворот. Язык вывалился, а слюна скапывала на асфальтированную дорожку крупными каплями.

— Фила, успокойся... — Карина осторожно подошла к ней и почесала за ухом. Отстегнула повод. — Просто чужой человек, будь терпимее...

Телефон, запрятанный в карман лёгкой куртки, зазвонил.

— Да... — Карина ответила не глядя. Выпрямилась, наблюдая за любимицей.

— Мам, там брат Рената к тебе подъехал, — начала была Жанна, — звонит, жалуется, что ты шарахаешься от него, всё нормально?

Карина сглотнула, оборачиваясь к калитке. Брат, значит... Не удивительно, что они так похожи.

— Я с Филой была...

— А, ну понятно... Слушай, ты только не нервничай зазря. Ренат пропал.

— Ренат? Я здесь при чём?

— Ну... понимаешь, — Жанна на миг замялась, подбирая слова. — Мы с ним и девчонками немного пошумели у вас дома. А теперь найти не можем... Можешь Кирилла, его брата, к записям допустить? Пока отца нет, нам хоть глянуть в какую сторону он от дома ушёл...

Убрав мешающиеся волосы с глаз, Карина отошла от калитки. Сглотнула набежавшую слюну, судорожно раздумывая над сложившейся ситуацией.

— Отец уже всё удалил... — нашлась она.

— И с камеры на воротах? — недоверчиво переспросила Жанна. — Папа их никогда не удаляет...

— Я всё равно не смогу впустить его в дом, — Карина тяжело прикрыла глаза, оттягивая высокий ворот гольфа и проводя пальцами по синяку, обхватившему горло. — Фила разнервничалась... Я её в вольер не затяну.

— Ну хоть выйди... — Жанна сдалась. Её досада резанула по ушам, порождая нервную дрожь.

— Хорошо.

— Ладно, я побегу, мам... Спасибо.

Жанна отключилась. А Карина продолжала озадаченно смотреть на почерневший экран телефона. Для полного счастья не хватало, чтобы сейчас позвонил муж и выдохнул ей на ухо очередное: «Милая, а ты знаешь...»

Но телефон молчал, а человек за оградой ждал. В добавок невинная просьба Жанны, которая должна была опуститься на плечи Карины тяжёлым грузом. Ведь правду не скажешь.

Вот только, место груза уже занято и узел на шее затянут. Накрепко. Трепыхаться больше не имеет смысла, только действовать. Кажется, за последние десять лет это её первое решение. Ну и пусть. Переживёт.

Решение было принято и вечером она прочувствует его последствия сполна. Андрей будет в бешенстве. Это уж точно. А ведь обстоятельства сегодня столкнут её с мужем лбами там, где сталкиваться им и не стоит.

Придётся искать грань между мнимой помощью, откровенным использованием и предательством. А это крайне сложно.

Натянув гольф повыше, Карина кинула последний взгляд на отвлёкшуюся собаку и скользнула за калитку.

Выйти к чужому мужчине, это не привести его в дом. Можно и под камерой постоять... А с Андреем как-то разберётся.

***

Жанна никогда не могла понять, любит она свою мать или нет. Однозначно, она её раздражала. Вечно снежная королева на лице, с острым языком, когда не надо... и безвольная тень возле отца. Отношение отца к матери и того похлеще было... как к питомцу, забавной умной мартышке. Отца мама откровенно боялась. Хотя, бывало, когда он начинал её не замечать, специально нарывалась на внимание. А ещё она никогда ему не лгала, словно от этого её жизнь зависела. И раз она говорит, что записи он удалил, значит и про презерватив сказала... Зачем, спрашивается, словно промолчать трудно.

Хотя, если подумать, откуда там презервативу появиться, вроде никто и никого тем вечером не играл... Впрочем, Жанна была хорошо подвыпившей, чтобы всю ту ораву проконтролировать... Кстати, об ораве... Ренат мог уехать с кем-то из остальных ребят. Не обязательно, что ушёл сам. Стоило обзвонить своих.

— Эй, ты ещё долго? — позвала её Вера. Подруга щеголяла по квартире в одних латексных трусах яркого красного цвета и с плотным макияжем на тощем рыльце. Хорошо подкаченная силиконом грудь, свободно колыхалась при каждом шаге и притягивала взгляд.

— У Варьки сейчас тоналка с ягодиц потечёт, простынь замажет... — выдала Верунька. — Говорит, что стирать не будет и заставит тебя жрать бельё на камеру.

— Сейчас... — Жанна выключила звук на телефоне и отбросила его на стол. Прошла в комнату вслед за подружкой и быстренько оценила обстановку... Антураж был хорош, но советский красный коврик портил всё впечатление. Стоявшая в углу на треноге видеокамера уже мигала включённой лампочкой.

Поставив треногу ближе, Жанна склонилась над камерой. Поправила ракурс, чтобы ковёр не попадал в кадр.

— С кровати не слазим, девочки, — посоветовала она, — иначе ремнём отшлёпаю и скажу, что так и было. И Варь, выплюнь ты эту зубочистку, кадр портит.

Вера фыркнула. А Варька закатила глаза.

— Блин, ну хоть раз дай с зубочисткой поиграть!

— Дам... В глаз, — пообещала Жанна и потянулась к ноуту, включая музыку. — Работаем, девочки. Кто не работает, тот не кушает.

Девочки захихикали, а Жанна, уселась на стул, внимательно смотря за кадром. Хороший получался. Несмотря на то, что обе подружки были блондинками с почти одинаково перекроенными лицами, они всё равно сильно отличались. У Варьки были сильные руки, хорошо просматривающиеся бицепсы, крепкие ягодицы. Не фитнес бикини, конечно, но ощутимо. Она была вся твёрдая, как хорошо подкачанный брутал, и вела себя в сексе соответственно. Варька любила свободную борьбу и была не против продемонстрировать особо интересные приёмы в кровати. Вера, наоборот, сама по себе хоть и крепкая, но по сравнению с Варюшей тонкая и мягкая. В кадре всегда слегка застенчивая — этого даже латекс не портил. У Верки было эмоциональное, хорошо играющее лицо. Подделать эмоции или изобразить их понарошку Вере было крайне затруднительно. На том и играли, вводя её каждый раз на новые уровни ощущений...

Девочки входили в раж, а Жанна думала, сколько получит за съёмку. Сумма, которую они всегда делили на три, была приятной, но не хорошей. Над ценой стоило поработать, или искать другого заказчика... Мысли о заказчике опять утыкались в Рената, застилая разум непривычной тревогой.

***

— Вы Карина Александровна? — констатировал Кирилл, когда Карина вышла на дорогу и плотно прикрыла за собой калитку. Собака за оградой залаяла, скатываясь в рычние и хрип.

— Просто, Карина, — тихо поправила она, задумчиво разглядывая его лицо. — Похожи, — наконец изрекла она. Лай перекрывал слова, делая их неразборчивыми.

— Что, простите? — Кирилл невольно смутился. Взгляд у неё был прямой, а лицо холодным на эмоции. Не в пример Жанне.

— Вы с Ренатом похожи, — с расстановкой повторила она и медленно пошла в сторону леса. — Вы не представились?

— Кирилл... — протянул он руку для пожатия, — Азимов.

— Дочь сказала, Ренат пропал. — Карина не раздумывая пожала ему руку и перешла к вопросу, который его интересовал. — Но я не знаю, как вам помочь. Я говорила Жанне, записи уже удалены.

— Так быстро?

— А зачем сохранять? — она откровенно издевалась сейчас. Кирилл чувствовал это в её взгляде, в сдержанном телодвижении и в чуть искривлённых губах. — Пьяные развлечения? Или пустые комнаты? Я лично не вижу смысла.

— Жаль...

— Мне тоже... Знаете, я искренне вам сочувствую, — Карина остановилась, полностью развернувшись к нему. Убрала мешающуюся прядь волос с лица. — Быть братом такого человека…

Кирилл озадаченно смотрел на неё, переваривая последнюю фразу. Морщины прорезали его лоб, легли меж густых светлых бровей. Залегли в уголках век тонкими, уже наметившимися лучиками.

— А вам, видимо, не сказали... — прошептала она, чуть наклоняя голову и неприкрыто наслаждаясь его реакцией. — Они с Жанной снимали порно. Мы уволили его, когда узнали. В полицию не заявляли, сами понимаете, изготовление порнопродукции уголовно наказуемо. Последняя вечеринка не была исключением. Сплошная постановка, групповуха… Как бы Ренат не нарвался на кого-то из родителей. Порно ведь многие смотрят…

Кирилл продолжал молчать и мрачнеть. Карина продолжала давить морально.

— А знаете… Заходите как-то на ужин, пообщаетесь с моим мужем. Думаю, он сможет помочь. Заодно поделимся с вами одним забавным видео. Оцените брата по достоинству…

Её прямой взгляд, без капли сомнений на спокойном лице, делал своё дело. Кирилл мялся, но на ужин согласился, а Карина непринуждённо улыбнулась в ответ.

Уже позже, выезжая на трассу в сторону города, Кирилл думал, что запланированный разговор ушёл не в то русло… Должны были говорить об одном, а говорили о чём-то вообще непонятном.

Ренат и порно? Да ладно… Но дело было сделано, в дом Лебедевых он попадёт и записи получит, наверняка… А вот насчёт заявления в полицию нужно было серьёзно подумать… Как минимум побывать у брата дома и перетрясти вещи. На всякий случай.

@темы: Откровение

---

Больше всего не люблю просыпаться под детский вой на уши... Вой продолжался долго... Разбирались с причиной еще дольше... Оказалось, доча хотела носки...
рука-лицо...
Правда она попутала слово и подвывала "спать"...
Ввостанавливаю душевное равновесие старой веселой группой "Тату"... лет десять не слушала... вот занесло. И все же хорошие тексты

@темы: космос с нами

---

А меня радуют комментариями к Кодексу.
Редкими, и все же...




litnet.com/ru/book/kodeks-xranitelya-b198819

Анни Кос

Знаете, бывает, что к книге начинаешь относиться, как к человеку? Когда расставаться больно, закрываешь последнюю страницу и: "как? уже? все? нееет! верните!". Вот у меня так. Постараюсь рассказать, почему:
1. Абсолютно вне жанров, рамок, стандартов, шаблонов, клише и прочего. Это и детектив, и любовь, и страсть, и философия. В диком, восхитительном, пьянящем коктейле.
2. Юмор. ЮМОР. Он прекрасен!!! Не тот, когда стыдливо натягиваешь на лицо тусклую улыбочку, а тот, что ржешь в голос, и все равно, что соседи спят или люди кругом пугаются. Просто сил нет удержаться)))))))
3. Под конец сгрызла ногти. Закаливающие эмоции от восторга и счастья до ужаса и опустошения.
Звезда и Кнут в финале непередаваемы, Эвереста - вызывает только уважение и какое-то преклонение что ли, Хинеус пробрал до дрожи своей логичностью, последовательностью, скованностью и обреченностью. Хадиса - тут еще сложнее, до слез, восхищения, отчаяния и вновь восхищения. Финал - да, да, да и еще раз да! Все идеально, ни одного лишнего слова!
Тому, кто будет читать отзыв и выбирать, читать или нет: книга затронет очень тонкие струны души, заставит чувствовать, думать, переживать, страдать и родиться заново.


Я изо всех сил старалась не спойлерить. Но готова обсуждать персонажей и сцены часами. Просто ради того, чтобы мир не отпускал еще немного, чтобы еще чуть побыть там, рядом с ними...

Звездунов. Человек-галстук. Человек-загадка. Сдержанный зажатый тип себе на уме. Единственный, кто до конца боролся за то, что считал правильным. Не хочу идеализировать, там свои соображения и мотивы были, но как показали последние главы, в чем-то он был прав. Идеал как бы всегда недостижим и часто эфемерен, и во всех нас намешано по чуточке добра и зла, но право выбора, кем тебе быть, все равно остается. И снова выбор, баланс и ответственность за свои решения.

Кнут, он же Анонис. Имя-то какое, стесняюсь полностью писать. Неспешно раскрывался, сначала его прибить хотелось, потом стало ясно, что не все там однозначно (и тут спасибо Эвересте, умная она баба, правильный коллектив подобрала). Ритуал в конце вообще смешал все, взболтал и оставил меня молча страдать над вопросом цены и отвественности за свои действия.

Берем дальше. Гемарта Дич. Еще один собирательный образ, на этот раз врача-циника. Который стоит вроде как в сторонке, наблюдает, но без него никуда вообще.

Эвереста - это мегатролль. С первого момента до конца. Она же стебает всех кругом - от Хадисы до деканов и Репетитора. От "настойки" и овцы я просто под стол уползла. Читала ночью, благо ржачем своим ребенка не разбудила.

Хинеус. Не смейся - мой любимый персонаж в этой истории. Из тех кому выбирать дали из плохого и еще более плохого. Самый пострадавший. Даже больше Хадисы, потому как ему теперь с этой виной жить не смотря на то, что сделает Улей. Его реально жалко, потому как при всей фэнтезийности он крайне реалистичен: есть долг, от которого некуда бежать, а власть, за которой многие гоняются слепо и жадно, тот еще груз.

Ну и на закуску: ребятки. Все все. Велена (нежная рыбочка, хнык-хнык), Камилла, Влад, Самсон, Рубин (манипулятор чертов), феечки, РРухи, Горр, Староста, Линн (особенно в конце раскрылась), сама Хадиса. Такие юные, глупые, а думают, что умные. Играют вроде как в серьезные игры, но не понимают, в какие. А когда понимают - уже слишком поздно. Но веришь, что именно из них вырастет новое поколение, достойное своих учителей. Классные они, живые, без пафоса. И понимаешь, что именно сформирует их личностные качества, какие шрамы в душе у каждого. И всем им хочется счастья пожелать, эх...



______________________________________________________________

ficbook.net/readfic/7295115/23868726#part_conte...


ivan_kun 23 апреля 2020, 19:41
Спасибо, что упомянули в послесловии, я тронут. Это честь для меня.

Прежде чем написать отзыв, можно еще один "неудобный" вопрос. Здсь много мифических существ. Вот если этим мифическим существам как Лин выжечь каналы, то что с ними стенет? Лин выжила, но утратила все магические способности, но она вроде человек. А если Хадиса или Велена были бы на ее месте? Они станут людьми? но они не люди. или они просто умрут?

А эпилог не новая история, это более чем стоящее завершение. Над которым в самом деле хрчется подумать и которое хочется прочувствоать.

Жалко ли мне Хадису? Не особо. это не мой любимый герой, скорее жалко того же Рубина или Хинеуса, жалко Лин - им жить с этим.
Хинеусу правда тяжело. Я был уверен, что он останется верен кодексу и исполнит приказ, убив сестру. Но вы смогли меня удивить.
Кстати читая это все и взвешивая произошедшее, мне кажется, что смерть максимилиана была только предлогом и Император приказал умертвить Хадису потому, что так надо. Чтобы ее сила не досталась улью, знал он для чего она Улью или нет - оставлять столь опасное существо нельзя было ни в коем случае.
В данном ключе поручать убийство Кирину было в высшей стпени опрометчиво.

Любовные метании главной героини от одного персонажу к другому мне понять довольно сложно, но для молодой девушки это более чем нормально и правильно. и вообще так интереснее.

Относительно схожести аномалии с Ульем подозревал. Вы показали это довольно явственно в главах с анамалией. А вот по поводу отнятия источника и прекращения существаания академии понял не совсем. Как и что конкретно делали из Хадисы и что осуществили с ее помощью. Не, я понял, что улей починили. Умирающий улей. Но как так получилось, что он стал умирающим и что с ним будет теперь - вопрос неслколько непонятный. Потому, что если с академией что-то случится разве не должен будет Император устроить локальные подземные ядерные испытания, тем паче, что феи изрядно проштрафились уже.

Вот такие вот мысли. по эпилогу и предидущей главе. По предидущей главе вообще грусть - еще одна героиня умерла девственницей. Ну как так то?! Даже немного жаль ее...


ivan_kun 23 апреля 2020, 20:04
Относительно расказа в целом. Я буду немного критичен, Кей-сан. Но только потому, что передо мной не фанфик, а полноценный роман полноценного писателя. Лучших надо сравнивать с лучшими. Ок?)

Первое впечатление было смешанным. Начиналось все как типичная история про девочек для девочек, и обложка на этот же лад настраивала, я даже подумал о том, что будь я девченкой - непременно купил бы такую штуку в мягкой обложке, увидь ее на полке магазина.
Разумеется, что история в итоге вышла про другое, да и размер раза в 2 больше стандартного легкого чтива, не говоря о том, что страниц через сто тон книги поменялся.
Как отмечено раньше мне очень понравилось построение сюжета в котором героиня двигает сюжет вперед, но при этом явлется одним героем из многих. Это очень оживляет историю. В целом же Хадиса вовсе не была плоха, она была нормальной девочкой, как ролевая модель для читательницы так вообще на высоте.
Мне же понравились другие персонажы. Многие образы были яркими, тот же Рубин чинный, важный, солидный, вечно играющийся с магией, Влад со Стасом которых я малость путал, но которые тоже вышли на славу. Гор которого не путал ни с кем и которого в итоге запомнил как одного из немногих по настоящему хороших ребят. Ррухи немного рассеяная, немного нервная но в целом очень хорошая. Милые близняшки. Которых было вот очень жаль, воля улья жестоко с ними обошлась. Лин была класной и вы оказали есть честь победить Репетироа, хотя я все равно очень грущу из-а ее потери... Велена, наверное самая несчастная в этой книги, потому как умерли многие, но таких добродушных и безобидных как велена не было. Ну а то, что мне больше всего нравилась Камила говорил не раз. Вспыльчивая и страстная орчиха это просто песня. О такой девушке может иногда помечать Читатель. Все же Борин это слишком недостежимо даже для мечтаний.
И все они любили интриговали спотыкались поднимались, снова спотыкались, умирали... Это было красиво. И герои красывые и подача, хотя последняя для меня слишком витьеватая, сюжет тоже сложноват, но мне пришелся по душе. Здесь все же упор был на локальные ветки героев и они не разочаровали.
Так что вы написали отличную книгу совершенно неведомого жанра. Вроде и мифические существа есть, а при этом ни одного эльфа или вампира)))
И конечно же юмор со стилем. КОгда они пошли в ход чтиво заиграло новыми красками и после этого бросать не хотелось, а каждая глава была долгожданной несмотря на сложность.
Ох, забыл о Репетиторе - злождей вышел колоритным, как и Максимилиан - отличная пара из них получилась )

Словом, спасибо за книгу. И бетте вашей спасибо. Бета герой.

________________________________________________________________________

И совсем неожиданный отзыв оставленный на пиратке

readli.net/kodeks-hranitelya/

Кодекс Хранителя
Лылык Екатерина
Жанр: Юмористическая фантастика

Читать онлайн
В библиотеку


СКАЧАТЬ КНИГУ В ФОРМАТЕ:
epub
fb2
rtf
mobi
txt
АННОТАЦИЯ
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.






Отзывы
Ваше имя
Читатель
Ваш комментарий

Добавить
Популярные книги
Дорогие читатели, есть книги интересные, а есть - очень интересные. К какому разряду отнести "Кодекс Хранителя" Лылык Екатерина решать Вам! Запутанный сюжет, динамически развивающиеся события и неожиданная развязка, оставят гамму положительных впечатлений от прочитанной книги. Данная история - это своеобразная загадка, поставленная читателю, и обычной логикой ее не разгадать, до самой последней страницы. Многогранность и уникальность образов, создает внутренний мир, полный множества процессов и граней. Мягкая ирония наряду с комическими ситуациями настолько гармонично вплетены в сюжет, что становятся неразрывной его частью. В процессе чтения появляются отдельные домыслы и догадки, но связать все воедино невозможно, и лишь в конце все становится и на свои места. Один из немногих примеров того, как умело подобранное место украшает, дополняет и насыщает цветами и красками все произведение. Что ни говори, а все-таки есть некая изюминка, которая выделяет данный masterpiece среди множества подобного рода и жанра. Темы любви и ненависти, добра и зла, дружбы и вражды, в какое бы время они не затрагивались, всегда остаются актуальными и насущными. Портрет главного героя подобран очень удачно, с первых строк проникаешься к нему симпатией, сопереживаешь ему, радуешься его успехам, огорчаешься неудачами. Создатель не спешит преждевременно раскрыть идею произведения, но через действия при помощи намеков в диалогах постепенно подводит к ней читателя. "Кодекс Хранителя" Лылык Екатерина читать бесплатно онлайн невозможно без переживания чувства любви, признательности и благодарности.

@темы: Кодекс Хранителя

---

Поныть

Похоже я застряла на карантине до осени.
- садики откроют в сентябре
- две трети больных города в моем районе, а люди плевали на маски... В результате я как зверь в клетке периодически смотрю в окно... Малые маску носить отказываются. Жарко. Я их понимаю.
- декрет заканчивается через два месяца, но садики... Либо увольняться, либо продолжать сам декрет.
- семья склоняет продолжать... потому что... садики.. диета, занятия, которые некому будет обеспечить...

Есть позитив,

- впервые за пять лет мои малые ничем не болеют в течении двух месяцев.. карантин это сила.
- Я рисую впервые за пять лет
- Я пишу впервые за два года...
- Закончится карантин и опять сгоню десять кг в цейтноте, как то было в прошлом сентябре... правда, не хочу... когда висит кожа на лице это не красиво.
- Особенный позитив... дети начинают что-то говорить.. как мы с мужем и надеялись.. Дочка предложениями выстреливает. Сын закрытый в четыре стены с целой оравой людей начинает периодически что-то лепетать.. Слышать периодические "мама" впервые за пять лет, еще и не раз в пол года - вполне адекватная цена за вынужденное лишение свободы.

@темы: раздвоение личности

---

Откровение почти дописала. Черное, по своей наполнености произведение, странно, что туда вообще романтика вписалась. Разморозила "ГеСС", переименовала в "Пси-фактор". Приземлила новые понятия книги к нашим обыденным. ГеСС- генно-модифицированный солдат-скаут стал просто ГМО. Это помогло уравнить генно-модифицированных людей с генно-модифицированными овощами.





— Следующий! — гаркнул экзаменатор, щуря мелкие свиные глазки на дородном красноватом лице. В огромной аудитории Высшей Военной Академии Леополиса было не только тихо, но и многолюдно. Вот только будущие студенты не толпились меж рядов парт, да и самих парт не было. Вдоль сводчатого помещения протянулась сплошная проверочная полоса длиной в двести метров, усеянная датчиками.

Из ряда молчаливых парней и девушек, выстроившихся вдоль левой стены, вышел тощий паренек в мешковатой футболке и потертых джинсах.

— Имя! — Тон экзаменатора не сменился. Его цепкий взгляд уже скользил по худому телу абитуриента, отмечая белобрысые волосы, синие глаза, тонкую кожу, обтягивающую не столько человека, сколько его скелет без ярко выраженных мышц. Из-под растянутого ворота футболки виднелся золотистый ошейник.

— Тарис Лаен, — прошептал парнишка странно скрежещущим голосом, словно у прокуренного старика.

Секретарь, доселе стоящая за спиной тучного экзаменатора со стопкой папок в руках, тут же передала ему личное дело Лаена и четким шагом отступила назад.

Резко раскрыв папку, экзаменатор скользнул взглядом по скудным строчкам автобиографии и перешел к отчету экспертов по био-инженерии.

«ГМО» — значилось в заключении, краткое обозначение генно-модифицированного организма. Проще говоря — боевая био-машина с зачатком интеллекта. А это значило только одно: стоящий перед ним тощий ребенок более чем на пятьдесят процентов — не человек. Что ж, учиться модифицированным не запрещалось. Тем более на военном факультете. Здесь, если подумать, все в той или иной мере ГМО.

Кивнув на полосу препятствий, похожую сейчас на покрытую пробкой дорожку, академический преподаватель приготовился ждать, и как только парнишка встал на старте, медленно кивнул.

Папки, которые его личный секретарь держала в руках, неожиданно сдуло, разбросав по полу. Одежда присутствующих затрепыхалась, обтягивая тело. Пробка, устилающая дорожку, осела мелким крошевом. Парень стоял рядом с экзаменатором и с надеждой смотрел ему в глаза.

Динамик тут же ожил, и послышался голос штатного оператора.

— Физические силы триста четыре процента. Пси-фактор — выше нормы.

— Время максимальной нагрузки? — голос экзаменатора дрогнул, словно он стоял в преддверии чуда.

— Семь минут, — вздохнул оператор, отключая динамик.

— Не подходит, — повторяя интонацию коллеги, процедил мужчина. Отвернувшись от парнишки он вернул личное дело секретарю и, набрав полные легкие воздуха, гаркнул: — Следующий!

Что-то неуловимо изменилось в окружающей атмосфере. Последнее, что смог четко осознать экзаменатор, это покрасневшие белки глаз тощего паренька, яркие искры в глазах и тихое гулкое рычание.

* * *

Сирена натужным воем оповестила о тревоге. Удивленно вскидывая головы и оглядываясь, студенты шумели, спеша к выходу. Все происходило без паники и соответственно правилам поведения в экстренных ситуациях.

Ничего не предвещало беды и не выбивалось из стандарта. Учебная тревога, не более.

Спокойствие будущих тружеников Сакской империи сдуло вместе с взрывной волной, выдавливающей стрельчатые окна наружу. Дверь аудитории в конце коридора снесло под шквалом ветра. Пронесло вдоль всей длины и смачно впечатало в стену. К двери оказался придавленным тучный преподаватель, натужно харкающий кровью. В следующий миг паркет, доселе аккуратно устилающий пол коридора, вздыбился по всей длине, словно от последовательных взрывов. Рядом со стонущим преподом материализовался тощий парнишка.

— Почему я не сдал? — прошептал он. Его страшный скрежещущий голос пробирал до дрожи. Стоящие дыбом волосы, казалось, шевелились сами по себе, делая картину происходящего еще более жуткой.

— Потому что… семь минут… животное, — едва ворочая языком, ответил экзаменатор, поднимая на него затуманенный болью взгляд. Он с ужасом понимал, что отведенное время вышло намного раньше.Модифицированный вышел из-под контроля…

Тощее лицо мальчика исказилось, зубы заскрежетали, настолько крепко он их стиснул…

— Я Тарис Лаен, а не животное…

Пальцы парня с чавканьем сжались на шее мужчины...

Неудачливый преподаватель так и не увидел, как сквозь толпу жмущихся к стенам перепуганных студентов прорвались два смельчака. Не раздумывая, они накинулись на паренька, с единственной жаждой в глазах — остановить беспощадное убийство.

Кто-то в ужасе закричал, кто-то упал в обморок, третьи звонили в полицию…

День в поднебесном городе Леополисе только начинался.

@темы: картинки, Пси-Фактор, мои картинки

---

Вконтакт радує дикими пропозиціями. Прнскін під кастом )))

@темы: космос с нами, цитаты

---

Пока рисовала свою первую обложку на заказ, забабахала обложку на новый текст

@темы: картинки, космос с нами, Откровение, мои картинки

---

Рисую свою первую обложку на заказ...
Первая бесплатно, еще кучу всего надо сделать, пока вышло вот это, надо еще работать и работать и доводить до ума:


Итак...
Заказчик:
Насчёт инопланетянина: худой, высокий, с вытянутым черепом, светло-серая кожа, одет в длинный плащ (тёмно-серого цвета).


Я: ты хотел серого инопланетянина одетого в плащ. Если рисовать по запросу то это голый тощий инопланетянин в плаще... потому я одела его в комбинезон

( Я не исправима.. и все могу опошлить)

@темы: космос с нами

---

С Днем рождения меня... та-та-та

@темы: раздвоение личности

---

22.12.2011 в 21:26

Пишет  Tony Timson:

Я - ярый фанат фанфиков  Key Lo Читала все ее произведения по Наруто-фэндому. Выкладываю сборник цитат, надеюсь Key Lo не будет против)

любимое

Это мир таков, или это я просто одинок в этом мире? Пытаясь понять один из аспектов собственной жизни, прихожу к выводу, что одинок именно я. Мир же, по сравнению со мной, пропитан самодостаточностью. Ему не нужны друзья, чтобы сходить вечером в парк, не нужна чужая жилетка, чтобы поплакать. Он просто живет собой ни шагом больше, ни мыслью меньше… Он выверен до самого малейшего кирпичика, уравновешен и до безобразия прекрасен. © Key Lo «Цикл: Истории санинов. Милосердие»
Гордый одинокий человек, он кто? Да он фонарь и похож на фонарный столб, как две капли воды. Светит на все с высоты, порой позволяя птицам с этой высоты срать. А самому невдомек, что что-то в этом его существовании неправильно, — ударил он по столу кулаком. — Достаточно перегореть лампочке, сдать нервишкам, закрыть глаза, и он уже ничего не знает об этом мире. До следующего фонаря не достать, а с теми, кто проходит мимо, сложно завязать разговор — скорее не поймут. Если фонарь упадет, его просто поставят на место. Стой, где стоял, человек, свети в пределах разумного. Не выделяйся, общество уже устоялось с максимальным минимумом твоего участия. (с) Key Lo «Цикл: Истории санинов. Неудачное свидание?»
Что она сделала? А чего не сделала? А ведь столько еще можно было достичь, если бы она просто забыла о своих страхах. (с) Key Lo «Цикл: Истории санинов. Неудачное свидание?»
В чувствах как в политике: для их достижения все средства хороши. Завоевание и обладание, власть и ее волеизъявление. Каждый человек как государство; каждое сердце как крепость. Можно пустить слух, отравляя крепость изнутри, можно шептать самую отъявленную ложь и ждать, пока под напором внутренних склок и неуверенности падут стены, тогда можно будет перейти к наступлению. Человек по своей натуре доверчив. Даже если он в полной мере отвергает чувства, ему хочется верить в свою особенность, хотя бы малейшей частью подсознания. Человек как инструмент, на котором достаточно умело сыграть, чтобы выдать хорошую мелодию.(с) Key Lo «Цикл: Истории санинов. Неудачное свидание?»
Жизнь не церемонится. Ее уроки не бывают легче за предыдущие... (с) Key Lo «Короли»
— Почему каждый холодный расчет требует неустанного внимания? Как только оборачиваешься ко всему спиной, оно сразу же норовит стукнуть тебя чем-нибудь по голове??? (с) Key Lo «Короли»
«Жизнь— игра… но это сеги— совсем другого уровня…» (с) Key Lo «Короли»
Когда ожидание перетекает в учащенное дыхание, а закаменевшие стопы вдруг отрываются от земли…
Когда бег наперегонки с мечтами и ложью наконец начинает приносить результаты… А слабости запрятаны в самый дальний уголок души, освобождая место для силы…
Тогда нужен всего один шаг…
Самый сложный… (с) Key Lo «Короли»
Пространство… Оно пропускает через себя тысячи нитей, историй… жизней. Что ему до небольшого сгустка энергии, несущегося в только ему известном направлении??? (с) Key Lo «Короли»
— Что есть свет? Мягкие лучи солнца, прикасающиеся к твоему лицу? Или мерцающие лунные блики на черной воде? А может свет — это всего лишь грязь? Такая же ненужная часть бытия, как и сама жизнь? Да… или Нет? Или, все же, Да? (с) Key Lo «Короли»
«Как-то раз сказал один человек, что правда — лучшая ложь, и ему не поверили»… (с) Key Lo «Короли»
«Оторвите мне руки-ноги и дайте спокойно дожить до старости…» (с) Key Lo «Короли»
Да. Так уж повелось, что от обстоятельств многое в жизни зависит. И не важно, в чьей. Торговца, или налоговика. Цивильного или военного. У каждого свой поворот на этой бесконечной дороге. Своя нить в кружеве судеб. (с) Key Lo «Короли»
Я просто хочу жить и не забывать… (с) Key Lo «Короли»
Все же жизнь странная штука. Полна не всегда понятных сюрпризов… Но, с другой стороны, кто говорил, что ее подарки бывают только плохими? (с) Key Lo «Короли»
Смех. Такой чистый, легкий. А на самом деле так пакостно. Знаете, где спряталось это нежданное наглое чувство? Совсем не глубоко. Вот здесь. В районе трясущегося в нервном бешенстве сердца. Да уж… Каждую секунду не верилось. И от этого улыбка ставала такой… веселой и солнечной, ведь ничего не произошло!
А должно было.
Ведь эта сила…
Ха-ха-ха… Сжимая и разжимая кулаки, пытаемся спрятать за гневом свою беззащитность. И при этом понимаем, что вокруг сплошные маски, так любезно предоставляемые в магазине судьбы. Хозяйка которого ее бесспорное величество Жизнь.
А ведь действительно ничего не случилось. Все что ты знал, знаешь, о чем догадываешься и что всего лишь припускаешь, но с силой заставляешь себя не обращать на это такое драгоценное внимание… Все это… оно ведь известно и не должно… болеть…
Ведь так?
Так…
Но… в этот раз перед глазами такое обидное напоминание. Нет уже ни тебя, ни людей вокруг. Разум готов разорваться на части. Лишь душащая изнутри тупая рыдающая боль. Застилающая глаза дикой щиплющей пеленой. В результате уже сражаешься с двумя озверевшими непобедимыми противниками: слабостью и слезами. И ведь знаешь, сколько не прячь за бравадой эту ненавистную немощь,— ты себя не обманешь. И остается лишь с улыбкой на дрожащих губах надеяться на бесконечно матерящуюся силу воли. И перекрикивать в уме все его правдивые доводы словами: «А мне легко бежать, срывая с веток листья. Умирать и возрождаться каждую секунду... Ведь я самый непредсказуемый и свободный! Я— ВЕТЕР…»(с) Key Lo «Короли»
А ведь действительно Жизнь странная тетка. С чьей то легкой подачи именно эта чудачка держит в руках все основы и уставы. Следя за их выполнением, как самая суровая надзирательница. Да… она, как властительница сильна и полна секретов. Можно даже сказать — ей так по должности положено. Ее безупречная сила подобна горе, которую огибает порывистый ветер. И в этом кроется ее тихое безумие. Тайная слабость, лежащая у всех на виду… (с) Key Lo «Короли»
— Вы псих,— был ему ответ.
— Ну… зачем же так кардинально? Всего то чуть-чуть помешанный… (с) Key Lo «Короли»
Казалось, мы так близко. Удар в удар. Дыхание в дыхание… Плечом к плечу идем по миру, сцепив руки в замок. И даже во сне защищая друг друга… оберегая друг друга. И уже ничто не важно, лишь бы не разорвать эту связь… лишь бы… (с) Key Lo «Короли»
Каждый раз, делая очередное движение, мы боимся совершить ошибку… но что делать, если от этого шага зависит чья-то жизнь? (с) Key Lo «Короли»
Знай, мир слишком необычен, что бы не видеть его… Слишком яркий, что бы забыть. И все же слишком зыбкий, что бы уловить… Нет. Он не призрачный. Он не видение. Мир, как шелест листьев в лесу, слишком далек и близок одновременно. И настолько идеален в этой свой игре, что легче не заметить и пройти мимо… (с) Key Lo «Короли»
Ты должен уметь отличить правду ото лжи и только тогда ты сможешь оценить каждое мгновение спокойствия. (с) Key Lo «Короли»
«Смотри мне в глаза. Ведь я так хочу коснутся взгляда твоего. И переступлю через гордость. Потому что это единственный способ найти ответы... Потому что в твоих глазах мое отражение...» (с) Key Lo «Короли»
«Не пытайся понять, о чем говорят деревья, когда со скрипом кланяются ветрам. Ведь здесь твой удел лишь наблюдать и связать увиденное тобой с бренностью жизни...» (с) Key Lo «Короли»
Да пошло все на хрен... Где понимание? Где чувства? Ну как мне пробиться сквозь эту холодность и узнать каков ты на самом деле?
Как понять, что все это не игра? Что ты умеешь и хочешь чувствовать? (с) Key Lo «Короли»
Помоги мне, подтолкни... и даже если я буду падать после этого в пропасть --- не бойся и не отворачивайся, даже если разобьюсь я о камни. Ведь... даже так я останусь сама собой... (с) Key Lo «Короли»
Ты знаешь, нерешительность порой убивает, забирает все силы и запрещает дышать.
Она настолько привыкла нас предавать, что без укора уничтожат все пути к мечте...
Эта ненавистная, присущая только трусам...
И тогда единственной мерой борьбы с ней может стать только помощь извне. Даже если это будет предательская подножка, даже если это будет не обсуждающийся приказ... (с) Key Lo «Короли»
И все упирается в эту нерешительность... Куда сделать шаг? Вправо или влево? Или лучше отдаться на волю случая и просто наблюдать, иногда выполняя предписанные сценарием действия? И что делать, когда автор ненавистного сценария - это ты сам? Что делать, если ты сам себя из-за всего этого ненавидишь? (с) Key Lo «Короли»
Ненавидишь себя до такой степени, что хочется волком выть. Скулить только потому что просто не хватает времени остановится и оглянуться на прошлое... Рвать и метать от того, что бессилен перед будущим. Что слаб, что боишься каждого нового шага вперед. Выбросить бы этот дурацкий сценарий, начерченный собственноручно и забыть...
И снова эта нерешительность... Сколько ведь лет убито. Сколько дорог пройдено... (с) Key Lo «Короли»
Да... дорог пройдено много и лет убито предостаточно, --- а все для того, чтобы понять себя, других... Чтобы подружиться с прошлым, настоящим и будущим.
И что получаешь взамен? Боязнь перед следующим мгновением. Вот ты спокойно идешь, а вот уже лежишь и с кровью из тебя вытекает жизнь... Взамен --- неосознанный страх перед будущим. И не важно, --- хочешь ты или нет --- ты все равно сделаешь этот шаг сам. Ведь страх это так низко... ниже твоего достоинства. А вот остальных придется тянуть на собственном горбу. И от этого страшно вдвойне. Ведь ответственен не только перед собой, а и перед ними... И скорее всего еще и виноват за все хорошее и плохое...
Разве можно винить себя за вот такую нерешительность? (с) Key Lo «Короли»
«Сила дерева в его корне. Сила листка в спокойствии. Сила цветка в стремлении к жизни...» (с) Key Lo «Короли»
«Гнилой лист падает со здорового дерева, но гнилое дерево никогда не родит здоровый лист...» (с) Key Lo «Короли»
«Стоит ли жизнь бабочки жизни молодого побега? » (с) Key Lo «Короли»
Мы рядом и мы--- далеко. На расстоянии вытянутой руки, но не более. Слишком много правил. Слишком много обстоятельств.
Слишком много того, что мы называем --- обязательства.
Возможно, так предначертано судьбой. Но все же, вдруг авторами наших жизней действительно являемся мы сами? Ведь мы все время куда-то бежим, чего-то хотим.
А ведь не раз было так, когда кто-то нас, а кого-то мы неосознанно подставляли. Прятали в рукавах карты, плели интриги. Говорили чистейшую правду и грязную ложь. Казалось, только небо над нами не умеет лгать...
А ведь столько всего осталось недосказанного, что иногда становиться невыносимо тяжело от этого. Хочется раскрыть все секреты и убрать всю ложь. Но как только берешься за эту работу --- невольно опускаются руки. Что станет с нами, узнай мы, что на самом деле не знаем ничего?
Так предначертано судьбой? Это море желаний и стремлений придумано ею?
Или все же...
Да, наверно так. (с) Key Lo «Короли»
«Что за дикое чувство поселилось внутри? Оно не дает спать и не дает думать. Оно поглощает меня взрывной волной. Оно меня поедает...» (с) Key Lo «Короли»
Говорят, мы в ответственности за тех, кого приручили... Кого приручил я? В одной руке у меня меч, в другой звезда. Сталь приятно холодит кожу. Скорость укутывает меня порывами ветра и смертью. Дыхание сквозит безжалостным спокойствием и мне нечего противопоставить им кроме жесткого расчета...
Мой бег ускоряется. И вот я уже лечу, разрывая облака дыма в клочья. Передо мною стена предрассудков, за мной стена обязательств. Вырваться бы. Хоть на миг, хоть отчасти. Хоть одним глазком заглянуть в тот мир, где нет ни отчаяния, ни мести. Где кровь и хаос всего лишь звук... Где можно упасть в высокую траву и до бесконечности смотреть в небо...
В ответе ли я за свои чувства, которые постиг? В ответе ли я за умения, которыми обладаю?
Я делаю очередной шаг, подобно королю. Я знаю... что следующий может стать последним... Я знаю что так и будет. (с) Key Lo «Короли»
Долг и Желания... постоянно перед нами как две догмы. Одна наша. Одна навязана...
Что выбрать? (с) Key Lo «Короли»
Я не надеюсь на завтра.
Я не полагаюсь даже на себя, ибо я всего лишь человек. (с) Key Lo «Короли»
Там, за обрывом, в бездну моря, на днях скатилась моя слеза.
Уснув хрустальной болью с горя, ледышкой в сердце гордеца.
А я, стервец, ведомый этой болью, пройдясь по лезвию ножа,
Напившись крови, стал изгоем, узнал, что горестна моя мечта
А дальше грань чертило Время, рисуя памятью нелепый шарж
Не плачь слеза, мечту лелея, ведь сгинем порознь, и под марш

Пространство скалится улыбкой. Слеза, с обиды, учится летать.
А я смеюсь, ее потуги зрея. Не мне ли знать... Не мне ли знать? (с) Key Lo «Короли»
Каков предел нашим желаниям? Где та черта, за которой человек перестает желать чего-то и начинает наслаждаться тем, что у него есть?
Музыка ветра наполняет меня до краев. Я могу бежать, а могу повернуться к пропасти спиной и прыгнуть назад. Я желаю падать в бесконечность, смотря, как отдаляются от меня все «когда-то» и все «теперь»... Ветер треплет мои волосы и молнии бегут по жилам словно кровь, накаляя мои ощущения до границ восприятия. Я хочу жить после хорошей смерти и умирать после хорошей жизни. Я вижу, как отдаляется небо, и чувствую, как приближается земля. Хочу пройти сквозь нее, и утонуть в подземном жаре, пробираясь атомами до раскаленного центра планеты... Нет предела и нет конца нашим желаниям... жаль. (с) Key Lo «Короли»
Ожидание убивает. Оно, словно неводом, собирает внутри все страхи, концентрируя их в одной точке, завязывая сонмы противоречивых чувств в один тугой пульсирующий узел, и давит на сознание диким ощущением полета. (с) Key Lo «Короли»
Что значили для него те далекие воспоминания? Бывало они словно принуждали устыдиться или рассмеяться... найти другой выход из давно минувшей ситуации. И тогда так хотелось вернуться назад, сделать иной шаг и открыть дверь в совсем другое будущее... (с) Key Lo «Короли»
"Как будто дыра, полное отсутствие жизни... непонятно... Ведь даже деревья должны излучать жизненную энергию... " (с) Key Lo «Короли»
--- Как считаешь,--- спросил он у стоящего рядом мужчины, --- История хоть когда-то прекратиться?
Его взгляд скользнул по лицу Минато. Тот пожал плечами и загадочно улыбнулся:
--- Разве что насильно... и только для ее участников, --- прошептал он и пристально посмотрел на чудовище стоявшее рядом, --- Но даже в таким случае нет гарантий, что ее конец не станет началом новой. (с) Key Lo «Короли»
Творение должно приносить наслаждение своему творцу. Творение должно существовать ради своего творца, для своего создателя... Скажи... мое творение... Ты зверь, которого я приручил, или же ты страж, охраняющий его? (с) Key Lo «Короли»
Пышный благоухающий куст дивных цветов может спрятать у корней сорняк. Пышный куст сорняка, скуп на цветы, ароматы и дива, да и под корневищем красоты не прячет. (с) Key Lo «Короли»
Смотри глубже, чем самое глубокое дно, --- учил он... (с) Key Lo «Короли»
А помнишь наш первый поцелуй? Был теплый вечер и нас обволакивал мягкий ветер. И ноги так сильно гудели от усталости, а сердце словно устроило марафон в груди. Тогда так хотелось прилечь прямо на землю и отдохнуть. Ты смотрел мне в глаза, и мы оба старались совладать со сбившимся дыханием. А потом те мягкие объятия, нерешительные прикосновения к волосам, коже... к губам...
Как-то так вышло, что запоминается самое-самое. А потом... кое-что додумывается. С кем не бывает? Отступает на второй план суета, дикий бег и запах крови смешанный с пылью. Забываются переживания и страхи... Остается лишь миг, который...
Да. Который...
Как же легко верить в самообман. Верить в придуманное, понимая, что правда может забрать у тебя последние капли надежды... Так легко смотреть на закат и заставлять себя знать что завтра ничего не измениться, и смеяться... А ветер, тем временем, врывается в душу, раздувает в сердце огонь, заставляет смотреть вперед убрав все занавеси и сценарии...
И так больно. До такой степени жутко и страшно, что хотелось забыться и закричать. Убежать, спрятаться, сжечь все мосты и попросту исчезнуть. Были бы только силы. Но их нет. Последние уходят на то что бы сохранить самообладание и трезвость мышления... Хотя, какая там трезвость? Когда мысли метаются словно ошпаренные. Когда сумбур чувств нарастает с такой скоростью, что кажется он скоро взорвется?
Так хочется верить --- что такого со мной никогда не случится. Но время идет и старые страхи все обрастают новыми, заставляя сердце трепыхаться словно ужаленное. И уже забывается суть, железная логика отходит на второй план и стает все равно, лишь бы помнился тот единственный НАШ миг... (с) Key Lo «Короли»
Какое же это хорошее чувство "забытье". Сон наяву, возможность убежать от всех... (с) Key Lo «Короли»

@темы: КОРОЛИ

---

Я снова пишу О_о

Дано: Насильник, потерпевшая, муж потерпевшей, дочь потерпевшей любящая насильника, брат насильника.

Муж потерпевшей как раз наставил дуло пистолета на насильника. Насильник копает... и думает... конец то близко.

Собственно этим закончился рассказ "Босс, постель и трудодисциплина"

Я думала, долго думала как продолжить рассказ... Возвращаться назад для обьяснений не буду. Возьму это как данность, начало сюжета. Хочу остросюжетное, щекочущее нервы. Возможно мистические элементы, но с абсолютно реальным завершением. По жанру - драма. Не думаю что дотянусь до триллера... Хотя, кто его знает... Количество страниц не анонсирую, вряд ли дотяну до 200. Увидим

---

Ага, а онлайн библиотеки не дремлют. Меня уже стащили
online-knigi.com/author/311734/lylyk-ekaterina
www.litlib.net/bk/119311
Мониторила, долго, специально скачку на фуллибе и литнете оставила включенной.


Комментарий на литлибе повеселил...
Назвать кодекс хранителя лфр, можно если вообще не вчитываться, пропуская половину сцен. Но зато читательница четко уфидела треш и неприятность истории. Хоть это радует...

---

litnet.com/ru/book/kodeks-xranitelya-b198819
fulllib.com/book/2453
ficbook.net/readfic/7295115\

Название: Кодекс Хранителя
Автор : Я личной персоной, Екатерина Лылык
Жанр: Фэнтези. Магическая академия, становление героев, смерть персонажей, интриги, борьба с врагом

Аннотация:
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.

Глава 66

Глава 66
Палаты опять были переполнены. Ррухи крепко спала под лечебным заклинанием, и Хадисе только и оставалось, что оставить ей записку да принести комплект свежей одежды и белья. Гнетущая атмосфера медицинского блока дополнялась десятком заблокированных палат с задержанными. Девушка смотрела на это с откровенным непониманием, изучая мощные завитки энергетических печатей на дверях.

Рубин остановился рядом и некоторое время внимательно на нее смотрел.

— Не понимаешь... — констатировал он.

— Нет... — Она на миг скривилась, заправляя волосы за уши. — Это ведь палаты для больных… а они преступники.

— А здесь учебное заведение, а не тюрьма, — дополнил ее наблюдения Трахтенберг, смотря на нее сверху вниз. — Понимаешь? Не положено здесь быть камерам.

— Но это же палаты…

— Линн вчера утром что-то похожее говорила, — хмыкнул он и вытащил из кармана горсть орешков. — Девчонки... На палатах мощная защита, в любую из них можно буйного посадить. А когда идут первые учебные трансформации на первом курсе — буйных много. При первичной перестройке каналов под черную или белую энергию — тоже самое, сплошь бешеные. Палаты сдерживают многое. Потому лучшего места для задержания в Академии не найти.

Они еще некоторое время стояли молча, а после Хадиса подняла на адепта свой проницательный взгляд:

— Укол будет?

— Скорее всего. — Рубин подставил локоть, и девушка, на миг задумавшись, взяла его под руку. Вышли из корпуса молча и так же, не сговариваясь, свернули к реке.

Было поздно. Основную массу студентов уже разогнали по общежитиям. Только некоторые группы занимались уборкой. Странно было смотреть на то, как дорожки отмывают от крови.

— Деревьев не хватает, — заметила Хадиса. Орешки закончились, и Рубин теперь был озадачен ничегонеделаньем. От Кирин шло волнительное тепло, которое с каждой минутой становилось все ярче. Вечер был в самом разгаре, и, похоже, подходило время инъекции. Лекарства с собой не было. Да и тему эту сегодня декан не поднимал.

Молчание затягивалось.

— Недели не пройдет — площадь опять будет чем-то занята. Обычное дело.

Мостик остался позади, как и танцевальный зал. Часть обвалившейся стены уже успели разобрать, остальное оградили укрепляющим заклинанием. Даже здесь была кровь, и от этого становилось непривычно мерзко.

— Идём... — Он потянул ее дальше, к стадиону, где вовсю тренировались засевшие здесь бойцы из Службы безопасности.

Тренировки были зрелищными. Знакомые лица мелькали на трибунах, витала привычная атмосфера расслабленности. Непривычными были сами темы разговоров.

Сели. Хадиса вытянула ноги, оперлась на лавку руками и вскинула голову. Ее серые глаза задумчиво смотрели в ночное небо, а на лице, как обычно, была сосредоточенность и отстраненность.

Подсел Влад, подтянулись Староста и Горр...

— Никогда не думала о том, что близняшки настолько опасны, — наконец прошептала она, не обращая ни на кого внимания. — Больно и не больно. Пусто внутри.

— Я тебе блок вчера поставил, иначе ты бы уложила весь медицинский своими чувствами, — пояснил Рубин.

Она перевела на него свой абсолютно спокойный взгляд, без капли удивления на миловидном лице.

— Снимешь?

— Позже.

— А укол когда?

Рубин не ответил.

— Будет резонанс — будет укол, — вклинился Влад, оборачиваясь и смотря на нее с нижнего ряда. — Иначе твой брат добро не даст. Не прочувствовал еще, понимаешь?

Хадиса понимала. «Резонанс» она успела прочуствовать прошлой ночью: не понравилось. Про блок догадывалась вчера утром, теперь мысленно поблагодарила рыжего за самоуправство. Если бы «уложила» медицинский — кто знает, чем бы все закончилось?

Может, и ничем... Убили бы ее, как одну из близняшек, даже с куратором не связывались бы.

Подоспели Самсон и Линн, таща с собой полные рюкзаки пивных бутылок. Дружно узнали в них стащенную накануне настойку. Хадиса пить отказалась, Рубин вскинул брови и под добродушный смешок остальных передал свою бутылку Горру. Наблюдали за тренировками молча, почти час, иногда перекидываясь фразами и соображениями. Попивая из бутылок и раскрепощаясь, стараясь не трогать тему нападения. Получалось плохо, и разговор сходил на нет в очередной раз.

Предательство Максимилиана было непонятно. Если бы вместо него было насекомое... но нет. Он был все тем же Его Высочеством, ради которого они затевали сногсшибательную поимку журналиста.

— Улей, — прошептал Самсон ... — Все утыкается в него.

— Причем здесь Улей? — удивилась Камилла — она села рядом выше, уверенно расположившись между Горром и Старостой. Рубин сидел справа от Хадисы. Самсон и Линн сели рядом с Владом, чуть ниже.

Несколько пустых пивных бутылок, в которые накануне прошлого вечера была перелита настойка, валялись под лавками.

— Притом, что фей мы грохнули много, а взять живыми не удалось никого... — пояснил Рубин.

— Живые есть... Адекватных нет, — поправил Трахтенберга Горр. — Все как с близняшками. При первой возможности телепатического воздействия из тела вырывается черная энергетическая мошкара. Теперь, правда, обошлись без выпотрошенных каналов.

— Но ведь не может же мошкара контролировать целого человека! — Замечание Рыловой было дельным.

— Вот потому все в фей и упирается, — вздохнул Самсон, присасываясь к бутылке.

Староста молчал, а потом его пальцы запорхали в сумбурной жестикуляции.

«Феи имеют то, к чему не имеет доступа большинство обывателей, — скорость поглощения и обработки информации... Им под силу придумать и воплотить что угодно. Вот только феи не имеют отдельных личностей, это всегда общая нейросеть. Общая память. Нет понятия смерти. Каждая новая ячейка — всего лишь очередное вместилище информации, которой может пользоваться все их общество... Улей — это один единый организм от начала и до скончания времен. Зачем им такие ритуалы в принципе? Мотив не ясен...» — говорил Староста.

В случае с Максимилианом мотив можно хоть за уши притянуть. Сила могла повысить его шансы на престолонаследование. Как ни крути — он был двадцать пятым в очереди. Уши мертвеца от такого предположения вряд ли болели. Причины могли быть и иными. Вот только где найти того человека, который расскажет, что было у Дрейка на уме?

Все упиралось в Улей. Зачем самообновляющемуся бессмертному социальному организму этот изощренный черный ритуал?

Гибель Веленки казалась абсолютно бессмысленной, впрочем, как и вся прошедшая ночь.

Тренировка закончилась. Зрители начали рассасываться. Тихонько ушли Линн с Самсоном. Они смеялись и ни на кого не обращали внимания. Хадиса провела их взглядом, прекрасно понимая, чем они займутся уже вскоре. Прикрыла глаза и печально вздохнула.

— Ты возбудилась. Силой веет, и голову сносит, — тихо прошептал Рубин, и Хадиса неожиданно для себя вспомнила, с чем сравнила его голос семь дней назад, до того как увидела его внешность.

Бархат с хрипотцой... Семь дней прошли неожиданно насыщенно.

— И что? — Она ни капли не смутилась, на лице всего лишь на миг проскользнула забавная улыбка, словно она не удержала рвущуюся изнутри мысль.

Как всегда, она была скрыта и зажата. Ему захотелось опять ей нашептать заклинание, чтобы она заикалась. Но теперь, когда она знает этот фокус, будет не так интересно. Гам вокруг выходил на новые уровни, напоминая своими интонациями произошедшее в столовой, только с более медленной скоростью. Оргия тогда знатная намечалась. Благо, послушники вмешались… Теперь же явно озадачились бойцы из Службы безопасности, не готовые к представлению.

Румянец слегка поддел щеки Хадисы, и Рубин невольно улыбнулся. Похоже, пора было смываться отсюда.

— Идём... — протянул он ей руку и потащил через немногочисленную толпу за собой.

— Куда?

— Без разницы... К тебе, ко мне...

Хадиса растерянно открыла рот, потом закрыла, крепко задумавшись. Возбуждение полыхнуло вдвойне, отчетливо отображаясь на окружающих недвусмысленными поползновениями друг к другу.

— Не надо...

Рубин молчал.

Теперь же резонанс стелил тела по трибунам в откровенных позах, прижимал их парами к стенам, не всегда правильно подобранными, иногда чувственно-девичьими... А иногда контрастно-мужскими.

Скорее всего, Самсон опять уединился с Линн, позабыв обо всем на свете, вот теперь и расхлебывай. Потому, не раздумывая, Рубин тащил ее за руку, чувствуя, как ее сила все больше поддевает его мозг.

Хадиса бежала следом, чувствуя откровенное дежа вю. Живот крутило. Кожа горела, а ее опять куда-то тащили… Хотя нет, не «куда-то». В этот раз перспективы были оформлены четко в рамки какой-то из двух комнат и очерчены широким разворотом мужских плеч. Попадающиеся парочки в своей откровенности вносили свою лепту, вдалбливая новые картины всестороннего общения в остатки пуританского восприятия Хадисы.

Факультет семейного раздора был ближе. Но остановились они раньше, будучи пойманными притягательным черным нутром полуразрушенного танцевального зала. Каменная крошка скрипела под ногами. Энергетические печати, удерживающие разрушение, слегка поблескивали в темноте. Холодная стена словила вес их поспешного объятия. Хадиса что-то испуганно прошептала, а Рубин не услышал. Поймав ладонями ее лицо, склонился и пробрался вглубь горячим твердым языком, сметая ее слабое сопротивление на корню требовательными и жадными движениями.

Казалось, бушующая энергия заполнила их до краев в один миг, окрасив весь мир пепельными углями. Красные точки чувств вспыхнули рыжими бликами на дичайшем пепелище самообладания. Чувства смялись вместе с одеждой, буйством красок и спешными прикосновениями к коже.

Кажется, они забыли, как дышать...

Стены неожиданно вспыхнули светом.

— Эй, — окликнул их слегка запыхавшийся Мухотряскин. — Кирин просил укол сделать.

— Позже…

— Сейчас.

Рубин судорожно выдохнул. Резко отстранился и поймал брошенный ему мелкий мешочек.

В неярком свете обиженно взблеснули глаза Хадисы. Ее осоловевший взгляд плыл. Сущность продолжала контролировать тело, словно параллельная нервная система. Ноги подкосились, и она сползла наземь. Маленькая, красивая и абсолютно послушная, как кукла. Отчетливо вспомнился прошлый понедельник, когда он ей пообещал, где будет ее позиция аккурат через неделю.

Собственно, отпущенное время подходило к концу, и она действительно была сейчас где-то между его ног. Правда, в другой позе и с другой целью. Наверное, сейчас стоило вспомнить и о вечере понедельника, когда ее сущность впервые срезонировала с Виртуозовым, и о вторнике, когда эта девчонка сыграла на его мозгах по полной, в один миг превратив в ментального раба. Страшно представить, какой мощью она обладает теперь. Впрочем, достаточно оглянуться. Не даром же в среду Кнут лично решил побеседовать с послушницей на мосту и разложить ее силу по полочкам с точки зрения Раздора. Закончилось все весьма болезненно для Кирин, зато никакого разгула на площади не отметили, все прекратилось резко, как и началось. К тому же определили, что физическую боль ментальным ударом она передать не может.

Наваждение спало. Остался только бушующий костер и понимание, что на миг было хорошо. Мухотряскин наблюдал, ехидно комментируя:

— Знаешь, воздержание для суккуба — это страшная вещь. — Его голос после настойки был абсолютно спокоен. — Так и умереть можно, или затрахать кого-либо до смерти... Подумай об этом на досуге.

Рубин тем временем присел рядом. Вытащил из мешочка ампулу и шприц, привычно надломил кончик, мокнул внутрь иглу и потянул поршень. Сбил воздушные капли и выпустил их. Хадиса наблюдала за этим действом в полудрёме, не в силах шевельнуться. Где-то на фоне откровенно стонали под действием ментальной волны, и ей хотелось вот так же стонать, цепляясь пальцами в мягкие плечи, и ни о чем не думать.

Кто же в этом виноват: она или опять Самсон, у которого те же силы?

— Суккуб или инкуб… Как различать вообще? — спросила она, наблюдая не за шприцом, а за едва светящимися глазами рыжего адепта.

— В чем разница? Инкуб предпочитает тело, а не разум, — пояснил он, закатывая рукав ее ветровки. — А ты, как и любая другая неудовлетворенная женщина, начинаешь пилить мозг всем без разбора.

— Если я пробужусь — меня убьют как близняшек...

— Нет, не как близняшек... — Рубин, забрал с ее припухших губ прилипшую прядку волос и завертел перед лицом указательным пальцем. На нем, словно на веретене, образовалась огненная нить. — Вот этим тебя убьют... Хочешь, убью лично. Хоть не будет обидно.

Вопрос, кому из них двоих должно быть обидно, остался неозвученным. Рубин сейчас строил стену между ними, и это было слишком явно.

— Я хочу запомнить поцелуй ... — Ее голос слабел. — Не смогу?

Не сможет.

Рубин на последний вопрос не ответил, а она уже и не слышала. Адепт молча спрятал в карман мешочек с использованным шприцом и ампулой. Откровенно захотелось кому-то разбить ехидную рожу...

Влад понятливо протянул ему бутылку с настойкой. А тем временем ментальная мощь нарастала, придавливая попавших под воздействие к земле в судорогах и так же резко отпуская и сходя на нет. Раздосадовано надув щеки, Трахтенберг повел рукой и содрал с ее лица последнее наложенное им проклятие, которым он прошлым утром заблокировал чувства Кирин к феям. Но ничего не произошло: ни взрыва эмоций, ни взрыва слез. Последняя иньекция сделала свое дело. Кирин сомнамбулой поднялась с земли и, обойдя злого Рубина, шатающейся походкой поплыла в одном ей известном направлении. Упёрлась лицом в стену да так и продолжила в нее упираться, перебирая ногами.

Мухотряскин, наблюдавший сцену со стороны, закурил и глубокомысленно заметил:

— Страшный ты человек, Трахтенберг, и проклятия твои страшные... Куда она пошла, хоть?

— Кто ее знает: либо к Кнуту, либо к Звезде... А может, вообще к Старосте...

Про фей решил промолчать.

— Я ставлю на Самсона...

— А я на тентакли, — фыркнул Трахтенберг. Как он ни пытался обманываться, но целоваться с ней ему понравилось, и ее горячая кожа продолжала ему чудиться под руками...

Раздосадовано застонав, он бросил последний взгляд на посмеивающегося Влада, а после подхватил откровенно спящую Кирин на руки.

Она привычно скрутилась на его руках калачиком. Ноги уже в который раз за эту неделю несли Рубина прямо к корпусу Хранителей, где на третьем этаже была ее комната: этой ночью абсолютно свободная и пустующая.

Эпилог

Эпилог

Земляной пол Молельного зала холодом въедался в колени. Многоликий бесформенной массой каменного изваяния нависал над головой, разверзнув в немом крике сотню своих жадных ртов. Высокий сводчатый потолок терялся в кромешной тьме, извечно сопровождающей это место.

Хинеус Кирин молился. Плечи дрожали, а руки, возведенные над головой, утратили твердость. Сердце последние несколько часов билось судорожно, отчаявшись найти оптимальное решение, которого не было.

Причина тому была болезненна и нетерпима — Владыка вынес вердикт.

Виновник гибели его сына должен быть мертв. Вне зависимости от того, преступник Максимилиан или нет.

Огромный Зал совещаний до сих пор стоял перед глазами. Десяток занятых кресел на фоне необъятного пространства. Золотая подушка, колышущаяся в воздухе, восседающий на ней Владыка... Череп, обтянутый пергаментной кожей. Худые руки, впалые щеки... Темные пятна на них. Седые волосы, заплетенные в тугие канаты, венцом лежащие на голове, скреплённые золотыми гребнями. Змеиное тело вместо ног, свернутое под ним тугими лоснящимися кольцами.

— Подмена Первого репетитора стала осуществимой благодаря Службе технического обеспечения. Зафиксирована замена управляющего звена, замена персональных данных в информационных базах... — вещал глава Службы внутренних расследований.

Император внимательно слушал, периодически закрывая глаза третьим веком. Вытянутый зрачок дрожал, время от времени чуть смещаясь в сторону, словно старик выбирал новый объект для длительного изучения.

Теперь его взгляд остановился на отпрыске семейства Кирин. Хинеуса император помнил с младенчества и теперь с интересом рассматривал непоправимо ожесточившиеся черты лица.

Кирин не владел ментальной магией и тем не менее мог закрыться. Но не сделал этого. Старик гулял в его голове, словно в саду в былые времена. Заглядывал в каждые двери его многотомного сознания, видел все страхи и радости.

О нападении на Хинеуса император уже знал, но видеть воочию, что пережил один из бывших претендентов на престол, стало весьма специфическим времяпровождением для его старого ума.

Докладчик тем временем продолжал говорить:

— Напавшая на Хинеуса Кирина тень Первым репетитором не являлась, скорее всего, она принадлежала физическому клону. Изъятое на месте преступления орудие является ретранслятором гамма- и бетта-волн силой в шесть сотен мегагерц... Система безопасности не настроена на такой вид аппаратов. В совокупности с показаниями пострадавшего приходим к единогласному выводу, что субъект или субъекты обладают высшим уровнем ментальной магии и ментального воздействия. Как с магической, так и с амагической стороны. Учитывая последнее происшествие в Высшей академии демонизма и магии, мы единогласно считаем, что заинтересованной стороной является Улей, — докладчик умолк, прижав папку с докладом к груди.

Император продолжал молчать, задумчиво скользя взглядом по Кирину. Хороший был бы из него император... Остановить сердце не каждый способен. В противостоянии с Великой Матерью — тем более.

— Мы принесли извинение за утрату их дочерей? — наконец тихо поинтересовался старик, и его хвост медленно заскользил всей массой, чуть приподнимая старое тело вверх.

Стоявшему человеку потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем спрашивает Владыка.

Речь шла не о последнем происшествии в ВАДИМе, в котором спалили большую часть жрецов-фей. Старый император спрашивал о двух девочках, применивших пятый уровень трансформации днём ранее.

— Мы уведомили о факте нарушения и о предпринятом наказании, — наконец ответил мужчина.

Владыка недовольно повел кончиком хвоста и наконец перевел свой взгляд на говорившего:

— Взаимоуважение делает нас дайкирийцами, а не неустанное следование закону, — протянул он. — От моего имени, составьте письмо для Великой Матери Улья с извинениями о столь прискорбном случае. Мы скорбим, что были вынуждены прибегнуть к закону.

Фраза из Кодекса Хранителей прозвучала в его устах естественно, как вдох или выдох. Император действительно скорбел в тот миг, когда говорил это.

— Однако, — далее продолжил он. — Предупредите также Великую Мать, что в случае повторного нарушения правила к ее роду будут ужесточены. Улей, хоть и обособлен, но является такой же частью Дайкирии, как и все мы.

Кирин, все еще находясь в легкой прострации из-за манипуляций старого змеелюда, все не мог взять в толк, что еще можно ужесточить в отношении фей? Запретить им единение сознания? Тогда запросто можно отсылать весь Улей разом в черные колыбели Многоликого... навсегда.

— Хинеус... — Его голос, казалось, пробрал до костей. Кирин поднялся, чувствуя на себе пристальный взгляд змеиных глаз. — Жизнь за жизнь... Твоя сестра должна быть наказана за убийство моего сына по всей строгости закона. Ее дети, если такие существуют, исключаются из списка престолонаследования. Методы выбирай сам. У тебя сутки, иначе семья Кирин ответит за содеянное каждой своей головой.

Владыка удалился молча. Кирин стоял посреди зала, отстраненно смотря перед собой.

Люди выходили из зала совещаний, и каждый, морально поддерживая, ложил руку на плечо и крепко его сжимал, словно благословлял на жуткое по своей сути действо.

Прикрыв на миг глаза, Кирин молча собрал свои документы и вышел в коридор. Ноги сами несли его, а мысль продолжала отсутствовать. Очнулся он лишь когда двери Молельни выросли перед ним черными трехметровыми резными створками. Сглотнул тяжёлый ком, сдавивший глотку, и ввошел внутрь. Земляной пол скрасил шаги и ударил в нос пылью.

Медленно подошёл к единственному в зале изваянию и опустился на колени. Документы небрежно упали рядом, подняв облачко пыли.

— Прости меня, Многоликий... — выдохнул он, чувствуя, что оскомина никуда не уходит.

Вечная тьма Молельни пряла свою беззвучную колыбельную обоюдной тишиной. Судорожное дыхание стелилось в ней тяжелым пологом. Надрывное сердцебиение звенело вместо набата.

Время шло. Мускулы давно одеревенели.

Многоликий молчал. Каждая его разверзнутая пасть, где бы она ни была, на голове или животе, или под пяткой, но каждая — молчала. Чудовище с сотней лиц, взявшее на свои уродливые плечи ответственность за каждого дайкирийца, не давало ответа.

Хинеус устал. Прикрыл глаза, наконец оформляя в голове нужные мысли. Опустил уставшие руки и медленно собрал разметавшиеся по земле испачканные пылью бумаги. Поднялся на ноги и в последний раз взглянул на статую, резко ставшей в его глазах бездушной.

— Спасибо, Многоликий... Я принял решение, — прошептал он ритуальные слова упавшим, безэмоциональным голосом. И без какого-либо удивления отметил, как сгустилась перед ним тьма. Танцующая призрачная ладонь, словно состоящая из тысяч мелких черных блесток, вырвалась из живота каменного божества в удивительном танце. За ней показалась еще одна. Они сходились вместе, изгибались под безвучную музыку, разлетались крыльями и исчезали в каменном теле, чтобы разойтись в разные стороны десятком гибких женских тел и слиться воедино, почти перед лицом морально убитого мужчины.

Хинеус смотрел на женщину, все еще витая в своих проблемах, и не понимал то, что стоящая перед ним энергетическая сущность была абсолютно реальна. Блестки внутри нее роились, словно мелкие мошки, медленно выстраивая внешность и сруктуры, оформляя плавные изгибы тела. В руках она держала маленький белоснежный сгусток, он мерцал звездочкой, а внутри слегка покачивалось маленькое зернышко. Она протянула сгусток ему. Кирин принял его и неожиданно ощутил приятное согревающее тепло. Страх, боль, отчаяние отпускали, словно их никогда и не было.

Женщина продолжала танцевать вокруг него, рассыпаясь пылью и восставая вновь в совсем другом месте. Дверь Молельни пропала, по земляному полу простелились четкие контуры каменных плит. Сумрак рассеяли высокие стрельчатые окна.

— Ожидание неизбежного порой может нанести еще больший урон, чем сама неизбежность, — шуршал чужой нечеловеческий голос. Воспоминания заставляли мозг вскипать. Улей, как и тогда, во время нападения, явился неожиданно.

Вот только боли в этот раз не было. Вспыхнул яркий свет, от которого захотелось укрыться. Мерный перестук женских каблуков, разносившийся по просторному помещению, разбавлял шелест одежды. Вполне похоже на звуки в танцевальном зале, но никак не в Молельне. Хинеус открыл глаза и удивленно скользнул взглядом по зеленым витражам, скрывающим дневное небо.

Зал, скрупулезно выложенный малахитом, разбавленный красной мозаикой, поражал своими размерами. Слева пронеслась тень. Кирин резко обернулся, но ничего не увидел.

— Страх, переживание, сомнения... Полная и всепоглощающая фрустрация со всех сторон, диктующая и поведение, и отношение, как внешне, так и внутренне, — продолжил голос справа...

Кирин застыл, вслушиваясь. Шуршание хитиновых пластин странно отдавало эмоциями, которых у этих существ быть не должно.

— В этом омуте можно утонуть и никогда не выплыть на поверхность. Можно завязнуть и день за днем смотреть, как тянет трясина вниз, крепко держа за ноги, которыми ты должен идти вперед, а не топтаться на месте. — уже шептал отчетливый женский голос ему на ухо.

Она была невысокой и, кажется, даже тянулась к нему, касаясь своим телом его.

— Какой бы ни была боль, — выдохнул он, вспоминая строки из Кодекса Хранителя и медленно оборачиваясь, — каким бы ни был страх... Коль зыбкими ни были б мечты, к ним нужно пытаться идти своими двумя... Сквозь трясину человеческих "не можешь" и "не получится"... Через болото из собственных не сумею" и "не дойду"...

Сказал, а сам не мог отвести взгляда от незнакомки, заполнившей все его внимание в один миг. Она была слишком похожа на его мать. Иссиня-черные волосы, тонкие черты лица с приятно очерченными губами. Пышное синее платье мерцало россыпью черных камней. Он помнил это платье... Прическу и улыбку... Образ, варварски украденный из его памяти. Не давала спятить лишь одна немаловажная деталь — фасеточные глаза, мерцающие, словно ограненные черные бриллианты.

Она улыбнулась.

— Кодекс, как всегда, отвечает на любой вопрос. — Женщина чуть склонила голову в сторону, протянула к нему руку, касаясь его груди. — Но не на тот, что идет от сердца. Готов ли ты убить сестру, Хинеус?

Хинеус не был готов. Даже решив все для себя, зная, что найдет силы, и что есть веские мотивы, — он все равно не был готов.

— Вы не можете помочь...

— Могу. — Она сделала еще шаг, а потом скользнула пальцами в его ладонь, сжимающую мелкое искрящееся зернышко. — Здесь ее память... Все, что смогли считать мои дочери во время последнего их единения. Я дарю ее тебе.

Он сглотнул и крепче сжал руку, тепло зернышка обжигало чувства, рисуя в них новые грани. А она, словно змей-искуситель, продолжила, свивая вокруг него свои паучьи сети.

— Хадиса Кирин должна заплатить за смерть Максимилиана Дрейка своей жизнью, Хинеус... И она заплатит. Ты дашь ей умереть, как и приказал тебе Владыка. Но в твоих силах и воскресить ее. В моих силах тебе помочь в этом.

Ее лицо утратило четкость. Тело стало зыбким. Зал поплыл, и перед ним снова бушевал рой мелких мошек. Черное зыбкое марево, в котором едва угадывалась энергетическая сущность:

— Взамен я хочу ее силу. Я возьму твой грех на себя, Хинеус, и верну тебе сестру в новом теле и с ее памятью. Она будет любой, какой захочешь. Магически одаренной или же обычным человеком. Помнящей свою смерть или же забывшей последние недели. Это хорошее предложение. В противном случае убивай ее сам... Или же будь подвешен на Судебной площади вместе со всей семьей до десятого колена...

Хинеус болезненно сжал челюсти. Черные стены Молельни снова поднялись вокруг него. Многоликий стоял на своем постаменьте, как и прежде. Если бог существует... Он даст возможность найти решение...

«Если согласен — возьми флакон, спрятанный в животе Многоликого, дай выпить его содержимое сестре», — шуршал внутри него голос Улья. — «Привези ее в заброшенный Храм на границе аномалии. Взамен ты получишь то, что желаешь».

* * *

Машина уверенно стояла под самим корпусом факультета хранителей. Хадиса даже не обратила на нее внимания, полностью погруженная в свои мысли. Была пятница, и она опять не помнила прошлую ночь. За две недели это стало привычным, но отнюдь не нормальным. Рубин, уже в который раз встречавший ее утром возле выхода из факультета, уперто отмалчивался, говоря, что причина этому — все еще не вошедшая в пик сила. Звездунов и Ананьев тоже об этом говорили. Ректор пошла еще дальше в своих предположениях. Хадисе оставалось только верить, чтобы не затеряться в пучине тоски. И каждый раз она ловила себя на мысли, что Самсон все больше становится ей неинтересен. Запах рыжего адепта волновал намного больше. Хитрый прищур манил, а руки откровенно напоминали о ласках, которых, вроде, и не было. Или были?

Насколько хорошо умел врать Рубин? Порой казалось, что его легкие случайные прикосновения были чем-то большим, чем просто случайностью.

Звук клаксона отвлек. Обернувшись, послушница заинтересованно смотрела на то, как огромный автомобиль, выпуская клубы пара и натужно перебирая колесами, чуть отъехал, разворачиваясь, и снова остановился. Дверь отворилась, выставляя на обозрение Хинеуса. Он был в сером костюме, с темно-красным платком и в серой шляпе. Его длинные волосы были перетянуты тесьмой за спиной, обувь начищена до блеска, а воротник сорочки сиял белизной. Полосатый галстук был завязан сложным узлом.

Хинеус, как всегда, был одет с иголочки.

— Приветствую, брат, — искренне улыбнулась Хадиса.

Мужчина и сам улыбнулся и отодвинулся от входа, предлагая ей сесть. Упрашивать Хадису не пришлось. Пробравшись внутрь салона, она с удовольствием разместилась на мягком сидении напротив брата. Он, в свою очередь, оценивающе скользнул по ней взглядом.

— Вижу, пробуждение пошло тебе на пользу, — одобрительно кивнул он. — Расцвела, может, ещё и влюбилась? — Он протянул руку и осторожно заправил локоны ее волос за уши, рассматривая миловидное лицо. — Уже прошла посвящение?

— Нет ещё, — пожала плечами Хадиса. — Декан говорит, что я ещё не готова.

— И почему ты не готова? Песни ещё не все выучила?

— Выучила. Он ждёт пика моей силы, — пояснила девушка. — Говорит, что все произошедшее не было настоящим всплеском. Ректор считает, что я впитала силы Максимилиана... Идет перестройка каналов по жреческому типу. Все очень странно.

— Она обычно верно это определяет, — кивнул Хинеус.

— Зачем ты здесь?

Вопрос заставил его вздрогнуть и вернуться на землю. Вспомнить об отпущенном Владыкой времени.

— Я кое-что привез, как и обещал. Опоздал, правда, на неделю... — Он вытащил из саквояжа мелкий бутылек в серебряной оправе. — Это поможет тебе уснуть, после я проведу ритуал. Сведем на нет твою силу.

— Но я не хочу, — тихо возразила Хадиса. — У меня только начало получаться управлять...

— Я слышал о произошедшем на стадионе... — Хинеус не дал договорить. — Я знаю, что ты не такая — ты добрая и отзывчивая... Но мой голос — ничто по сравнению с морем других.

Вранье, подоткнутое правдой, далось непривычно легко. Голос не дрогнул, а сердце продолжало стучать спокойно. Девушка задумчиво уставилась на бутылек, рассматривая мастерски отлитых металлических птиц с красными глазами-бусинками...

— Это больно?

— Да... — кивнул он, цепко следя за ней. — Поэтому ритуал проведу я. Мне так будет спокойнее.

Вновь он соврал, от начала и до конца. Хадиса поймала его взгляд и вздрогнула, словно поняла все разом.

— Справимся, — тихо ответила, повернувшись к окну, за которым медленно сменялся пейзаж. Ее взгляд выхватил из общей массы Рубина, непривычно злого и нервного. Что-то болезненное отображалось в лице рыжего адепта, такое же, как на лице Хинеуса, и это отдавало страхом в сердце Хадисы. Пальцы крепче сжали бутылек. Больше она ничем не выдала переживания: не дрожала и, казалось, даже не нервничала. Рубин исчез, а стены Академии остались позади, сменившись пустынным каменным плато.

Хинеус смотрел на сестру и понимал, что она сильно повзрослела за эти две недели. Он видел перед собой не ребенка, а женщину. Полностью сформированную и в голове, и в сердце. Боль опять простелилась в сознании, сдавливая горло своими безжалостными щупальцами.

— Хадиса... Выпей снадобье сейчас, пожалуйста, — попросил он прежде, чем его собственный голос успел дрогнуть, а она додумалась отказаться или выбросить бутылочку. Девушка резковато кивнула и, отвинтив крышку, сделала глоток.

— До дна, — велел он, не получая и грамма удовлетворения от ее покорности.
Упрямо выпятив подбородок, девушка проглотила все и дрожащей рукой протянула ему флакон.

— Не злись, так надо.

Она молча кивнула и обняла себя руками... Препарат начал действовать уже через несколько минут. Он видел, как покрылась испариной ее побледневшая кожа. Слышал, как участилось ее дыхание. Крылья носа вздувались от частого и судорожного дыхания. Вскоре ее глаза заблестели, а зрачки расширились.

Пересев к сестре, он осторожно уложил ее голову к себе на колени и расстегнул тугой воротник ее блузки. Пальцы невольно гладили густые черные волосы. Взгляд скользил по ее спокойному сонному лицу, запоминая мельчайшие детали. Нет, перед ним была уже не та вышколенная, обвешанная проклятиями девочка. Теперь он это видел отчетливо. Кто-то заботливо, с филигранной точностью, снял с нее все. Не оставив ни одного ошметка или частицы. Он не находил ни одного из проклятий отца, он не видел ни своих вмешательств, ни плетений институтских мастеров, пытавшихся скрыть свои преступления. И оттого было удивительно, как покорно Хадиса доверилась его словам.

Она откровенно и осознанно дала себя обмануть.

Автомобиль остановился у скал, так и не доехав до выхода из аномалии. Кирин вылез наружу, подхватил сестру на руки и в окружении выпорхнувших отовсюду крылатых жрецов скользнул в щель, ведшую в старое здание храма, давно опустившегося глубоко под землю.

Сумрак блестел мелкими точками, вел по старым коридорам на нижние уровни мимо подвешенных к потолкам коконов и трещин в проступающем из стен теле аномалии, исполинских нор и сотен мертвых ячеек Улья, словно пчелиные соты, въевшихся в старые стены. Общий зал ритуалов, так и не показавшись на глаза, исчез между поворотами... Коридоры мелькали, выворачивая перед глазами все новые и новые помещения, ранее скрытые от людских глаз, смешанные с трупным запахом Зоны препятствий.

Дом Улья оказался под Академией, глубоко под землей, за десятками телепортационных печатей, в которых можно было заблудиться.

Незнакомая женщина сидела в центре зала и вышивала бабочку. Ее тонкие пальцы, покрытые перламутровой кожей, уверенно держали иглу. Такие же перламутровые полуопущенные стрекозьи крылья обрамляли плечи. Перед ней стояла массивная мраморная ванная, до краев наполненная водой.

Хинеус стоял перед этой женщиной, перед этой ванной с бесчувственной Хадисой на руках и понимал, что ладони вспотели, а руки — дрожат.

— Боишься... — вскинула она на него черные фасеточные глаза... — В любом случае твоя роль определена. Ты будешь предателем. Или для сестры, или для семьи… Или для Дайкирии.

— Как вы втянули Дрейка?

Женщина улыбнулась и разгладила вышивку у себя на коленях.

— Этот мальчик сам ко мне пришел. Хотел власти, и я просто исполнила его желание.

— Он погиб.

— Он все равно погиб бы. Вот в этой купели. — Она поднялась и коснулась пальцами высокого мраморного бортика. — Энергия — это единственное, что мне нужно.

— Зачем?

— Все как всегда, Хинеус. — Она зачерпнула ладонью воду и погрустнела. — Пресной воды недостаточно, чтобы накормить новорожденных... Ее недостаточно даже для того, чтобы зачать. Мы умираем, ячейка за ячейкой, стеснённые глупыми правилами, не в силах пользоваться собственным домом и собственным источником. Нас выплевывает, не родившимися и безмозглыми, во внешний мир, отрывая от Улья и топя во смраде, как слепых котят. Думаешь, хоть одна мать пожелает такой участи своим детям? Даже если их много, даже если мы все — одно сознание. А тем временем чужие дети испивают из нашего же Источника последние крохи… Развиваются и живут, спокойно плодясь при этом...

Она неожиданно склонилась перед ним, упав на колени:

— Я дарую тебе копию твоей сестры, только прошу… Отдай мне ее сейчас... Отдай силу, которую она забрала у Дрейка.

Откровение женщины поразило до глубины сердца. Бессмысленность их общего положения— еще больше. Отчаяние застрявших на границе между жизнью и смертью людей.

Сравнить с чем-либо ее боль он не мог. Однако насколько важна была эта сила, что вырождающийся Улей так отчаянно бросал свои последние силы за горстку энергии. Каково это — идти на смерть для того, чтобы кто-то смог родиться.

Насколько это схоже с жертвоприношением родного человека в угоду чужим прихотям? Ответа не было в равной степени ни на один из вопросов. Она была права. Роль Хинеуса — стать предателем. Для сестры, для семьи и для Дайкирии в равной степени. Потому что дать ей выжить через смерть — это навести тень на семью... А дать Улью силу — все равно, что показать зубы владыке.

Слабая надежда, что никто ни о чем не узнает, все равно теплилась внутри.

— Я обещала взять этот грех на себя ... — выдохнула женщина.

Тело сковало чужой мыслью, как и тогда, в его кабинете. Боль пронзила каждую клетку, выворачивая наизнанку. Вот только Улей больше не желал информации, он управлял, мастерски играя электрическими сигналами на его нервах. Под пристальным взглядом фасеточных глаз Кирин плакал и медленно опустил сестру в купель, до последнего удерживая ее голову. Разряд прошелся по поверхности воды. По полу и по стенам простелились энергетические грани печати. Хадиса судорожно дернулась, распахнула некогда серые глаза, светящиеся теперь белоснежным светом. Энергетические завитки прочертили ее кожу, вырисовывая каждый сосуд под ней. А после десятки призрачных рук утянули ее под воду.

Поверхность переполненной купели покрылась плотной энергетической пленкой, не выпуская наружу. Девичьи ладони бились о нее, скользили по ней, упирались… Без результата. Хотелось коснуться этих ладоней, выдернуть ее назад и дать надышаться воздуха. Но собственное тело не двигалось, скованное чужой силой. Черные блёстки мерцали вокруг него плотным коконом, и казалось, он превратился в живую статую орущего Многоликого.

Он видел, как она наконец прорывает силовую пленку. Красивые нежные ладони, которые ловят его собственные безвольные руки, что погружаются в воду и удерживают ее там. Он чувствовал, как слабеют пальцы Хадисы, и как последний пузырь воздуха вырывается из ее рта. Владыка мог быть доволен беспрекословной послушностью своих подчиненных. Хинеус Кирин понимал, что все, что сейчас видят его глаза, и то, что делают его подконтрольные чужой воле руки, станет развлечением для этого старика. Вот только выбор, дарованный Ульем, останется за кадром, утешением его персональной надежды на справедливость.

— Спой ей, — тихо прошептала женщина, когда борьба стала бессмысленной. — Ты же пел ей колыбельные.

Кирин вздрогнул, но оторвать глаз от жуткой картины не мог. Тело его сестры замерло, покрытое сотнями мелких светящихся завитков. Они гасли один за другим, выкачивая последние энергетические крупицы.

Собственные ладони наконец послушно сжались в кулаки.

— Спой… — снова повторилась женщина. — Она успокоится и ляжет в черную колыбель без страха.

— Если вы могли запихнуть сюда любое тело… почему так и не сделали… — не слыша ее просьбы, прошептал Кирин. Холодный разум все еще трепыхался, стараясь думать о чем угодно, только не о произошедшем.

— Смысл? — Она была предельно серьезна. — Жалкие крохи… Энергия Максимилиана слишком долго собиралась, чтобы напоить систему по полной… Очень долго. Если бы Хадиса его не убила — сейчас здесь лежал бы он. Одинокий и абсолютно никому не нужный... Пропавший без вести...

И, словно последний аргумент, купель лопнула, распадаясь на части. Вода схлынула.

— Бери ее и уходи, Хинеус… Сними номер в гостинице и выпей. Пошли сообщение в Академию об эвакуации и жди... Больше ты ничего не сможешь сделать.

Очнулся Кирин уже едучи в машине, все так же удерживая голову Хадисы у себя на коленях и бессмысленно поглаживая мокрые пряди. Память была безжалостно искромсана, оставив на обозрение лишь жалкие крохи убийства, совершенного собственными руками.

* * *

Стук в дверь был неожиданный. Напрягшись, Кирин отворил ее и мутным взглядом уставился на посетителя. Звездунов, как всегда, был в костюме. На голове была нахлобучена шляпа, на носу — темные очки.

— Выглядишь, как заказной убийца, — выдал он, пропуская гостя внутрь.

Молча сняв очки, Звездунов оценил обстановку гостиничного номера, ополовиненную бутылку коньяка, плотно зашторенные окна. На диване валялось одеяло и подушка, а в единственном кресле явно коротал последний час сам Хинеус. Бросив очки на стол, он вытащил из бара второй положенный стакан и плеснул коньяка.

— Пришел составить компанию? — вскинул брови Хинеус.

— Ты же заказывал собутыльника… Борин знатно повеселилась запросу, как и предложенной эвакуации, — кивнул он, опрокидывая стакан и глотая обжигающую жидкость. — Дрянь, однако.

Хинеус молча опустился в облюбованное кресло и допил свою порцию. Звездунов присел на диван, не спрашивая позволения и сдвигая постельное белье в сторону. Широко расставив ноги и оперевшись на них локтями, он задумчиво смотрел на бывшего сослуживца.

Молчание затягивалось, но никто из них говорить не спешил.

Хинеус продолжал упиваться, а Звездунов следил за ним, словно за главным героем спектакля.

— Почему твоя сестра уверена, что ты инкуб? — спросил наконец Звездунов.

Хинеус покосился на него пьяными глазами и усмехнулся. Его пошатывало...

— А надо было ей сказать, что это она устроила оргию, в свои чудесные тринадцать? — Он опять потянулся за бутылкой, но в последний момент передумал. — Знаешь ли, у нас тогда слишком много людей было в доме... Мать умерла... Похороны, все такое. Пропихнуться негде было несколько дней. Я тогда как раз учебу закончил, впервые домой за пять лет приехал. Весёлый до мрачности денечек выдался, зрелищный.

— Не понимаю, как вы это скрыли от нее.

— Мы не скрыли, просто перевели стрелки и предупредили, что она может сделать то же самое, когда вырастет. Совет все равно прознал. Куратора назначили, пришлось потрудиться, чтобы взять эту должность…

— И вы навешали на нее проклятия? — На самом деле его волновал другой вопрос, и все же ответ он выслушал.

— А ты хоть раз пытался сдержать пробудившегося суккуба? Думаешь, легко выкачать силы у демона. А она все возвращается назад, словно ничего и не делали. Хадиса даже не помнит этого... Не вспомнит... больше.

Что-то страшное проскользнуло в его голосе, заставившее Звездунова напрячься.

— Где она?

— В спальне.

Октопус нахмурился, после поспешно встал и распахнул полуприкрытые двери. Хадиса действительно была там. Лежащая на кровати во влажной академической форме. Ее серые губы и бледная до синевы кожа наталкивали на определенные мысли.

— Я хотел, чтобы она осталась учиться на твоём факультете. У нее были качества, но… Он сказал: жизнь за жизнь. Так, словно жизнь какого-то больного на голову ушлепка стоит жизни моей Хадисы, или жизни всей моей семьи.

Желваки начали играть на лице Октопуса. Он слушал молча, одновременно пытаясь нащупать пульс, и безнадежно понимал, что тело успело остыть.

— И теперь мне предстоит помпезно предоставить доказательство ее смерти во дворце. Больной старый ублюдок...

Хинеус скривился. Из его памяти успел исчезнуть Храм и обещание Великой Матери. Развеялось зернышко, дарованное как доказательство их соглашения. Стерлась упавшая на колени женщина, умеющая надеть любое лицо и молящая о содействии. Октопус отобрал у него бутылку, а после тяжело склонил голову, спрятав лицо в ладонях. Пьяная речь Кирина не укладывалась в его голове, хотя была предельно четкой и объясняющей сложившуюся ситуацию…

Где-то в Академии в это же время Рубин самозабвенно раз за разом впечатывал рожу Влада в стену, осыпая проклятиями. Мухотряскин уже давно не дергался, болтая поломанной шеей исключительно по инерции. Староста, поведавший сводному брату о велении отца, наблюдал за экзекуцией молча и с несвойственным ему наслаждением, не забывая при этом удерживать энергетический барьер, не пропускающий к ним озадаченных происходящим Ананьева и Виртуозова.

Жизнь за жизнь, как говорил их отец. Это всегда равноценная плата.

Горр тоже ходил вокруг барьера, спрятав руки в карманы и мусоля пальцами свой артефакт. Нужен ли ему такой неожиданно объявившийся отец и такие братья?

Ответа на это не было.

Улей же дрожал в предвкушении. Их энергетические каналы впервые за много десятков лет были наполнены под завязку. Где-то глубоко под землей, в ухоженных стенах выздоровевшей энергетической матки, стекали молочные капли, растрескивались коконы, выпуская на свободу жизнеспособные личинки. Похожие на друг друга как две капли воды девушки заботливо ловили их и укладывали в мягкие шелковые ячейки дозревать, связывая свежие новорожденные энергетические каналы с системой Улья.

Трупный запах Зоны препятствий неожиданно превратился в нежное благоухание цветов, а временной сдвиг наконец приходил в норму.

Жизнь Улья тоже приходила в норму. А вместе с ней дало росток маленькое зернышко, обещанное Хинеусу Кирину в подарок. Пройдет десяток часов… и все встанет на свои места. Источник засияет с новой силой, аномалия примет свой изначальный вид и уйдет далеко под землю. Высшая академия демонизма и магии в один момент прекратит свое существование, вернув в энерготок все, что отобрала.

Пройдет немало времени, прежде чем страсти улягутся, и Хинеус снова сможет увидеть любимую сестру, но это будет уже совсем другая история.

@темы: Кодекс Хранителя

---

litnet.com/ru/book/kodeks-xranitelya-b198819
fulllib.com/book/2453
ficbook.net/readfic/7295115\

Название: Кодекс Хранителя
Автор : Я личной персоной, Екатерина Лылык
Жанр: Фэнтези. Магическая академия, становление героев, смерть персонажей, интриги, борьба с врагом

Аннотация:
У Хадисы есть тайна: она суккуб. За плечами четыре года обучения в Институте благородных девиц. Нужен еще год — и она станет достойной женой, а там будь что будет с ее силой: если пробудится, то мужу будет только в радость. Но институт со скандалом закрыли, и девушка вместе с подругами попадает по перераспределению в Высшую академию демонизма и магии на факультет хранителей семейного очага, где в первую очередь нужно блюсти невинность. Вот только никто Хадису не предупредил, что учёба в Академии — странная, факультеты воюют до предсмертного визга, и вообще, она — наживка для преступника, орудовавшего в ее бывшем институте… Хуже всего то, что ее демоническая сущность начала просыпаться, подогревая и без того непростую обстановку.

Глава 62

Глава 62

Ррухи тяжело открыла глаза, с отстранением глядя на толстые корни, сплетенные над головой. Они чернели на фоне лёгкого голубого сияния, скрывая часть беззвездного неба. Староста сидел рядом, упёршись спиной в мощный ствол дерева. Глаза были прикрыты, руки свободно лежали на тяжело вздымающемся животе. Губы были плотно сжаты, словно он терпел боль. На скуле красовался глубокий порез, кровь блестела на нем и все ещё сочилась. Всегда белоснежная и выглаженная форменная рубашка побурела. Штаны выглядели не лучше, а обувь была безжалостно изгваздана в болоте.

В их странное убежище задувал ветер, неся с собой отчётливый запах крови и горелой плоти. Заметив ее пробуждение, юноша лишь слабо кивнул и вновь отвёл глаза в сторону щели меж корней. На что он смотрел — Ррухи не знала, но двигаться сейчас не имела никакого желания. Вместо этого она просто сверлила взглядом простирающиеся над головой корни и думала, вспоминая произошедшее.

Кажется, она убивала. И, вроде, ей это даже нравилось. Сейчас же мысль об этом навевала странную скованность сознания. Ещё не ужас, но уже близко. Наверное, сказывалась усталость. Вакханалия, массовые телепорты, взрыв в ректорском, дикие жгущие техники Рубина и его проклятия, извращенные пожелания Самсона, выворачивающие сознание противника удивительным способом… Убийственный морок Влада... Все это сплелось в странную какофонию звуков, наложенных на оживший кошмар. Хуже во всем этом было ее собственное одурманенное опасностью поведение.

Почему она кинулась в бой? А почему начал биться староста? Или Хадиса?

Почему Линн, не применяя и толики магии, противостояла магически одаренным без единого грамма переживаний?

Почему все стало так плохо в одно мгновение? Сад ярких цветов, удушливый запах, парализующий страх безысходности... Чудилось, будто среди сада скрипит старая черная колыбель, в которой уже баюкают ее выпотрошенную душу. Многоликий поет низко и гулко, да так, что невозможно выбраться ни из его колыбели, ни из-под его бездонного взгляда...

Староста повернул к ней голову и словно прочел все эти мысли на ее хмуром лице, устало вздохнул и потянул плечи.

«Не терзай себя», — мелькнули в темноте его пальцы. И ей показалось, что она услышала его голос глубоко в себе.

Она неуверенно подняла руки и ответила первое, что взбрело в голову: «Лучше молчать, да?»

Ответом ей была слабая улыбка. Руки его остались лежать на коленях, а глубоко внутри, пройдясь вибрацией по костям, зазвучал его голос:

«Феи хорошо поработали, знания начинают проявляться...» — он перевел взгляд к интересующей его щели между корней.
Шок... Сглотнув, Ррухи слегка приподнялась, разглядывая его.

— Как это понимать?

«Как хочешь... Прикрой глаза, они светятся», — его руки продолжали лежать на коленях, а губы оставались плотно сжатыми.
Ментальная магия?
Голос внутри не был ею надуман.

Ррухи поспешно прикрыла веки и попыталась расслабиться, а когда в следующий раз решилась их открыть — все скрасила чернота да тени, подсвеченные Огненной рекой. Луч голубоватого света, льющийся из щели, высвечивал часть его лица, но не более.

Тишина и редкие окрики крепко держали ощущение опасности. Далёкий птичий клекот только его усиливал.

«Нам надо помешать им», — продолжил староста, уверившись, что она внимательно слушает. Он сидел все там же, побитый и уставший, тяжело дышащий. Сейчас волчица слышала это очень отчетливо. Его запах перекликался с ощущениями кожи, воспоминаниями и соображениями. Голос в голове продолжал вещать, детально раскладывая по полочкам, что их ждет, и что стоит сделать, чтобы этого не произошло. От реальных перспектив, нависших над всеми, невольно тряслись руки, и Ррухи с ужасом понимала, что так просто возложенные на нее обязанности ей попросту не потянуть.
Наверное, он умел читать мысли. Потому что его улыбка промелькнула перед ее глазами странным лиловым видением, непрошенной визуализацией. Где-то глубоко внутри опять шептал голос:

«Не думай о себе слишком много, Ррухи. Твоя задача — помешать им, а не выжить».

— А твоя? — почти беззвучно прошептала она.

Староста не ответил — он все еще смотрел в интересующую его щель. А после скользнул ладонью под рубашку и снял с шеи медальон на тонкой цепочке. Поднес его к щели, из которой слегка лил свет. Черная россыпь инкрустированных камней взблеснула в неярком сиянии ультрамариновыми отблесками.

Ррухи шумно выдохнула. Если отковырять камни, если стереть гравировку, то такой же амулет будет у Горра. Словно подтверждая ее мысль, староста снова взглянул на нее и протянул украшение: «Я думаю, ты знаешь, как этим пользоваться».

— С ума сошел, оно меня чуть не убило…

«А ты не надевай на шею… дай руку».

Он потянулся к ней. Ррухи попыталась оттолкнуть его, но парень быстро обездвижил ее, придавив всем телом. Ее немое брыканье было безуспешным. Староста словил ее левое запястье и туго намотал на него цепочку. Все еще не слезая, крепко держал ее руку своей, а другой с силой зажал рот, не давая кричать. Медальон лег в ладонь и обжег. Боль нарастала. Крик застрял где-то в пережатом ладонью рте. Рука деформировалась, а кругляшка, словно паразит, впаялась в плоть, растекаясь по пальцам золотистыми жилами.

Воздуха стало не хватать, глаза слезились, пульсирующая боль медленно, но отступала.

«Не плачь», — он наконец убрал руку с ее лица и осторожно вытер слезы с ее щек. — «Не время».

Ничего больше не происходило. Пальцы двигались свободно, ненавистный медальон синел в ладони странными всполохами. Ее откровенно колотило и от ощущения в руке, и от ощущения его тела на себе. Словно почувствовав это, староста отстранился, но ее изувеченного амулетом запястья не отпустил.

«Пять касаний, Ррухи, перезарядка шесть минут, в это время ты уязвима», — начал он объяснять. — «Постарайся использовать с умом».

— А ты?

«Волнуешься?» — улыбнулся он, наконец отпуская ее руку. В синем отсвете его глаза казались бездонными омутами.

Ррухи сглотнула, сжав болезненную ладонь в кулак. Соврала, если бы сказала «нет». А сказать что-то еще попросту не хватало силы. Юноша неожиданно коснулся пальцами ее губ и с дерзким нажимом провел по ним, почти проникая под них... Отстранился.

«Идем», — выдал он совсем не то, чего она ожидала, и полез к выходу из сплетения корней.

Щеки запоздало обдало жаром. Прогнав глупые мысли, Ррухи полезла следом. Неуместные чувства заполнили ее голову.
Если... Если все закончится хорошо, она заставит его объясниться — это точно.

* * *

Пятнадцать парней, сильных с виду и более-менее вертких, — больше ничем инженерный похвастать не мог. Добровольцев было больше, однако самоубийц Линн отсеяла сразу. Может, она и безбашенная, но не дура. А потому брать на себя роль няньки не хотела. Хотя эта и так под завязку воплотится в качестве роли как няньки, так и дуры.

Собравшаяся компания не была обучена, и это была самая главная из проблем. Но у них были странные приспособления, с которыми они умели обращаться — на это и уповала.

Из склада выбирались тихо и совсем не ожидали, что птица, доселе нарезавшая круги в небе, спикирует и преземлится на ближайший парканчик. Массивная, словно павлин, с длинной толстой шеей, слишком большим изогнутым клювом, острыми, поблескивающими, словно лезвия, перьями. Непропорционально большие и абсолютно человеческие глаза смотрели с надменным прищуром. От птицы исходили знакомые эманации силы, пробиваясь в их головы странными повторяющимися картинами. Словно последнее воспоминание на бесконечном повторе. Чудилось предательство, резонанс заклинаний, чавкающий коврик и прозрачные руки Велены, теплый свёрток одежды да безучастно распахнутые глаза Мариты на застывшем мертвом лице. Черно-белые цветы пробились сквозь тело наяды, полезли своими юркими, обжигающе холодными стеблями по перьям. Взмах крылом опять перетек в предательство, в ошметки мозгов и сообщение Велены по коммутатору…

Когда видение наконец отпустило, Линн с облегчением вздохнула и, прижав руку к сердцу, осторожно склонила перед птицей голову.

Даже в таком состоянии она их не оставила. Благородство поступка, которое не всегда укладывается в голову.
— Спасибо, — поблагодарила адептка и с надеждой взглянула на существо, в котором чувствовались остатки силы Борин. — Помогите в последний раз, нам очень надо.

Она не знала, поняла ее птица или нет, обладает ли ещё разумом, но очень на это надеялась. Птица повернула голову в сторону оборонной стены и, взмахнув широкими крыльями, взлетела, плавно планируя в сторону входа в Общий ритуальный зал.

— За ней, — махнула рукой адептка, и пятнадцать дюжих инженеров, вооруженных кто чем, двинулись следом нестройной толпой.

* * *

Вечерело. Внутри аномалии бушевал настоящий ураган, но каждый из присутствующих знал, что Академия не прочувствует и толики непогоды. Тихо сидели в одной из машин и сравнивали свои сведения — все то, что было под грифом: " Секретно". Соответствующее позволение пришло как раз кстати.

Различий было немного, но они были в ключевых точках, что заставляло глубоко задуматься.

Официально Институт благородных девиц считался крайне закрытым заведением, что блюстил нормы закона и общерасовой морали, прививающий семейные ценности, истинно пуританское воспитание, насколько вообще его можно было привить разношёрстным демоническим и демоноподобным созданиям. На деле же параллельно вели иную, абсолютно незаконную деятельность, такую как продажа девушек и торговля плотскими утехами высокопоставленным лицам. Особую категорию нарушений составляли незаконная практика проклятий, а также медицинская практика, нацеленная на скрытие следов незаконной деятельности. Отдельную группу составили факты пожирания силы воспитанниц. Официально докопались до семнадцати совершенных преступлений, но сколько их было на самом деле — сказать было трудно.

Девушки либо не помнили о том периоде жизни, либо не помнили, что такая сила вообще когда-либо у них была...

Если учесть, что у многих сила просыпалась уже во время учёбы, и о некоторых пробуждениях просто не докладывали, то, скорее всего, неустановленные жертвы остались в полном неведении, что в их жизни вообще факт преступления присутствовал. И если бы дело на этом заканчивалось...

Сама подготовка к ритуалу требовала жертвенной крови существ определенного состава силы, живых маяков черной и белой энергии, существ, которые станут батарейками для самого жреца, проводящего ритуал. В конце концов нужны были центральные фигуры ритуала: объект, отдающий энергию, и субъект, эту энергию принимающий. Все, кому присуждались вспомогающие роли, бесследно исчезали, словно их и не было, а жертва, как последняя фигура на шахматной доске, оставалась относительно целой.

Расчетное количество погибших по каждому из семнадцати установленных фактов пожирания было неимоверным и под грифом «абсолютно секретно» валялось в папке Службы технической поддержки... А никак не Службы безопасности или Службы охраны порядка.

Напрашивался соответствующий вывод о причастности к преступлению высшего руководства.

— Последней должна была стать моя сестра. Ритуал был подготовлен. Мы успели ее забрать до начала основной части, — прошептал Кирин.

— И отправить в ВАДИМ?

— Это было не мое решение, — Хинеус нахмурился, взглянув на сержанта. — Предложение внёс Максимилиан, оформив его в весьма вульгарной форме. Это и сработало. Что действительно оказалось неожиданностью — так это ее пробуждение, но что его задействовало — остается загадкой.

— Довольно хитро, — кивнул командир прибывшего отряда. — Академия закрыта для посещений, плюс там ведется видеонаблюдение.

— Именно. Любое новое лицо будет замечено, — кивнул Кирин, вспоминая прошедший месяц. Команде пришлось немало потрудиться, чтобы все сделать максимально естественно и правдоподобно.

— И тут же нападение, а за ним проверка Первого репетитора? — уточнил командир отряда.

— Это не объясняет, кто ходит под его личиной, — вздохнул сержант, вертя в руках фотокарточку.

Стопка фотографий с места преступления перекочевала Хинеусу в руки. Институтская история отошла на второй план. Он смотрел на изображения и понимал, что в нем растет необъяснимое раздражение. Голова потяжелела от досады и неприятных воспоминаний, пробирая до дрожи. Затылок вспотел.

— Я с ним в обед разговаривал, он точно трупом не был.

— Ну, здесь два варианта: либо к тебе пришло подставное лицо, либо кто-то сумел приструнить время, — заметил главный инженер, снимая свои черные очки и протирая их специальным платком.
Если даже эту несостыковку опустить, то сам факт нападения напрягал. И не только Хинеуса.

— Списки... Сколько там человек? — поинтересовался командир отряда.

Странное предвкушение внутри удивило и напрягло. Хинеус поднял тяжёлый взгляд на военного и сдержанно ответил:

— Это не подлежит разглашению. Ни при каких обстоятельствах.

Мужчины переглянулись: начальник дворцовой службы охраны был в абсолютном праве молчать.

— Похоже, опять стоит звонить в Службу координирования…

Кирин лишь молча подсунул неугомонному командиру свой коммутатор и усмехнулся тому, как быстро ушел к координаторам новый запрос.

Впрочем, координаторы сразу отказали. Разговор свернул в новое русло, вылизывая версии до идеального состояния. Время, потраченное на ожидание ответа по вопросу проделывания дыры в барьере, не проходило даром.

А потом тряхнуло, ощутимо. Корпус машины, в которой они находились, накренило, а с улицы раздались крики и одновременно жахнувшие заклинания. Коммутатор, который находился в руках командира, неожиданно раскалился докрасна и потек, обжигая руки и воспламеняя одежду...
Стало не до координирования и не до разговоров...

* * *

Тело Октопуса деформировалось, выбрасывая длинные склизкие щупальца. Демоническая порода высшей категории, передающаяся из поколения в поколение в скромной и целенаправленной семье Раздорцев, покуда некто не обратился к свету. Тот самый Октопус Звездунов, ушедший учиться на светлого мага, предав не одно поколение предков. Ананьеву было откровенно странно за ним наблюдать в течении последних нескольких лет вынужденного сотрудничества. Теперь же он отчётливо понял, что Звездунов просто нашел свое место тогда, верно оценив порывы души...

Шесть кубков с кровью наяд говорили о конкретном ритуале, рассчитанном на точно определенное количество силы. Значит, жертва уже выбрана. Кровавый круг составлен, черный и белый маяки присутствуют... Нужны пять пар мужчин и женщин для внутреннего круга. Эти станут батарейками для жреца, скорее всего, с летальным исходом. В центре круга будет жертва для пожирания... А раз будет жертва, значит, будет и пожиратель.

Вопрос, для чего им тогда голопроектор? Или это отдельная тема, не касающаяся ритуала?

Наручник наконец поддался, и Кнут едва удержался, чтобы не сдернуть его. Ознаменовать сей факт ненужным бряцаньем не хотелось.

Придется ждать удобного случая, к примеру, когда Октопусу надоест страдать, и он, сломав свои подавители, пойдет в наступление.

Глава 63

Глава 63

Массивный боевик из охраны Максимилиана прошелся между связанными заклинаниями студентами. В руках был аппарат для замера силы. Энергетический щуп, вырывающийся из маг-кристалла, лениво полз по чужим телам. Датчик слабо мигал, иногда взметаясь вверх. Рядом на этом же экранчике показывалась локализация энергии в теле. На эти два показателя маг и ориентировался, выхватывая из скопища тел подходящие по параметрам. Их тут же подхватывал кто-то из жрецов и выводил в зал по одному.

Остановившись напротив связанного свиньей Рубина, боевик нахмурился и присел. Картинка показывала продублированный источник: один внизу живота, другой на груди. Дёрнул за ворот рубашки, срывая пуговицы, и задумчиво взглянул на обнажившиеся ключицы и часть груди. Рубин сопел и щурился, вылавливая взглядом чужое сосредоточенное лицо, но противиться не мог. Стянутые за спиной вместе руки и ноги вывернули успевшее онеметь тело неестественной дугой. Перевернув парня на бок, боевик продолжил расстегивать одежду, обнажая его мощное тело. Энергетический щуп продолжал упрямо показывать двойной источник. Ладони скользнули по коже, выискивая скрытые от глаз неровности.

— Проглотил, что ли? — наконец поинтересовался он, но адепт лишь напряженно косил на него взглядом. Кляп качественно пресекал вертевшееся на уме проклятие и вовсе неописуемые мысли.

Вытащив нож, боевик перерезал верёвку, стягивающую руки и ноги вместе за спиной. Вздернув парня на ноги, сорвал сорочку с его плеч и удовлетворенно усмехнулся, найдя искрящийся красный камень, въевшийся в кожу аккурат меж лопаток. Золотистые жилы артефакта вычерчивали по бледной коже витиеватую круглую печать с вполне понятными символами.

— Этого в машину, — кивнул он сопровождающим на адепта.

Рубина увели, а боевик задумчиво скользнул по поредевшим рядам. Больше камней ни у кого не нашли, и это крайне озадачивало. Список не может состоять лишь из одного человека.

Жрецы за его спиной подхватили приземистого студента и поволокли в зал, что-то звякнуло. Обернувшись, он не поверил своим глазам.

— Стоять!

Жрецы замерли. Скрученный ими оборотень злобно сверкал желтоватыми глазами.

Боевик натянул рукав и подхватил через ткань упавший медальон.

— Твое? — поинтересовался боевик, поднося артефакт к его лицу.

— Мое, — не стал отнекиваться Горр. — Амулет стабилизации.

Боевик хмыкнул, а после впечатал «амулет» ему в лоб, не забыв прошептать нужное заклинание. Горр взревел, пытаясь сбросить обжигающую дрянь.

— Если твое — не сдохнешь, — пообещал ему боевик и поднялся на ноги.

Содранная инкрустация могла обмануть обывателя, но не того, кто хоть раз видел артефакт во всей красе.

Ярко-желтый камень впаялся в голову оборотня третьим глазом, прорезав пол-лица золотыми жилами магической печати. Парень тяжело дышал и растерянно хлопал ресницами. Похоже, свойства его амулета даже для него стали неожиданностью.

Щуп, ранее демонстрировавший слабый источник оборотня, теперь показывал два и довольно сильных... Маг усмехнулся — работа спорилась. Осталось найти третьего.

* * *

На входе в Общий ритуальный зал Линн и ее команде пришлось повозиться. Их появление не стало неожиданностью, скорее, ею стала их невосприимчивость к заклинаниям.К тому же большинство боевиков, сновавших в округе привлекла заварушка среди временного парка, что было весьма кстати.
С тройкой жрецов парни справились красиво и тихо, кого безжалостно придушив, а кому свернув шею.

Птица словно этого и ждала. Уверенно рассекая воздух массивными крыльями, она спланировала в широкий коридор центрального входа Общего зала ритуалов и исчезла, словно ее расщепило в мгновение ока. А после коридор зала резко вытянулся в длине, показав свои истинные размеры. Пернатый проводник возник далеко впереди и снова пропал.

— Что за хрень... — только и смогла выдавить Линн, и кто-то из стоявших ближе всего инженеров подбадривающе похлопал ее по плечу.

— А это особенности мира немагов, — пояснил парень, кажется, его звали Винк. — Телепорт тебе больше недоступен...

Девушка перевела на него удивленный взгляд, все еще переваривая информацию. Наличие вдоль коридора телепортационных меток стало откровенной неожиданностью, зарождая ненужные сейчас вопросы. В какой дали находится зал от Академии? Он вообще в границах ее стен или нет?

В любом случае, среди откровенных минусов был и плюс — их передвижения не заметят.

Линн неосознанно провела пальцами по гладкой грани гвоздемета, примотанного к правому бедру. Словно ища поддержки, нащупала с правой стороны наспех заточенный нож и двинулась по коридору.

— Спасибо за объяснение, — неуверенно прошептала она парню, в полной мере ощутив себя дурой.

Двинулись опять скопом, стараясь пробегать места телепортов тихо.

Они были уже между третьей и четвертой меткой, когда мимо промелькнул десяток боевиков. Направлялись они к выходу, и стоявших между телепортационными печатями немагов не заметили.

Мысль о слишком большом количестве вторженцев засела внутри Линн прожорливым клещом, увы, подумать про это не было времени. Вопросы сразу были затолканы поглубже, до лучших времен. Позже подумает на эту тему, когда выживет и отодрёт всех и каждого…

* * *

Ррухи со старостой не ушли далеко. Тихо пробираясь между кочками и прячась в тенях, они добрались до места, которое ещё пару дней назад было дырой. Деревья в этом месте были толще и ветвистее. Они гнулись друг к другу, тянулись ветвями, творя настоящий альков. Причиной тому было сто восемнадцатая песнь, которую еще на днях творила Хадиса. Дыру успели залатать, но ее кривые края даже в относительной темноте бросались в глаза.

Парень остановился в центре.

«Я займусь пробуждением... На тебе все остальное», — его голос опять шептал внутри, взгляд скользнул по ее лицу. — «Помни про касания».

Повернувшись к ней спиной, он опустился на колени в центре поляны и тихо замычал. Тонкие лучи света скользнули по земле, подсвечивая листья, обвивая стволы. По идее, ничего такого, чего Ррухи сделать не могла, он не попросил. Всего лишь охранять... Неустанно стеречь, прямо как сторожевая собака. Ррухи не обиделась, наверное, впервые за много лет. Она и была собакой, о чем никогда не стоило забывать.

Тихое гулкое заклинание вклинилось в тишину почти незаметно. Прочертило одну за другой окружности вокруг тела Хранителя, прорезало их лучами и завитками, образуя идеальную восьмиконечную звезду. Магическая пентаграмма под его ногами росла, охватывала каждый пожухлый лист, каждый ствол, оплетала каждую ветвь густой сеткой, словно сосудистой системой, по которой неслась энергия. А последней, как оказалось, у старосты было ещё много...

Яркость росла, и уже невозможно было списать ее на один из ручейков Огненной реки.

Ррухи напряжённо оглядывалась, каждый раз отступая от светящегося края растущего заклинания. Нервы натягивались струной, в ожидании ответной реакции...

Черную метнувшуюся тень Ррухи заметила не сразу, а когда увидела — было уже поздно уводить врага куда-либо. Тело противника перетекало из одной плоскости в другую, меняя позы и структуры, словно состояло из сплошного хаоса, не давая себя зацепить, пресекая любое воздействие на корню.

Ррухи злилась, ее морда вытягивалась, зубы безуспешно проникали сквозь чужую плоть, не нанося ущерба. Словно играясь, маг жалил ее заклинаниями, дёргал за волосы и смеялся.

«Касание...» — вскричал в голове голос Старосты. Звук оглушил. Противник полупрозрачной субстанцией оказался аккурат перед ней, резко раздался вширь и ввысь и раскрыл исполинскую глотку. Энергетическая пасть схлопнулась вокруг нее. Сквозь полупрозрачные стенки чужого зева виднелись отблески хранительского заклинания...

Казалось, она падает в бесконечность, безудержно кружась. Мир смазался каруселью, вышибая мысли на корню…

«Касание... Касание... Ксание... Ка-са-ни-е-е-е...» — чужой голос упал на повтор, безжалостно растягиваясь в замедленном звуке.

Ррухи заорала, выбрасывая руку вперед и находя упругую преграду. Руку обдало жаром. Яркая вспышка ослепила, в одно мгновение испепеляя врага.

«Не тупи!» — злился Староста. Его прерванная песнь застыла, а потом, возобновившись, загорелась еще больше.

Ближайшие деревья начали шататься, вырывая корни из земли и хлеща ими, словно плетьми. Тупить действительно было не время. Непрошеные противники стекались к ним со всех точек, явно намереваясь прекратить действо...

Зло дернув рукой, Ррухи явно ощутила стянутость собственной обожжённой кожи и скривилась. Стерпится... а может, и сладится.

Второе «касание» отдала не раздумывая и сразу, испепеляя противника в один миг. Осталось три касания, а позже шесть минут подзарядки. Целей же намечалось намного больше. Тело Хранителя засияло белым. Песнь вошла в свою кульминацию... Хранители, стянутые заклинанием последние пару дней, наконец начали действовать.

«Держи их, мы в зал», — змеей вился голос Старосты внутри ее головы, а Ррухи только рада была исполнить.

Впечатывая кулаки в противника, уходя от их выпадов, взметаясь в воздух, уклоняясь от заклинаний, выставляя щиты — она явственно вспоминала тренировки с Хадисой. Где-то там, на задворках ее памяти, вспомнились грустные глаза матери, безучастное молчание клана… Желание помочь ей смертью. Сейчас же эти воспоминания стирались в пылу драки, и уже амулет Горра не пугал, и татуировка на запястье не страшила… Боль трансформировалась в полыхающий синим камень. Камень — в удар. Остальное больше не важно.

Три касания разошлись быстро.

— Она нужна живой!!! — закричал кто-то. Но Ррухи было все равно. Защищая, свободно трансформируясь, перенимая стиль врага и постепенно выхватывая из вложенной феями памяти незнакомые ранее заклинания, она вдруг почувствовала себя абсолютно живой и цельной. Сила бушевала в ней, энергия витала вокруг настоящим светопреставлением.

Шесть минут и касание: первое, третье, пятое.

И снова шесть минут. Рука неожиданно упала плетью. Обожжённая кожа пузырилась и сочилась сукровицей. Чужое слаженное заклинание смяло ее усилия, словно бумажный лист, снося ее мощным ударом и волоча по опустевшей земле, отключая сознание…

* * *

Неизвестный ранее рычаг активизировал скрытый механизм заброшенного храма. Кубки задрожали, и внутренний круг пришел в движение, выплевывая в пространство с десяток каменных колон странной дуговой формы, словно желоба. Кровь Велены, успевшая пробраться в каждую щель, теперь стекала по их матовым белоснежным поверхностям вниз, застывая на полпути и иссыхая. Колонны не дотянулись до купола, застыв на полпути уверенным рассредоточенным кольцом. С внутренней выпуклой стороны каждая из них была испещрена специфическими желобами и пазами, фиксаторами.

Выбранных на роль батарейки выводили в зал по одному. Обнажали и подвешивали к изогнутой стороне колонн за руки, фиксируя обнаженные тела по всему периметру. Пять девушек и пять парней, как и подозревал Ананьев.

Он отстраненно смотрел на лица, выхватывая знакомые и не очень. Пятеро послушниц были разбавлены таким же количеством его лучших адептов, отчего хотелось выругаться. В противоположном конце зала виднелся Октопус. Оборот ему не удался, поглотители высасывали все, раз за разом возвращая его тело к человеческой форме, надо сказать, третий раз подряд, в результате чего Звездунов окончательно ослабел и уже не мог трепыхаться. Его абсолютно дикий взгляд блестел и полыхал... А толку от этого было никакого... Анонис, так и не дождавшись фееричного перевоплощения, стервенел, не находя подходящего времени для снятия наручников. Нож, как и прежде, утыкался в глотку, и порой чудилось, что кожу он уже прочертил и не единожды.

А действо между тем продолжалось.

Стоило последней батарейке оказаться на месте, как жрецы затянули песнь. Кожу каждого прикованного к столбу, словно острым лезвием, прочертили знаки и символы, охватывали завитками груди, а символами — живот. Кровь сочилась, стекала по ногам на пол, собираясь в желобки, смыкающиеся в центре зала, где малым кругом посреди набухающей лужи стояли шесть кубков. Обнаженная Хадиса Кирин стояла в этом круге безвольной куклой. Первый Репетитор ходил вкруг нее, зачерпывая мелким золоченным ковшиком из кувшина, который несли за ним следом, и поливал ее тело. Одежда его пропиталась кровью и липла к ногам.

Смысла в этом Ананьев не видел никакого. Игра и бутафория, красота процесса для зрителей. А если ли эти зрители? Наверное, есть...
За омовением пошло нанесение символов, которые Репетитор рисовал лично, смоченной в крови кистью.

Источник тем временем пульсировал, вспыхивал разноцветными красками, принимая страшное подаяние. Кирин не реагировала, полностью поглощенная наложенным на нее заклинанием подчинения.

Репетитор прошептал последние слова и вышел из круга. Его место занял другой человек, лицо его было скрыто под маской Многоликого, обнаженное мужское тело, загодя расписанное символами, было возбужденным. Стоило ему зайти внутрь и коснуться лица Кирин, как источник вспыхнул алым, ударил лучом в их тела, и такой же луч прошил тело Звездунова, который захрипел, вскидывая голову и закатывая глаза. Свет пробирался сквозь раны, глаза, заткнутый кляпом рот... Словно под кожей Хранителя были не мясо и кости, а обычная лампочка. Вместо звука — свет, вместо слез — раскаленные железные капли…

Свою порцию лучей Ананьев тоже ощутил сполна абсолютным бессилием и истощением... Наручник все же звякнул, но это было уже неважно. Тело расперло, заставляя выгнуться в немом крике. Внутри бушевала тьма, застилая глаза и забивая собой глотку…

Колонны засветились, алые росчерки на телах жертв полыхнули ярким желтым, пробиваясь священным огнем из-под кожи.

Кубки с кровью наяд вспыхнули, медленно поднимаясь в воздух и превращаясь в яркие сине-зеленые огоньки, с каждым мигом они все быстрей кружились вокруг пары в центре, оттесняя их от бешенства, происходящего вокруг, закрывая непроходимым силовым барьером.

Ритуальная песнь вилась многоголосием. Общий зал ритуалов дрожал в неистовстве и крике от неестественности происходящего процесса.

* * *

Чиновники, застрявшие у входа в пространственный пузырь, озадаченно переваривали неожиданно изменившуюся ситуацию.

Машину накренило от резко увеличившейся в размерах аномалии. Два передних колеса теперь стояли на ее поверхности в полуметре от земли. Выбраться из машины-то выбрались, а вот сдвинуть ее с места не решились. Технические маяки утонули внутри Зоны препятствий. Верхний энергетический барьер натянулся, словно шарик, пробиваясь из-под земли и охватывая стенки аномалии.

Командир отряда хмурился. Кто-то из его ребят оказывал ему первую помощь, мастерски орудуя лечащими напевами и бинтами. Проход в аномалию тем временем медленно открывался, выпуская наружу колонну военных машин с соответствующими опознавательными знаками и маркировками Службы безопасности.

Колонну остановили, у Кирина были на то полномочия. Пока очередной представитель власти махал тщательно заверенной бумагой и требовал содействия, а сержант стервенел и требовал оставаться на месте, Хинеус задумчиво прошёлся вдоль колонны и заглянул внутрь Зоны препятствий. Несло оттуда, как всегда, дурным трупным запахом. А ещё там явно занимался рассвет... Удивительное ощущение, учитывая, что у них ещё даже не полночь.

Кирин хотел было вернуться назад, но в последний миг одна из татуировок на спине обожгла, заставляя крепко задуматься... Где-то внутри этих машин явно были особы из закрытого списка, и это очень явственно вносило диссонанс в мироощущение Хинеуса.

Глава 64

Глава 64

Окна машины были зарисованы витражом, отчего невозможно было понять, что внутри нее или снаружи. Темноту разряжала тусклая лампочка, ввинченная над головой желтоватой звездочкой. Горр сидел напротив Рубина с накинутым на голову мешком, связанный по рукам и ногам. Ему сегодня везло на мешки, однозначно. Парень бесился, дёргал то руками, то плечами, это уже порядком раздражало даже их пленников. Рубин же, наоборот, был без мешка, но при этом красовался металлическим кляпом в зубах. Слюна уже давно прочертила по его подбородку влажные дорожки. Он даже не пытался ее сглатывать. Возможно, это выглядело б даже пошло, если бы не было так страшно. Ррухи тяжело вздохнула, неосознанно скользя взглядом по его разобранному виду: растресканные губы, ссадины... Окровавленная сорочка болталась на локтях, руки связаны за спиной. Стянутые вместе щиколотки и колени делали его похожим на упитанную гусеницу. Хорошо, хоть штаны на месте были... Впрочем, он и так выглядел, как жертва домогательства Самсона.

Ее собственный кляп доставал своей длинной почти до миндалин, не давая толком шевельнуть языком. Челюсть болела, губы саднили. Связанные за спиной руки она почти не чувствовала ввиду усталости, равно как и ноги. Раздражающее состояние, только усугубляющееся постоянным дерганьем оборотня... На что он надеялся? На неведомого зрителя или на то, что энтузиазм и трепыхание пройдут сквозь любую преграду?

Замыкающим в их компании был здоровенный детина в военной форме. Ррухи видела его в охране Максимилиана, и это крайне озадачивало. Детина тоже крайне недовольно косился на очередное дерганье Горра, но больше ничем себя не проявлял, хотя вполне мог.

Машина остановилась. Горр в очередной раз замычал, дернув головой. Напрягся. Ррухи лишь печально вздохнула и поймала на себе сосредоточенный взгляд Рубина. Поежилась, понимая, что адепт тупо отхлопывает ресницами какой-то ритм...

Не ритм... Шифр...

Голова взорвалась от боли, и девушка невольно зажмурилась, чувствуя, как на лбу выступает пот. Ей казалось, что близняшки обняли ее и шепчут в оба уха странные вещи. Их знания разворачивались внутри необъятными блоками информации, поглощая сознание и внимание на корню... Она не видела, как хмурился маг, наблюдая за ней, и уж точно не могла прочесть его мысли.

— Открывай машину, — тем временем послышалось за окном, а дальше мир перевернулся ... Дно оказалось где-то сверху. Горр взвыл, что-то лязгнуло, и его увеличившаяся пасть прогрызла мешок изнутри. Выплюнув остатки кляпа, он ощерился странной, мало напоминающей волчью, мордой...

Рубин, в свою очередь, вдавил обе пятки связанных вместе ног в лицо соглядатая. Брызнула кровь. Горр сам упал на него сверху и вгрызся в его тело зубами, без труда разрывая чужую плоть. Ррухи невольно забилась в угол, наблюдая за двумя парнями.

Было страшно. Жёлтый камень на морде Горра полыхал. Такой же, но только красный, горел в спине Рубина. Чешуя пробивалась сквозь их кожу, обрамляя золотые завитки печатей, прорываясь шипами из позвонков и суставов…

На что ее подписал Староста?

Мысли текли, голова болела... Парни пытались освободить друг друга, припадая острыми зубами к связанным конечностям. Маг валялся мертвой тушей, заливая оказавшийся снизу потолок кровью. Машину опять качнуло, переворачивая в очередной раз...

Ррухи сжалась, а после почувствовала, как полыхнула ее собственная обожжённая рука. Веревка, вспыхнув, лопнула. А девушка этого даже не почуствовала.

— Сдохнет… — процедил Рубин, рассматривая начавшую трансформироваться Ррухи. Рука ее покрылась черной чешуей, все еще продолжая сочиться лимфой. Прорвавшийся на локте костяной нарост окрасился кровью разодранной кожи.

Горр хмурился, начиная припоминать ее первую реакцию на его амулет. Тогда ему казалось, что причина в ней самой, а не в его амулете. Как же он был не прав. Все произошедшее перевернулось с ног на голову.

— Выживет, — уверенно возразил он и коснулся измененной золотистой рукой ее исказившегося лица. — Где болит?

Его умение лечить теперь было весьма кстати.

— Лучше спроси, кто ей артефакт дал, — процедил Рубин. Из его рта неожиданно вырвался раздвоенный язык, пробуя воздух на вкус. Вокруг доносились звуки боя, и машину опять качнуло. Упершись руками в стенки салона, адепт начал выбивать ногой дно…

* * *

В какой миг все изменилось?

Кирин не мог сказать, была ли то слаженная реакция прибывшей группы реагирования на челе с командиром, или же причиной стал сержант?

А может, причиной стала собственная невинная просьба?

Жахнуло одновременно и со всех сторон. Часть машин прорвалась и скрылась в ближайшей пространственной печати телепорта. Вторая часть, попав под удар со всех сторон, разметалась во все стороны, словно бумажные шарики.

Земля дыбилась. Каменные големы, оседланные странными хитиновыми существами, поднимались один за другим, словно ожившие солдатики из игрушечного набора. Круг замкнулся, и вырваться из него было все равно что вылезти из глубокого котла, который забрасывают горящими спичками, с той лишь разницей, что големы создавать огонь не могли и вместо этого орудовали массивными глыбами, которые без стеснения поднимали и бросали.

Увернуться от куска горы не так-то и просто, и даже если создать среднестатистический щит — он не поможет. Впрочем, Хинеус Кирин никогда не создавал среднестатистические заклинания. Да и прекрасно разбирался в частотах, нужных для того или иного эффекта.

Кирин выл, второй раз за эти сутки. Распростертые в разные стороны руки удерживали огромный защитный барьер, светящийся в ночной темноте чуть голубоватым светом. Кусок десятиметровой глыбы, вовремя остановленный и нависшей над головой, с шуршанием сполз наземь. Второй так и остался висеть наверху. По-хорошему, его надо было бы оттолкнуть, но сменить октаву не получалось. Глотку, не привыкшую работать без распевки, саднило. Рядом под аналогичной глыбой была расплющена пара человек, очень явственно демонстрируя цену ошибки.
Камень продолжал висеть, и этот факт заставлял терпеть. Дело Хранителя — щиты а не атака, остальное за Раздорцами. Последних в их компании было много: целая группа реагирования и десяток человек под началом сержанта. Техники не считались. Одновременный ветряной залп Раздорцев пошатнул нависшую каменюку, и она все же скользнула вниз.

Инженеры, не обращая ни на кого внимания, натянули респираторы и слаженно перенастраивали маяки внутри Зоны препятствий, готовя их для переустановки на новой границе раздавшегося вширь барьера.

Их бойня не касалась и не интересовала, что выводило ум начальника дворцовой охраны на новые уровни замешательства.

Голос Хинеуса начал дрожать, а барьер — истончаться.

— Приготовься, вздох! — гаркнул командир.

Кирин наконец умолк и вздохнул полной грудью. Бойцы активно нападали, но на рожон не лезли. Их защита без Хранителя не работала. Големы ревели, медленно теряя в массе, забрасывая камнями, которые вырывали из своих же грубо собранных тел.

В последний раз вздохнув полной грудью, Хинеус опять набрал полную грудь воздуха и выдал тонкий, почти комариный писк.

Белоснежный щит раскрылся над ним цветком, а потом упал покрывалом на каждого дайкирийца, окутывая коконом.

— Маяки готовы! — крикнул кто-то из инженеров. Проделанный ранее вход раздался вширь, дыхнул смердящей утробой. А вместе с вонью из его нутра хлынул целый рой панцирных крылатых фей пятого уровня трансформации...

Словно издеваясь, из одной из перевёрнутых машин вылетело дно, и наружу вылезла потрепанная тройка частично трансформированных мальцов, сияя магическими камнями. Татуировка на плече Хинеуса опять обожгла, отчего барьеры, удерживаемые Кирином, дрогнули.

Феи, больше похожие на исполинских богомолов, атаковали, а потом начали вспыхивать одна за другой, словно обожжённые огнем мотыльки.

* * *

— Эй... Влад... — голос Самсона пробирался сквозь вой песни необъяснимым шепотом. — Очнись...

Влад хмурился. Чудилось или нет, но голос требовал вещей, которых делать не хотелось.

— Отстань, — прошептал он. Понимание, что он больше не стонет и не поглощён болью, ещё не пришло. Взгляд выхватывал подвешенные за руки тела, кровавые обожженные росчерки на поверхности чужой кожи, тяжело вздымающиеся грудные клетки... О каждом и о каждой он мог что-то да сказать. Сплошь были знакомые лица с отпечатком безысходности, и от их вида хотелось сдохнуть. Безнадежно испорченный источник переливался черным и красным, погружая зал в удушливую воющую тьму и уродливость процесса.

— Влад... — Самсон на самом деле кричал сквозь гул и вой, сквозь подымающееся из центра силовое торнадо и безжалостные порывы ветра. — Влад!!! Найди Кирин!

Найти Кирин?

А сможет ли? Благо, руки для этого не требовались. Последние безжалостно ныли от неудобной позы.

Адепт зажмурился и прошептал заклинание, представляя ее лицо... Словно издеваясь, перед глазами выворачивалась сцена в палате: ее скованное льдом тело и бедра, обтянутые черным кружевом...

Самсон с его влиянием порой раздражали... Особенно в такие моменты. Он отчаянно попытался мысленно повернуть Хадису к себе лицом...

— Влад... Быстрее!!!

* * *

Вода лилась по плечам, потом порхала кисть. Прикосновения будоражили. Но как бы она ни старалась — ни отреагировать движением, ни сфокусировать взгляд не могла. Вода утекла, а кисть, сделав последний влажный росчерк, — исчезла. В тесном мире ощущений появился ещё кто-то...

Кожа... Слово вспыхнуло в сознании Хадисы ярким росчерком, сигнализируя о прикосновении. Едва ощутимое касание к щеке заставило отреагировать и попытаться рассмотреть. Ее поддетый расплывчатыми бликами взгляд не выхватывал ничего, кроме неясного силуэта. Ладонь скользнула ниже, очерчивая скулу, шею, ключицу. Осторожно, почти не касаясь, теплые пальцы очертили ее грудь, ощутимо сжали ребра, двигаясь ниже, к талии, и упираясь меж бедер горячей плотью. Она попыталась отстраниться, но непослушное тело двигалось слишком лениво, скорее распаляя незнакомца, нежели отпугивая его.

«Открой глаза», — шептал чужой едва уловимый голос. Самсонов... Слегка тревожный и отдаленный, словно смазанный расстоянием.

— Не противься, — совсем тихо прошептали на ухо прерывающимися тишиной звуками. — Отдай себя.

Яркие образы хлынули в сознание потоком. Казалось, она снова внутри Линн, поддающаяся напору и неуемному желанию.

Чудился Самсон. Теплые губы, целующие с легкой улыбкой, татуировка на правом боку под ребром... Такая, которую она увидела впервые в палате... Ее грани мерцали и притягивали взгляд... Но как она ни пыталась — не могла коснуться. Вот она видит, а вот ее и нет...

Горячая плоть дразня скользила меж ее зажатых бедер, напрашиваясь на закономерные реакции... Свет ослеплял, смазывая неясные тени и блики, оставляя для осознания лишь присущую прикосновениям чувственность. Мысли таяли, а мир переворачивался, становясь металлически влажным и твердым, сужался до скольжения обнаженной кожи и густого запаха мужского возбуждения.

Ее же собственное тело молчало, словно покрытое коркой льда. Ласка не получала отклика, и это заставляло думать... Мысли стали четче, а неясные блики начали очерчиваться во вполне понятные вещи. Яркий огонек в чужом теле пульсировал. Запрятанный в странную костяную клетку, он вытягивал ее сжавшуюся в испуге сущность, словно черная дыра.

Потянулась, чтобы потрогать, прорываясь сквозь упругую преграду, выламывая толстые прутья. Огонек вспыхнул, а потом сжался, неожиданно тускнея.

«Хадиса, открой глаза...»

Послушалась... Взгляд выхватил черную маску с ужасным кричащим лицом, измазанное кровью тело, собственное запястье, погруженное в это тело. Казавшимся ярким «огонек» испуганно бился в руке, неистово пульсируя, захлебываясь от ритма и агонии...

Воспоминания нахлынули разом. Ветер неистово трепал ее длинные влажные волосы. Собственная сила полыхнула по коже. Взгляд скользнул по телам, висящим вокруг нее, выхватывая знакомые лица послушниц, адептов… Самсон смотрел на нее слишком внимательно и довольно улыбался… Влад, наоборот, хмурился, из последних сил удерживая манипулирующее заклинание. Рука Хадисы, подчиняясь его воле, дернулась назад, вытягивая за собой чужое сердце.

Песнь захлебнулась, шар над головой продолжал искрить черным, пробиваясь красными разрядами. Надменное выражение сползло с лица Репетитора.

Что-то пошло не по плану.

Он обернулся и понял, что жрецы начали оглядываться… Новая звонкая песнь оглушала. Стройные девичьи голоса, низкий басовитый гул... Корни врывались в зал изо всех трех ходов, доступных из Академии.

Ананьев без особого удовольствия поднялся на ноги. Энергетические лучи, прошившие его насквозь, лопнули, словно натянутые струны, оставляя после себя лишь прожжённые насквозь раны. Тьма уже пробиралась изнутри, вытягивая тонкие щупальца и сплетая на их месте черные латки. Раздорец, пошатываясь, прошел в противоположный конец зала. Фыркнул, всматриваясь в абсолютно безучастное лицо Звездунова, и обошел его. Пожеванный кляп валялся рядышком, правда, Хранитель этого, судя по всему, даже не заметил.

Анонис сорвал ошметки сорочки с его спины, внимательно рассмотрел татуировку, а потом прочел заклинание, выведенное на нем. Его руки почернели, потом стали бесплотными, словно сотканными из черного дыма.

— Безвольная дрянь... — прошептал Кнут, погружая свои черные неосязаемые руки в его спину. Звездунов заорал. Татуировка вспыхнула. Белый свет ударил по глазам. А в следующий миг Ананьев вытащил наружу светящийся сгусток, за которым из тела Хранителя потянулись тяжелые энергетические цепи.

Глава 65

Глава 65
Вихрь в центре зала нарастал, скрывая Хадису Кирин, склонившуюся над мертвым телом ее пожирателя. Репетитора отбросило из круга. Лучи познавшего смерть Источника рассекали все вокруг, обжигая…

В руках Анониса Ананьева, словно звезда, сияла память Хранителя. Октопус Звездунов на ее частичное отсутствие все еще не реагировал, что откровенно раздражало Раздорца.

За спиной пробежала Линн, размахивая металлической штуковиной, выбивая ею чужие зубы и глаза. За ней тянулась толпа немагов, орудуя своими амагическими приборами.

Корни и ветви хлестали по обессиленным ритуалом жрецам, обвивали и ломали их, словно кукол, превращая в сплошное месиво, и медленно оплетали зал живым дышащим деревянным коконом. Некоторые тянулись к вихрю, в котором застряла Кирин, или Источнику, но их сразу разрывало на щепки. Щепки на скорости вонзались в кожу, дополняя бушующий вокруг Хаос новыми штрихами.

Ананьев не реагировал на творящийся вокруг бедлам: он слишком устал, и кости откровенно побаливали. Его отросшие волосы трепало, на коже проступила чешуя, защищая от щепок и обжигающих лучей Источника.

Сгусток в его руках начал менять форму и вскоре очертился белоснежными гранями книги. Белые цепи натянулись. Октопус, все еще распятый энергетическими лучами Источника, захрипел, вскидываясь в немом крике. Миг — и его глаза закатились, голова тяжело упала подбородком на грудь. Опустив на его затылок книгу, Ананьев обслюнявил палец, отчего черная бесплотная поверхность затянулась обычной кожей, и открыл энергетический фолиант.

Кодекс послушно шелестел страницами под его пальцами.

— Ненавижу выполнять чужую работу, — вздохнул Раздорец, находя нужную песнь. Дыхание Звездунова сменилось, затылок дернулся. Похоже, Хранитель начал приходить в себя. Склонившись над ухом начавшего дрожать Октопуса, Ананьев прошептал:

— Ну что, куколка, запоем?

Звездунов слабо повел головой. В скосившем в сторону глазе наконец промелькнуло сознание.

— Горло саднит? Бедолага… Столько часов такие толстые вещи в зубах мусолить... — продолжал подначивать Анонис, цедя слова с откровенной изощренностью. Световой луч скользнул по лицу Звездунова, оставляя за собою жженый росчерк. Тот лишь слегка вздрогнул, на миг прикрыв глаза.

— Иди жрать кактус... — прохрипел он, окончательно очнувшись.

— Это такое особое хранительское пожелание, как трахнуть ежа? Откровенно говоря, удовольствия мало что в первом, что во втором случае.

Лучи, державшие тело Звездунова недвижимым, наконец лопнули, отпуская его в свободное падение. Упасть — не упал, но раком встал хорошо. Ананьев оценил и упёрся пяткой ему в копчик, выводя Хранителя на новый уровень охренения.

— Не торопись, Звезда, боюсь, для хранительских примочек мерзость не сгодится.

Звездунов вскочил как ужаленный. Книга, вытащенная из его тела, продолжала мерцать в руках Раздорца. Белые цепи, соединяющие ее с Хранителем, провисли и истончились.

Ананьев при всем сказанном оставался предельно сосредоточен.

— Я, между прочим, твою репутацию сейчас спасаю…

— Чистого порыва души достаточно... — сдавшись, выдохнул Октопус, а после накрыл руку Анониса своей. Его ладонь вспыхнула белым, переплетаясь с черными крепкими пальцами Кнута.

Разнонаправленная энергия диссонировала, но тем не менее сплеталась воедино, словно дикая поросль вьюнка.

Тело Репетитора коробило, как и многих подконтрольных ему же жрецов. Их плоть трансформировалась, обнажая хитиновое нутро. Вихрь в центре зала нарастал, поднимая с пола кровь, подобно морскому смерчу.

— Линн!!! — вскричал Самсон. — Не дайте им трансформироваться!

Песнь Ананьева оглушила фальшивыми нотами. От Раздорца другого и не ожидалось. Под ногами вспыхнула алая печать. Энергетические страницы Кодекса перелистывались одна за другой, дополняя происходящее светопреставлением на лицах обоих мужчин. Вихрь вытягивался вверх. Источник, наоборот, сжимался, плотнея и треская, втягивая свои жалящие лучи обратно.

Звездунов, отдавая остатки того белого, что в нем оставалось, чувствовал, как растет внутри тьма, и напряженно следил за происходящим.

Адептка Линн, прорываясь вперед, оседлала один из хранительских корней, и ее на полной скорости понесло к оставшимся фейским тварям. Корни и ветви под их ударами рассыпались пеплом, успевшие развоплотиться послушники, словно послушные куклы, оборачивались против своих.

Репетитор хохотал, чувствуя всеобщую беспомощность.

— Все уже предрешено! — вскричал он. Вихрь за его спиной наконец достиг Источника, и тот вконец застыл, превратившись в гладкий шар.

Несшуюся к нему Линн на корне бывший жрец воспринял как очередное недоразумение. Корень под ногами девушки вспыхнул. Успев подпрыгнуть, она, совершив сальто, увернулась от энергетического заряда и приземлилась перед Репетитором.

Гвоздь вдолбился аккурат в лоб, запечатывая радостное предвкушающее выражение на его лице как окончательную предсмертную маску. Нож, наспех выточенный из напильника, резко прошелся по толстой шее, почти идеально копируя смертельную рану Велены и пуская нечеловеческую желтоватую кровь.

— В Преисподней поржешь, сука, — с чувством прошептала Линн, отталкивая погрузневшее тело ногой, аккурат в центр малого ритуального круга.

Ананьев продолжал петь. Алая печать под его ногами росла, распространяясь по залу, и наконец охватила каждое мертвое нечеловеческое тело, испепеляя до последней энергетической структуры.

Шар, в который схлопнулся Источник, прочертили силовые завитки заклинания. Плотная поверхность треснула и начала соскальзывать со все еще трепыхающегося энергетического нутра.

Последний жрец пал. Корни и ветви начали оборачиваться в людей.

Вихрь оседал, освобождая из своего плена Хадису. Полностью обнаженная девушка, испачканная кровью, сидела на коленях возле несостоявшегося пожирателя и все еще держала в своих руках его сердце. В груди ее жертвы черной проломленной дырой зияла рана. Маска Многоликого была сдвинута с искаженного мертвого лица Максимилиана Дрейка.

Повисшая всеобщая тишина оглушила. Рука, в которой Линн все еще держала гвоздемет, опустилась, а пальцы разжались, отпуская оружие. Звук падения разнесся гулким эхом по черным альковам.

Ананьев молча захлопнул энергетическую копию Кодекса. Звездунов сполз на пол, уже не чувствуя, как призрачные цепи втягиваются назад в тело, а отобранная Раздорцем память возвращается на законное место в его голове.

Развернувшись к повисшему на цепях Самсону, Линн быстро его освободила и потянула за собой.

— Дай мне упасть, Линн... — тихо прошептал он.

— Позже упадешь, я хочу трахаться, — зло процедила она и грозно посмотрела на него. — Или ты против?

Виртуозов тяжело покачал головой: хочет трахаться — пусть трахается, любой другой экзекуции сейчас он точно не выдержит.

— Что-то я не вижу энтузиазма... — грозно прошептала она, щурясь.

— Линн, сжалься над ним, дай хоть поспать, — вклинился Влад, которого уже успели освободить.

— А ты не лезь, иначе третьим будешь.

— Кажется, его это не испугает, — заметила одна из послушниц, потирая освободившиеся руки.

И по залу прокатился тихий, уставший, поддетый нервами студенческий смех. Это уже позже в одном из альковов найдут тело Веленки, и Камилла прольет немало горьких слез на плечах Влада, а потом бросит его в очередной раз.

Смешно было не всем. Смерть блуждала в глазах и Звезды и Кнута. Хадиса, все еще держащая в руках мертвое сердце Его Высочества, без каких-либо эмоций на лице вложила его назад в рану и прикрыла маской его лицо.

Источник, обычно хранящий равновесие, теперь был перенасыщен смертью и ставил под вопрос возможность проводить здесь целительские или хранительские ритуалы.

Да и кому проводить? Октопус чувствовал, как почернело его нутро. Как темнота добралась до каждого светлого зерна, что в нем было. Жреческие качества, которые всегда претили.

Красная птица залетела внутрь и сделала круг над головами. Линн вскинула руку, и та уверенно села, впиваясь острыми когтями в ее плоть. Следом в зал уже спешили очухавшиеся студенты медицинского, слаженной гурьбой перли бойцы в спецовках Службы Безопасности.

— Как всегда тормозят, — хмыкнул Ананьев, наблюдая разворачивающееся перед глазами действие.

Мелькнул начальник дворцовой службы охраны, поспешно накинувший на сестру потрепанный пиджак, а после склонившийся над трупом Максимилиана.

— Когда все утрясется — проведешь ритуал, — тихо прошептал Октопус Кнуту. Взгляд его был непривычно тяжелым. Отделившийся от отряда человек с перебинтованной рукой уже направлялся в их сторону, явно намереваясь задавать вопросы.

— Какой? — Анонис и сам смотрел в сторону надвигающегося командира.

— Подключишь Источник к моему энерготоку, может, удастся хоть немного уравновесить его.

— Он выпотрошит тебя, — заметил Ананьев, ничуть не сомневаясь ни в этом, ни в том, что поможет ему с задумкой лично. — И на порядок приблизит к черной колыбели.

Он наконец взглянул на Хранителя.

— Пусть, — прошептал Звездунов. — Не выпотрошит Источник — выпотрошит очередная служба…

Представитель той самой очередной службы наконец подошел и представился, протягивая руку для пожатия. Судя по потрепанному виду, досталось сегодня не только Академии.

* * *

Солнце медленно поднималось, окрашивая воскресное небо теплым розовым цветом.

Краски прошедшей ночи смазались в памяти, оставляя за собой только вопросы. Сплошные «почему» множились, и вишенкой на торте было имя Максимилиана Дрейка, которому случайно вырвала сердце Хадиса Кирин.

А случайно ли?

Девушка не призналась, что ее рукой управлял Влад Мухотряскин, посчитав, что если он захочет — скажет сам. А считанная с нее память отображала больше визуальной, нежели мысленной информации. На большее Хинеус Кирин не дал добра, самозабвенно используя все доступные ему рычаги и право куратора, коим являлся для своей сестры.

Усиленной работой факультета хранителей семейного очага Эвересте вернули некое человеческое подобие, и она, после неприятной процедуры считывания памяти, сидела в репетиторском кабинете и отстраненно скользила взглядом по сохранившейся здесь роскоши… В ее собственном же кабинете в ковровую дорожку были втоптаны ошметки мозгов Диндинуса, что делало пребывание там слегка неприятным.

Голопроектор и две коробки маг-кристаллов так и не нашли. Забрали ли их нападавшие, или спрятал кто-то из своих — оставалось загадкой. Память Эвересты Борин сильно пострадала из-за трансформации, и по этому поводу она молчала. Женщина не помнила ни как выжила, ни как стала птицей. Единственное, чем она могла порадовать наполнивших Академию следователей, — так это безобразной учебной неделей, полной всевозможных казусов и претящих учебному процессу действий. Несмотря на это, даже следователи отметили, что каждый спорный момент бардака в ее памяти ознаменовался слаженной работой отгулявших в этом бардаке студентов. А потому будущее пополнение в государственные службы вселяло в равной степени как светлую надежду, так и сильные опасения.

Особой проблемой стала пропажа целого склада экспериментальных артефактов, создаваемых под началом мастера Кризопраза Волосянова. Подвалы, в которых находилось сердце системы безопасности, были безжалостно выпотрошены и вывезены вместе со студентами и самим Кризопразом. Часть из них у фей отбили на границе Зоны препятствий, часть упустили. Массовое похищение было делом государственной важности. Однако оставался вопрос: «А с какой целью?» Очень сильно тянуло терроризмом. А раз так, вскоре выдвинут и требования… Или не выдвинут, если цель исключительно ритуальная…

— Будем надеяться на лучший исход, — прокомментировал произошедшее Хинеус Кирин. Они расположились в кабинете Репетитора: сержант, командир, ректор и два декана. Места хватило всем, так что сидели, обсуждали и связывали произошедшее воедино.

Получалось спорно.

Пока службы бросили все свои силы на решение проблемы с нетопырями, а ВАДИМ развязывала непривычные задачи, такие как покушения, наркота и коконы с прорванными барьерами — преступник спокойно вершил свои дела под самым носом, действуя абсолютно открыто и прикрываясь государственными корочками.

Особо изощренным оказался ход с журналистом. Ведь именно опусы «Столичного вестника» и стали основным тормозом в действиях государственной машины, из-за чего Служба координирования подвисла, не успевая обработать все запросы сразу.

Чего уж говорить об Академии, которая бросила все свои силы на поимку «писателя». Особой темой стал и план поимки, утвержденный Главным репетитором, который, как оказалось, тоже ушел в массы для «почитать и потешиться». Теперь Ученый совет Дайкирии ждали встряска и полное преобразование. Императорская подпись, между делом, с документа исчезла, хотя и осталась в памяти не только Борин, но и преподавательского состава.

На этом понятные вещи в этом сложном деле заканчивались.

Как ни странно, свои соображения первым внес Ананьев, крутя в пальцах медальон, одолженный у Трахтенберга. Вещицу стоило вернуть ее владельцу, о чем вполне категорично намекнул Хинеус Кирин, запретив Раздорцу экспериментировать с чужими артефактами и лепить их «кому-либо» и «куда хочется». Идея с «куда хочется» была интересной, но Кирин был прав — ломать вещицу Его Высочества Рубина было слегка не с руки.

— Основное исполнительное лицо у нас — Репетитор… — начал Анонис, внимательно смотря на Кирина. — Он утвердил перевод девочек. Он же просил содействовать правильному пробуждению сущности, предоставил соответствующие препараты, гасящие резонанс между вашей сестрой и Виртуозовым.

Хинеус слушал молча, раскладывая каждую фразу по полочкам в своей голове.

— Он же инициировал проверку наркотического вещества, по которому у меня готов целый отчет.

— Вас это не удивило — проверять наркотик? — наконец поинтересовался Командир, имя которого Ананьев благополучно забыл, сразу после знакомства.

— Ученый совет часто перенаправляет всевозможные вещи на исследование в полевых условиях, — прошептала Эвереста Борин. — В договоре каждого студента этот момент прописан. Так сложилось исторически и всех устраивало. Причина тривиальна. Близость Источника и как следствие — высокие магические потенциалы, высокая живучесть обьектов испытаний, а при наличии мощного медицинского факультета — стопроцентная выживаемость. Количество и разнообразность разумных видов вполне раскрывает исследуемые вопросы в полной мере и позволяет составить алгоритмы действий.

Не сказать, что ей удалось обелить Ананьева, или что ей самой был приятен факт его пособничества преступнику… Но после драки кулаками не машут. Никто и не ожидал такого поворота.

— Кстати, о Первом репетиторе, — взял слово Командир, хмуря свои черные брови. Чем-то он напоминал Эвересте Диндинуса своими правильными чертами лица, но она поспешно прогнала от себя эту мысль. — Последний, как оказалось, уже полторы недели как мертв. А то, что так красиво пристрелила адептка Линн из гвоздемета, — человеком вообще трудно назвать…

— То, что пристрелила адептка Линн, — прошептал Октопус порядком севшим голосом, — было разумным насекомым. Проще говоря, феей… Вместе с Хадисой Кирин этих особей на факультет поступило целых две, и в первый же вечер они свалились от запрещенной в Академии медитации. Последнюю ради них разрешил все тот же Репетитор…

Феями оказалась большая часть жрецов, ведущих ритуал, хотя и остальных сущностей среди них было предостаточно. Феями были нападавшие возле Аномалии… Феей оказался каждый труп с завязанным на лице платком…

Наличие такого количества непохожих друг на друга фей не объясняло двух вещей: каким образом в центре ритуала оказался погибший Максимилиан Дрейк.

@темы: Кодекс Хранителя

---

Я написала )))
я написала Эпилог!!!
Только что отправила Бете )))

@темы: Кодекс Хранителя

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я приступаю к финальной главе и эпилогу!!!!
Ура!
Вторая законченная макси в моей жизнии )))))))))))))
Короли, посунтесь, рядом с вами теперь встанет "Кодекс Хранителя"

@темы: космос с нами